Фаина раневская всю жизнь жалела, что не стала матерью. Дорогая моя павла лоентьевна вульф Сколько колких и остроумных фраз осталось после её ролей

Дорогая моя Павла Лоентьевна Вульф

Дорогая моя Павла Лоентьевна Вульф

Даже если бы я ни слова не написала обо всех остальных, о Павле Леонтьевне нужно написать.

Без нее не было бы меня, не просто актрисы Фаины Раневской, а меня, Фани Фельдман, тоже не было бы.

Уйдя из родительского дома, где была одинока, я в самое трудное время – начало Гражданской войны – оказалась в Ростове-на-Дону без средств к существованию, не считать же заработком массовку в цирке, который не сегодня завтра закроют.

То, что я увидела в местном театре Павлу Леонтьевну в роли Лизы Калитиной, – судьба. Я уже видела ее в этой роли, но тогда еще была несмышленой девчонкой, а теперь уже попыталась играть сама…

Понимаете, посреди разрухи, разрухи еще не физической, но уже нравственной, когда никто не знал, что будет завтра, как жить дальше, я вдруг увидела настоящее искусство, настоящую Лизу Калитину. Дело не в том, что она напомнила мне довоенную сытую и спокойную жизнь, нет, напомнила, что не все в этом мире потеряно, что есть что-то, что устоит. Есть правда чувств, правда искусства.

Не будь этой встречи, я просто оказалась бы на улице. В театр меня брать никто не собирался, на юге России и без меня хватало неприкаянных актеров уже с опытом и наработанными ролями.

Но главное – я бы не встретила женщину, на всю жизнь заменившую мне мать!

Я понимаю, что Ирина всегда ревновала меня, было к чему, но мы слишком много времени проводили с Павлой Леонтьевной вместе на сцене и за кулисами, слишком много репетировали потом дома, чтобы я не стала ее названой дочерью.

Павла Леонтьевна была дворянкой по происхождению и до мозга костей. Достаточно посмотреть на ее изумительное лицо, чтобы понять, что она благородство впитала в себя с молоком матери, но, что самое важное, его не растеряла. А уж ухабов на ее жизненном пути не просто хватало, их было с избытком.

В восемнадцать лет на сцене Александринского театра Павла Леонтьевна увидела Веру Комиссаржевскую. Это решило все в ее судьбе.

Вернувшись в свой Псков, она уже ни о чем думать не могла. Написала Комиссаржевской письмо, умоляя помочь стать актрисой.

Как похоже и не похоже на меня!

Я тоже готова была на все ради театра, но если родители Павлы Леонтьевны не возражали против ее стремления, то мои…

Комиссаржевская пригласила восторженную девушку учиться и посоветовала поступить в драматическую школу, а потом перейти на драматические курсы к Давыдову.

Вера Федоровна Комиссаржевская готова была помочь Павле Вульф, а та помогла мне. А вот я не такая, у меня ни за что не хватило бы сил и терпения возиться с кем-то, если мне пишут: «Помогите стать актрисой», я отвечаю: «Бог поможет».

Говорят, талантам надо помогать, бездарность пробьется сама. Возможно, но почему бы и таланту не пробиться?

Давыдов видел в Вульф повторение Комиссаржевской, а потому посоветовал ей ехать в Москву к Станиславскому, чтобы поступить в Художественный театр. Не приняли, почему, Павла Леонтьевна никогда не рассказывала, что-то там не срослось.

Она уехала в Нижний Новгород работать в провинциальных театрах.

Иногда я думала, что было бы, окажись Павла Леонтьевна с ее редкостным даром в Казани, как оказался Качалов? Как все же много зависит от первых режиссеров и антрепренеров! Не встретился ей на пути второй Михаил Матвеевич Бородай, который заметил и высоко поднял Качалова. Так высоко, что в Москве увидели.

Не повезло Павле Леонтьевне, зато повезло мне.

Судьба швыряла ее в самые разные города Российской империи, Вульф прославилась как «Комиссаржевская провинции», что дорогого стоит.

Сама Павла Леонтьевна о работе провинциальных театров рассказывала с ужасом, вспоминая о едва ли ни ежедневных премьерах, отсутствии репетиций, игре по подсказке суфлера и вообще халтуре, цветшей махровым цветом на множестве провинциальных сцен.

Конечно, бывали и весьма достойные труппы, актеры и режиссеры, но все они при малейшей возможности норовили выбраться в Москву или Петербург.

Почему талантливейшей Павле Леонтьевне не нашлось места в столице, непонятно. Но в 1918 году она оказалась в том самом Ростове-на-Дону, где подвизалась в цирковой массовке и рыжая дылда Фаина Фельдман. Фактически безродная, неприкаянная, бездомная и безденежная, но страстно желающая стать настоящей актрисой.

Только вот никакой грации, хотя гибкость была, в цирке без этого даже массовке нельзя. Длиннорукая, неуклюжая, заикающаяся от волнения. Полный набор всяких «нельзя».

Что увидела во мне Вульф, помимо страстного желания играть? Не знаю, но предложила сделать отрывок из «Романа» Шелтона и показать.

Я вылезла из шкуры, чтобы выполнить задание. Это было нетрудно, потому что единственный на весь Ростов итальянец, к которому я отправилась учиться итальянским манерам, содрал с меня все деньги, которые имелись. Было бы больше, взял бы больше. Жесты показал, некоторым словам обучил.

Павле Леонтьевне понравилось. Боюсь, не столько то, что получилось, сколько страсть в моих глазах не столько из-за итальянского налета, сколько от голода.

Она взяла меня к себе не просто ученицей – приняла в семью. А семья эта состояла из нее, Ирины и Таты, нашего ангела-хранителя в быту и доброго гения по совместительству.

Прекрасное средство от зубной боли – большая кнопка сначала на стуле, а потом в заднице. Если вопьется – о зубе забудешь, хотя бы на время. Если уж и это не помогает, надо идти к врачу.

Это еще называется «клин клином вышибать». К чему я это? К тому, что наступила жизнь, когда все остальные проблемы, кроме обыкновенного выживания, должны были быть на время забыты. Голод, разруха, тиф, бесконечный переход власти от одних к другим, когда утром не знали, какая власть будет к обеду, а ложась спать – при какой проснемся.

Кнопка в стуле оказалась таких размеров, что можно бы забыть не только о зубной боли, но и о том, что зубы есть вообще.

Возвращаться в Москву нечего и думать, поезда не просто грабили, их уничтожали. Решено ехать в Крым, там слабой здоровьем Ирине будет легче, там теплей и всем легче прокормиться.

В Крыму не просто легче не стало, хотя работа в симферопольском театре нашлась даже для меня, там и царила та самая разруха и смена власти. Хлебнули горя сполна. Самой мне не выжить бы.

Но удивительно не то, что Павла Леонтьевна помогала пришлой девушке, а то, что даже в такое время и в такой ситуации она сумела сохранить уровень игры и требований к себе и ко мне. Вульф и на сцене голодного Симферополя перед любой публикой играла так, словно это сцена императорского театра, словно на нее смотрит сама Комиссаржевская.

Как она сумела ничего не растерять ни за время вынужденных скитаний по городам и весям предреволюционной России, ни потом, во время революции и Гражданской войны, – удивительно. Сумела сама и привила это мне. На всю жизнь привила!

Прошло очень много лет, давно нет в живых Павлы Леонтьевны, а я все равно каждую роль, каждую реплику, каждый жест равняю по тем самым ее требованиям, как она всю жизнь равнялась по Комиссаржевской.

Мы сумели выжить в разоренном голодном Крыму, не заболеть тифом, не погибнуть от голода, не скурвиться, не осатанеть. А я сумела стать актрисой.

И по сей день мне очень трудно наблюдать, как небрежно пользуются жестами, как неряшливо произносят слова, как, не вдумываясь, играют свои роли молодые, наученные мастерами актеры. Конечно, после Вульф у меня были Алиса Коонен и Таиров, но основы заложила именно Павла Леонтьевна. Ее я считаю своей учительницей и наставницей на всю жизнь.

Мы много колесили по охваченной голодом уже Стране Советов, меняя город за городом, театр за театром просто потому, что нужно было на что-то жить, а значит, где-то играть.

Потом умница Ирина поступила к Станиславскому в его студию, нам с Павлой Леонтьевной стало завидно, и мы отправились следом. Конечно, Тата с нами.

Думаю, Тата не слишком любила меня все годы, что знала, ее любимицей была Ира, а я казалась нагрузкой, причем тяжеленной. Возможно, такой и была, но куда же мне в одиночку?

Мы неправильно живем: либо сожалеем о том, что уже было, либо ужасаемся тому, что будет. А настоящее в это время проносится мимо, как курьерский поезд.

Не слишком спеша вскочить на подножку этого самого курьерского поезда, Павла Леонтьевна сумела сохранить достоинство и порядочность в высших их проявлениях.

Позже в Москве, рассорившись с руководством Театра Красной Армии, я осталась одна и снова на улице (из общежития пришлось съехать), меня снова приютила в своем доме Вульф. Я была достаточно взрослой, если не сказать в возрасте, но без них с Ирой чувствовала себя неприкаянной и страшно одинокой.

Важно не столько получить помощь, сколько знать, что ты ее непременно получишь. Я всегда знала, что получу если не помощь, то хотя бы поддержку этой удивительной женщины.

Павла Леонтьевна перестала играть в 38-м, болезнь больше не позволяла делать это в полную силу, а вполсилы она не умела. Оставалась преподавательская деятельность. Помог Завадский, он сам с 40-го года преподавал в ГИТИСе.

В конце жизни Павла Леонтьевна жаловалась на все подряд, капризничала, привередничала. Казалось, всю жизнь терпеливо сносившая любые невзгоды, она сберегла свои жалобы на последние дни.

Павлу Леонтьевну не понимал никто, кроме меня, дело в том, что она хотела… назад в девятнадцатый век! Сама Вульф прожила в том веке двадцать два года, этого достаточно, чтобы почувствовать вкус и разницу, она обожала Серебряный век…

Павла Леонтьевна умерла в июне 1961 года. Это была для меня настоящая потеря, я осталась сиротой.

Последними ее словами, обращенными ко мне, было:

– Прости, что я воспитала тебя порядочным человеком.

Какой ужас! Исключительно порядочный человек просил прощения за то, что прививал порядочность!

Она не смогла исправить мой очень нелегкий характер, научить меня сдерживаться, не говорить что попало, не кричать, быть терпимой и интеллигентной. Павлу Леонтьевну убивали мои ругательства, мое неумение держать язык за зубами, одеваться, выглядеть элегантно…

Но она все прощала, потому что была бесконечно доброй и терпеливой. Конечно, Ирочка могла пожаловаться на ее капризы в последние годы, но если бы она вспомнила, сколько Павле Леонтьевне пришлось пережить в жизни, она относилась бы к этим капризам снисходительней.

Потом умерла Тата… И мы вдруг почти подружились с Ириной, действительно почувствовав себя сестрами.

А когда умерла Ирина, я осиротела окончательно. Остался только сын Ирины Лешка, мой эрзац-внук, но он далеко, у него своя жизнь. А я старая и никому не нужная ведьма.

Жаль, что я не успела попросить у Ирины прощения. За что? За то, что отобрала у нее толику материнской любви, что заставила ревновать к Павле Леонтьевне.

Со своей собственной семьей в пятидесятых я сумела встретиться в Румынии. Отца уже не было в живых, мама очень постарела, даже трудно узнать, брат Яков, конечно, изменился. Не смогла приехать из Парижа Белла, ей все не давали визу, несмотря на все мои ходатайства.

Потом Белла перебралась ко мне в Москву, решив, что столь знаменитая актриса, какой я стала, у которой так много наград и премий, всенародное признание, должна просто купаться в роскоши. Высотка на Котельнической набережной, где я тогда жила, привела ее в восторг:

– Фаня, это твой дом?!

Пришлось объяснять, что не весь, только одна небольшая квартира.

Белла никак не могла вписаться в нашу советскую действительность, когда подходила ее очередь в магазине, она, вместо того, чтобы быстро сообщить, сколько чего взвесить, заводила беседы с продавцом о здоровье ее родителей, о погоде… Очередь постепенно зверела.

Поведение совершенно непрактичной сестры, которая не сумела устроить свою жизнь ни в Париже после смерти мужа, ни в Турции, куда перебралась потом, подсказало мне мысль, что и моя собственная бытовая неприкаянность вовсе не результат моей бестолковости, а некое наследственное приобретение.

Белла недолго прожила в Москве, хотя встретилась со своей давнишней любовью и у них все клонилось к новой свадьбе. Но неоперабельный рак перечеркнул все счастливые планы…

Я стольких дорогих мне людей пережила! Я не нужна нынешним молодым, я для них древняя вредная старуха, они не желают тратить душевные силы не только на беседы со мной, но и на следование моим советам.

Со мной осталась только Ниночка Сухоцкая, племянница Алисы Коонен. Мы познакомились, кажется, в 1911 году в Евпатории. Боже мой, как это было давно! Нина прекрасный друг и советчик, но у нее своя жизнь, она не может опекать меня. К тому же опекать Раневскую – это такой сумасшедший труд, который не всякому по плечу и не всякому по сердцу.

Нет, я не капризна, сейчас уже не капризна, я одинока душой. Чтобы быть со мной, нужно в эту душу проникнуть, ее принять собственной душой, а это очень трудно.

Пожалуй, зажилась, вокруг все настолько иное, что сама себе кажусь древним ящером, неуклюжим и бестолковым.

Одолевают болячки, грустные мысли, прежде всего о своей ненужности, о бездарно прожитой жизни, о том, что несделанного в тысячу раз больше сделанного, что столько лет и сил потеряны зря.

Когда найду того, кто будет обрабатывать мои дурацкие записи, обязательно попрошу, чтобы оставили поменьше нытья и побольше опыта, прежде всего душевного, духовного, театрального.

Когда заканчивается девятый десяток твоей жизни, многое видится иначе, гораздо лучше. Удивительно, человек с возрастом теряет способность видеть глазами, зато приобретает душевное зрение. Оно важней.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.

Великая и ужасная: о чем жалела и кого любила знаменитая Фаина Раневская

Фаина Раневская – это как соляной столб, однажды появившись – вошел в вечность не только по форме, но и по содержанию, если верить Библии. Раневская есть этот «соляной столб» в культуре театра и кино – ее феноменальной способности перевоплощаться, видеть персонажа глубже и заставить всю авансцену подыгрывать ему, удивлялись многие. В день рождения актрисы мы вспоминаем ее лучшие роли в кино, а также рассказываем – какой великая и ужасная Фаина была при жизни и на сцене.

Самая младшая дочка богатого коммерсанта и промышленника Гирша Фельдмана – Фаина, всегда отличалась крутым нравом. С самого детства девочка не стеснялась показывать себя публике – участвовала в домашних сценках и спектаклях, устраивала концерты и всегда могла дать отпор мальчишкам, в том числе – своим старшим братьям. Однако, за этой напускной дерзостью всегда скрывалась тонкая и ранимая душа.

Когда Фаина еще училась в Мариинской женской гимназии, в ее жизнь пришла первая любовь – в этот период она увлеклась гимназистом. Он пришел к ней на свидание, но не один, а в сопровождении еще одной девушки. Затем гимназист, усевшись между ними, начал что-то насвистывать и в конце концов, шепнул на ухо что-то девушке рядом. Та встала и начала бросать камни в Фаину, из-за чего будущая звезда экрана расплакалась и убежала. Однако, об этом досадном случае сама актриса вспоминала лишь годы спустя, когда все это воспринималось, как приключение.

Недаром псевдоним Фаины Фельдман – Раневская. Ведь как в жизни актрисы, так и в фамилии, присутствует слово «рана».

В 19 лет Фанечка, как называли ее дома, сбежала из дома. Причем, как в фильмах – из богатого, хлебосольного дома, где она прошла домашнее обучение и получила образование в Мариинской гимназии, Фанни Фельдман сбежала в Москву, вместе с бродячей театральной труппой. Сбежала не задумываясь, от своей семьи, которую больше в полном составе так и не увидела, от отца и будущей обеспеченной жизни – мужа и возможных детей.
Но искусство, как говориться, требует жертв.

Москва, Большая Никитская

На самом деле, театр в жизнь Фанни Фельдман вошел не в 19 лет, а гораздо раньше. Мама девочки – Милка Рафаиловна, любила своих детей и старалась привить им любовь к искусству, поэтому самозабвенно занималась с ними музыкой, живописью и водила в театр. В 14 лет Фанни Фельдман впервые посетила частную театральную студию А. Ягелло, расположившуюся в Таганроге и тогда же впервые почувствовала огромную тягу к сцене.

Однако, Фанни досаждали два фактора – благовоспитанные девушки не играли на сцене, это было неприлично, порицалось обществом. И второй фактор – ее собственный отец, который потешался над младшей дочерью, заявляя: «Фаечка у нас не красавица, еще и заикается», а когда Фанни впервые заявила о своем решении стать актрисой, простодушно заметил: «Ты давно на себя в зеркало смотрела?».

Неудивительно, что Фанни Фельдман просто сбежала от своей собственной семьи, чтобы больше подобных речей не слушать. В 1915 она прибывает в Москву, поселяется в небольшой комнатке на Большой Никитской улице и постепенно входит в мир литераторов, поэтов и артистов того времени, познакомившись с Мариной Цветаевой, Осипом Мандельштамом, Маяковским. Спустя пару месяцев нашлась и работа – в труппе у мадам Лавровской. Фанни Фельдман приглашалась в качестве

«на роли героинь-кокетт с пением и танцами за 35 рублей со своим гардеробом».

Работа в Керчи была трудной, Фанни часто оставалась без копейки денег. Правда, выручала мать – она тайком от отца посылала Фанни денежные переводы. Кстати, именно благодаря матери (отчасти) Фанни и стала Фаиной Раневской.

Будучи на прогулке на горе Митридат вместе с неким трагиком, Фаина решает заглянуть в банк и получить денежный перевод от матери. Уже выходя из банка, молодая актриса не удержала банкноты в руках, и они разлетелись по улице.

«Когда мы вышли из массивных банковских дверей, то порыв ветра вырвал у меня из рук купюры — всю сумму. Я остановилась, и, следя за улетающими банкнотами, сказала:
«Денег жаль, зато как красиво они улетают!
Да ведь вы Раневская! — воскликнул спутник. — Только она могла так сказать!
Когда мне позже пришлось выбирать псевдоним, я решила взять фамилию чеховской героини. У нас есть с ней что-то общее, далеко не всё, совсем не всё…» – вспоминала сама Раневская.

Хождение по мукам и Павла Вульф

Труппа Лавровской не стала первой работой для Фаины – уже в качестве Раневской, она отправляется на гастроли в Ялту и Феодосию, объездила весь Крым и в 1916 попадает в Ростов-на-Дону. 20-летней актрисе кто-то сообщает, что здесь в городе с гастролями находится известная актриса Павла Вульф и тогда Раневская решается, приходит знакомиться и остается у нее в качестве ученицы.

Чуть позднее Павла Вульф решает уехать из Ростова-на-Дону вместе с дочерью Ириной и домработницей Татой в Крым, решая, что там работы будет достаточно. Это оказалось правдой – работа для частной антрепризы находилась всегда, но вот играть приходилось на разрушенных сценах и подмостках, среди оголодавшей публики, не воспринимавшей комедию. А играть было нужно, ведь нужно было что-то есть и как-то спасаться от тифа, эпидемия которого шла по пятам у Вульф и членов ее группы. К этому добавилось нестабильное положение Крыма, бои – иногда даже уличные, ведь наступала война.

Но Фаине Георгиевне повезло – ее приняли в труппу 1-го Советского театра (ныне – Крымский театр им. Горького), дали комнату и какой-никакой паек, на котором она со своими товарищами по несчастью смогла существовать несколько лет. Правда, голод – и физический, и душевный, требующий перемены мест, требующий обратно в Москву и грезящий подмостками МХАТа, время от времени давал о себе знать.

Павла Вульф усердно занималась с ученицей сценречью и движениями, хореографией и актерским мастерством, так что к 1924 году, когда семейство вместе с Раневской вернулось в Москву, последняя была настоящей профессиональной актрисой с большим портфолио. И конечно, ее почти сразу приняли Театр Московского отдела образования, где платили мало. Поэтому с 1925 и по 1931 год Фаина Георгиевна работала в Баку, в Архангельске, Смоленске и Сталинграде, пытаясь наработать и опыт, и деньги, а затем вернулась в Москву, не меняя больше театры.

В театре Таирова у Фаины Раневской была лишь одна роль – проститутки Зинки, а в театре Красной Армии – слишком узкий для нее репертуар. Долгих десять лет потребовалось Фаине Раневской на то, чтобы прийти в Театр Моссовета, где она и служила с перерывом, почти четверть века.

С театральных подмостков – на киноэкраны

Уже после смерти Фаины Раневской ее эрзац-внук Алексей Щеглов, которого она воспитывала, как родного внука, вспоминал, что об отношениях Раневской и кино точно говорит фраза ее героини из фильма «Золушка».

Эрзац-внук вспоминал, что нередко актрисе приходилось буквально «вытягивать» на себе неудачные фильмы. Подобное явственно отметили критики в фильме «Осторожно, бабушка!» и даже, отчасти, в комедии «Легкая жизнь», где Раневской достался колоритный персонаж – спекулянтка Королева Марго.

Однако, все это будет позже, когда Раневскую будут специально приглашать для той или иной роли. А в 1934 году вышел фильм «Пышка» Михаила Ромма. Фильм был немой, снимался на строящемся «Мосфильме», где не было пола и от стен дул просто ураганный сквозняк, а сам режиссер должен был уложиться в определенную денежную сумму. Тогда Раневскую особо не заметили в кино, но вот работа с Роммом на площадке многому научила актрису.

Одна за другой пошли более заметные и даже характерные роли – жена потрного Ида Гуревич в фильм «Ошибка инженера Кочина», «Человек в футляре», где она сыграла жену директора гимназии, а также сотрудница роддома в фильме «Любимая девушка». Все эти роли укрепили за Раневской статус «мастера эпизодов», но по-настоящему славу принес ей всем известный «Подкидыш».

Роль Ляли – своеобразной женщины, даже немного эксцентричной, постоянно загоняющей в тень мужа, Фаина Раневская исполнила так легко и непринужденно, будто это она сама уже 20 лет – замужем и у нее есть дача, куда она с удовольствием едет. Будто это не она живет в комнатке в коммуналке и не имеет ни детей, ни семьи, а кто-то другой. «Муля, не нервируй меня!» – сказанное в сердцах своему мужу и Фаине Георгиевне безоговорочно веришь, а фильм уже и не кажется таким плоским, как и его другие герои.

Еще одной ярчайшей ролью для Фаины Раневской стал образ мачехи из сказки «Золушка». Он и так был колоритный (едва ли не колоритнее самой Золушки), но в исполнении Фаины Раневской мгновенно заставлял зрителей забывать о недочетах фильма, в частности – о возрасте актрис, играющих ее дочерей и возрасте самой Золушки, Янины Жеймо, когда принцу не было еще и 22. Тем более, что сценарий сказки писал сам Евгений Шварц, который позволил Раневской «вставлять» свои фирменные фразочки в сказку, не ограничивая себя.

Роль экономки Маргариты Львовны – женщины, которой не чуждо все прекрасное, воздушное и романтичное, для Фаины Раневской стала первой, где она исполняла амплуа не громогласных, немного неприятных «дам без собачек», а милой и заботливой экономки, мечтающей, однако, выдать свою «подопечную» – ученую Ирину Никитину, замуж.

В целом, ролей в кино у Фаины Раневской можно пересчитать по пальцам. Но каждая из них – попадание «в десятку!».

Какой была Фаина Раневская

«Во время записи Фаина Георгиевна произнесла фразу со словом «феномЕн». Запись остановили.
– В чём дело? – чуть заикаясь и пуча глаза, спросила Раневская.
Стараясь выправить ситуацию ведущая сказала:
– Знаете, Фаина Георгиевна, они тут говорят, что надо произносить не феномЕн, а фенОмен, такое современное ударение.
– А, хорошо, деточка, включайте.
Запись пошла и Раневская четко и уверенно произнесла:
-ФеномЕн, феномЕн, и еще раз феномЕн! А кому нужен фенОмен, пусть идёт в жопу!!»

Однако, то, что видели зрители в театре и посетители в кино, то, что сегодня рассказывают нам современники и биографы знаменитой актрисы – правдой о Фаине Раневской является настолько, насколько о Раневской сочинили театральных и актерских баек. На самом деле, кто такая Фаина Раневская по-настоящему знал лишь ограниченный круг лиц – ее лучшая подруга Павла Вульф, Анна Ахматова, ее эрзац-внук Алексей Щеглов и родная сестра Изабелла, прожившая в доме сестры четыре года.

Алексей Щеглов, впоследствии, стал не просто мемуаристом и биографом Раневской, нет. Его профессия называется не так – он, скорее, … наследник. Наследник всех шуток и баек, наследник всех резких фразочек и поучительных историй Фаины Раневской. Он бережно хранит в своем сердце каждый ее образ и рассказывает нам истории о ней в книгах. И только им можно верить, ведь сегодня каждая вторая цитата в Интернете, приписываемая Раневской, на самом деле, к ней никакого отношения не имеет.

Алексей Щеглов и Фаина Георгиевна были вместе с самого рождения Леши – именно Фаине поручили отвезти ребенка домой, поскольку его мама, Ирина Вульф, не могла подняться с кровати и осталась в больнице еще ненадолго, а бабушка – Павла Вульф, осталась за ней присматривать. Раневская спустя годы вспоминала, что эти три минуты, которые она несла маленького Алексея по лестнице, длились для нее вечность. Наверное, с этого момента Алексей и Раневская полюбили друг друга навсегда. Ведь всю жизнь Раневская жалела, что так и не стала матерью.

Раневская неохотно пускала к себе людей, но уж если кто-то и становился ей по-настоящему близким, то Фаина Георгиевна не жалела ничего. Именно она ухаживала за Павлой Вульф в последние годы ее жизни, вывозя гулять в Сосновый бор, укладывая в Кремлевскую больницу. Очень долгое время Раневская прожила с семьей Вульф – в Крыму, в маленькой комнатке, еще до рождения Алексея, затем в Подмосковье, а затем – в эвакуации, в Ташкенте и после нее – в большом деревянном доме неподалеку от окраины Москвы.

«Избалованный женским обществом, в какой-то момент я стал просто неуправляем, всего добивался слезами и криком. И тогда мама позвонила в некий «Отдел детского безобразия», откуда явился страшный мужик в полушубке — меня забирать. Я просто обмер от испуга и стал умолять маму не делать этого, обещая вести себя хорошо. Далеко не сразу я догадался, что этим «мужиком» была Фаина Георгиевна. Что ей, великой актрисе, стоило сыграть такую нехитрую роль!» – рассказывал Щеглов.

Известна и ее многолетняя вражда с режиссером Юрием Завадским. Об этой вражде говорили, как о романе, столько сплетен и слухов вокруг него собиралось. Но факт оставался фактом – Завадский любил, когда его слушают и подчиняются, а Раневская всегда отстаивала позицию, что вот уж где человек должен чувствовать себя птицей, так это на сцене. Режиссер и актриса очень много ругались, и завершилось все это, как ни странно, помощью – когда в 1963 году Раневская осталась без работы, именно Завадский позвал ее обратно в Театр им. Моссовета. А сама актриса жалела, что Завадский ушел раньше нее и сокрушалась из-за всех этих едких и колких замечаниях, которые прозвучали в адрес Завадского от Раневской.

Щеглов вспоминал, что нередко Раневская могла сказать что-то колкое вслед прохожему или громко начать что-нибудь критиковать – у нее были свои понятия о приличиях. Она рисовала карикатуры на людей, хранила в доме сигареты и нередко угощала ими всех гостей, в том числе и несовершеннолетних.

Уже в почтенном возрасте, Раневская смягчила свой нрав, ведь многие ее друзья ушли – умерла Павла Вульф, умерла ее дочь – Ирина Вульф и у Алексея осталась только Фаина Раневская из близких. Умерла Анна Ахматова, умер Завадский. Все чаще в дом к Раневской приходили журналисты, молодые актеры, которых она старалась научить «премудростям» профессии, рассказать байки из актерского быта и прочее.

Алексей Щеглов в последний раз свою «Фуфу», как он привык называть ее с детства, видел в 1983 году, когда приехал на побывку в Москву из Кабула. Тогда он навестил Раневскую – до окончания работы оставалось полтора года, но было понятно, что Раневская этого срока не дождется. Последнюю открытку Щеглов получил еще в Кабуле.

Фаина раневская всю жизнь жалела, что не стала матерью. Дорогая моя павла лоентьевна вульф Сколько колких и остроумных фраз осталось после её ролей

77 золотых цитат Фаины Раневской
О женщинах

Когда в Москву привезли « Сикстинскую мадонну», все ходили на неё смотреть. Фаина Георгиевна услышала разговор двух чиновников из Министерства культуры. Один утверждал, что картина не произвела на него впечатления. Раневская заметила:
— Эта дама в течение стольких веков на таких людей производила впечатление, что теперь она сама вправе выбирать, на кого ей производить впечатление, а на кого нет!
***
Бог создал женщин красивыми, чтобы их могли любить мужчины, и — глупыми, чтобы они могли любить мужчин
***
Такая задница называется « жопа-игрунья».
***
Какие, по вашему мнению, женщины склонны к большей верности брюнетки или блондинки?”
Не задумываясь она ответила: «Седые!»
***
Женщины, конечно, умнее. Вы когда-нибудь слышали о женщине, которая бы потеряла голову только от того, что у мужчины красивые ноги?
***
Напора красоты не может сдержать ничто! ( Глядя на прореху в своей юбке)
***
Критикессы — амазонки в климаксе.
***
Когда у попрыгуньи болят ноги, она прыгает сидя.
***
С такой жопой надо сидеть дома!

На вопрос: «Вы заболели, Фаина Георгиевна?» — она обычно отвечала: «Нет, я просто так выгляжу».
***
Чем я занимаюсь? Симулирую здоровье.
***
Я себя чувствую, но плохо.
***
Здоровье — это когда у вас каждый день болит в другом месте.
***
Если больной очень хочет жить, врачи бессильны.
***
Склероз нельзя вылечить, но о нем можно забыть.

Старость — это когда беспокоят не плохие сны, а плохая действительность.
***
Я как старая пальма на вокзале — никому не нужна, а выбросить жалко.
***
Старость — это просто свинство. Я считаю, что это невежество бога, когда он позволяет доживать до старости.
***
Страшно, когда тебе внутри восемнадцать, когда восхищаешься прекрасной музыкой, стихами, живописью, а тебе уже пора, ты ничего не успела, а только начинаешь жить!
***
Бог мой, как прошмыгнула жизнь, я даже никогда не слышала, как поют соловьи.
***
Мысли тянутся к началу жизни — значит, жизнь подходит к концу.
***
Когда я умру, похороните меня и на памятнике напишите: «Умерла от отвращения».
***
Стареть скучно, но это единственный способ жить долго.
***
Старость — это время, когда свечи на именинном пироге обходятся дороже самого пирога, а половина мочи идет на анализы.

Деньги съедены, а позор остался. ( О своих работах в кино)
***
Сняться в плохом фильме — все равно что плюнуть в вечность.
***
Когда мне не дают роли, чувствую себя пианисткой, которой отрубили руки.
***
Я — выкидыш Станиславского.
***
Я провинциальная актриса. Где я только ни служила! Только в городе Вездесранске не служила.
***
Я, в силу отпущенного мне дарования, пропищала как комар.
***
Я жила со многими театрами, но так и не получила удовольствия.
***
Четвертый раз смотрю этот фильм и должна вам сказать, что сегодня актеры играли как никогда!
***
Успех — единственный непростительный грех по отношению к своему близкому.
***
Как ошибочно мнение о том, что нет незаменимых актеров.
***
Нас приучили к одноклеточным словам, куцым мыслям, играй после этого Островского!
***
Получаю письма: «Помогите стать актером». Отвечаю: «Бог поможет!»
***
Перпетум кобеле. ( О режисере Ю. Завадском)
***
Он умрет от расширения фантазии. ( О режисере Ю. Завадском)
***
Пи-пи в трамвае — все, что он сделал в искусстве.
***
Я не признаю слова « играть». Играть можно в карты, на скачках, в шашки. На сцене жить нужно.
***
Жемчуг, который я буду носить в первом акте, должен быть настоящим, — требует капризная молодая актриса.
Всё будет настоящим, — успокаивает ее Раневская. — Всё: и жемчуг в первом действии, и яд — в последнем.

Всю свою жизнь я проплавала в унитазе стилем баттерфляй.
***
Я социальная психопатка. Комсомолка с веслом. Вы меня можете пощупать в метро. Это я там стою, полусклонясь, в купальной шапочке и медных трусиках, в которые все октябрята стремятся залезть. Я работаю в метро скульптурой. Меня отполировало такое количество лап, что даже великая проститутка Нана могла бы мне позавидовать.
***
Спутник славы — одиночество.
***
Жить надо так, чтобы тебя помнили и сволочи.
***
У меня хватило ума глупо прожить жизнь.
***
Кто бы знал мое одиночество? Будь он проклят, этот самый талант, сделавший меня несчастной. Но ведь зрители действительно любят? В чем же дело? Почему ж так тяжело в театре? В кино тоже Гангстеры.
***
В Москве можно выйти на улицу одетой, как бог даст, и никто не обратит внимания. В Одессе мои ситцевые платья вызывают повальное недоумение — это обсуждают в парикмахерских, зубных амбулаториях, трамвае, частных домах. Всех огорчает моя чудовищная « скупость» — ибо в бедность никто не верит.
***
Одиночество как состояние не поддается лечению.
***
Проклятый девятнадцатый век, проклятое воспитание: не могу стоять, когда мужчины сидят.
***
Жизнь проходит и не кланяется, как сердитая соседка.

Орфографические ошибки в письме — как клоп на белой блузке.
***
Сказка — это когда женился на лягушке, а она оказалась царевной. А быль — это когда наоборот.
***
Я говорила долго и неубедительно, как будто говорила о дружбе народов.
***
Семья заменяет все. Поэтому, прежде чем ее завести, стоит подумать, что тебе важнее: все или семья.
***
Пусть это будет маленькая сплетня, которая должна исчезнуть между нами.
***
Мне попадаются не лица, а личное оскорбление.
***
Чтобы мы видели, сколько мы переедаем, наш живот расположен на той же стороне, что и глаза.
***
Настоящий мужчина — это мужчина, который точно помнит день рождения женщины и никогда не знает, сколько ей лет. Мужчина, который никогда не помнит дня рождения женщины, но точно знает, сколько ей лет — это ее муж.
***
Мне всегда было непонятно — люди стыдятся бедности и не стыдятся богатства.
***
Понятна мысль моя неглубокая?
***
Ребенка с первого класса школы надо учить науке одиночества.
***
Толстой сказал, что смерти нет, а есть любовь и память сердца. Память сердца так мучительна, лучше бы ее не было… Лучше бы память навсегда убить.
***
Знаете, когда я увидела этого лысого на броневике, то поняла: нас ждут большие неприятности. ( О Ленине)
***
Это не комната. Это сущий колодец. Я чувствую себя ведром, которое туда опустили.
***
« Вы не поверите, Фаина Георгиевна, но меня еще не целовал никто, кроме жениха».
— «Это вы хвастаете, милочка, или жалуетесь?»
***
Сотрудница Радиокомитета N. постоянно переживала драмы из-за своих любовных отношений с сослуживцем, которого звали Симой: то она рыдала из-за очередной ссоры, то он ее бросал, то она делала от него аборт Раневская называла ее «жертва ХераСимы».
***
Однажды Раневскую спросили: Почему красивые женщины пользуются бoльшим успехом, чем умные?
— Это же очевидно ведь слепых мужчин совсем мало, а глупых пруд пруди.
***
Сколько раз краснеет в жизни женщина?
— Четыре раза: в первую брачную ночь, когда в первый раз изменяет мужу, когда в первый раз берет деньги, когда в первый раз дает деньги.
А мужчина?
— Два раза: первый раз когда не может второй, второй когда не может первый.
***
Раневская со всеми своими домашними и огромным багажом приезжает на вокзал.
— Жалко, что мы не захватили пианино, — говорит Фаина Георгиевна.
— Неостроумно, — замечает кто-то из сопровождавших.
— Действительно неостроумно, — вздыхает Раневская. — Дело в том, что
на пианино я оставила все билеты.
***
Однажды Юрий Завадский, худрук Театра им. Моссовета, где работала
Фаина Георгиевна Раневская ( и с которым у нее были далеко не безоблачные отношения), крикнул в запале актрисе: «Фаина Георгиевна,
вы своей игрой сожрали весь мой режиссерский замысел!» «То-то у меня
ощущение, что я наелась дерьма!» — парировала Раневская.
***
— Сегодня я убила 5 мух: двух самцов и трех самок.
— Как вы это определили?
— Две сидели на пивной бутылке, а три на зеркале, — объяснила Фаина Георгиевна.
***
Идущую по улице Раневскую толкнул какой-то человек, да еще и обругал грязными словами. Фаина Георгиевна сказала ему:
— В силу ряда причин я не могу сейчас ответить вам словами, какие употребляете вы. Но я искренне надеюсь, что когда вы вернетесь домой, ваша мать выскочит из подворотни и как следует вас искусает.
***
Актеры обсуждают на собрании труппы товарища, который обвиняется в гомосексуализме:
« Это растление молодежи, это преступление»
Боже мой, несчастная страна, где человек не может распорядиться своей жопой, вздохнула Раневская.
***
« Лесбиянство, гомосексуализм, мазохизм, садизм это не извращения» строго объясняет Раневская: «Извращений, собственно, только два: хоккей на траве и балет на льду».
***
Объясняя кому-то, почему презерватив белого цвета, Раневская говорила:
« Потому что белый цвет полнит».
***
Я не пью, я больше не курю и я никогда не изменяла мужу потому еще, что у меня его никогда не было, заявила Раневская, упреждая возможные вопросы журналиста.
Так что же, не отстает журналист, значит у вас, совсем нет никаких недостатков?
В общем, нет, скромно, но с достоинством ответила Раневская.
И после небольшой паузы добавила:
Правда, у меня большая жопа и я иногда немножко привираю!

Источники:

http://biography.wikireading.ru/84438
http://aif.ua/culture/velikaya_i_uzhasnaya_o_chem_zhalela_i_kogo_lyubila_znamenitaya_faina_ranevskaya
http://www.inpearls.ru/21060