Рациональное и эмоциональное в художественной мотивации поведения героев Ф.М. Достоевского

Рациональное и эмоциональное в художественной мотивации поведения героев Ф.М. Достоевского

Рациональное и эмоциональное в художественной мотивации поведения героев Ф.М. Достоевского

Доставка любой диссертации в формате PDF и WORD за 250 руб. на e-mail – 20 мин. 800 000 наименований диссертаций и авторефератов. Все авторефераты диссертаций – БЕСПЛАТНО

  • Автор:

Логвинов, Михаил Иванович

Введение
Глава I Рациональное и эмоциональное в художественной мотивации поведения героев Ф. М. Достоевского
1.1. Историко-психологический подход к мотивации поведения литературных героев
1.2. “Philosophia et theologia cordis” и художественная феноменология рационального и эмоционального в свете “реализма в высшем смысле”
Глава II Художественная мотивация поведения героев в романах
“Преступление и наказание” и “Братья Карамазовы”
2.1. Художественная феноменология поведения “человека
идеи” в романе “Преступление и наказание”
2.2. Художественная мотивация поведения героев романа
“Братья Карамазовы”
Заключение
Список использованной литературы

Творчество Ф. М. Достоевского было осмыслено в науке о литературе в рамках самых различных подходов – от психоаналитической традиции (Бем 2001) до экзегетического прочтения романов как литературоведами (Касаткина 2003), так и богословами (Дунаев 1997). Привнесенный в отечественное литературоведение плюрализм методов закономерно повлек за собой разнообразие исследовательских выводов и литературоведческих парадигм, в которых отражаются и получают осмысление отдельные черты и качества многогранного творчества исследуемого нами автора, синтезировавшего материал разнообразных культурно-исторических традиций (Фридлендер 1980: 18).
Творческое наследие писателя – это та сфера, в которой осознала себя русская философская мысль конца XIX – начала XX века, поэтому по сложившейся традиции философствования о России автор “Бесов” являлся для эпохи серебряного века конгениальным мыслителем, “Достоевским-философом”. В течение двух последних десятилетий автор “Братьев Карамазовых” стал осознаваться как религиозный писатель. Слава гениального знатока человеческой души пришла к писателю еще при жизни, поэтому “Досто-евский-психолог” и “реалист в высшем смысле”, то есть реалист в духовной реальности – законный и закономерный литературоведческий “портрет” автора “Преступления и наказания”.
Абстрагируясь от семиотического различения понятий “текст” и “произведение” как в русском, так и французском изводе, отметим, что моделируемые в различных культурных системах-наррадигмах означаемые текстов Достоевского соответствуют их означающим, относящимся к “большому времени”. Поэтому литературоведческая работа с текстами “великого пневматоло-га” (еще один “образ” писателя, предложенный Н. Бердяевым) требует знакомства и творческого диалога с авторами целого ряда фундаментальных работ, к которым могут быть отнесены исследования М. М. Бахтина (1979), В. Н. Белопольского (1998), Н. А. Бердяева (2001), А. М. Буланова (2003), С. Н. Булгакова (1996), Г. А. Бялого (1973), В. Е. Ветловской (1977), Я. Э. Голосовкера (1963), Л. П. Гроссмана (1925, 1959), Р. Гуардини (1994), В. Н. Захарова (1985), В. И. Иванова (1994), Ю. Ф. Карякина (1989), Т. А. Касаткиной (1996), В. Я. Кирпотина (1970, 1980), Р. Лаута (1996), Н. О. Лосского (1994), Е. М. Мелетинского (2001), Д. С. Мережковского (1995), Р. Я. Назирова (1982), О. Н. Осмоловского (1981), В. В. Розанова (1996), Л. И. Сараскиной (1996), В. Н. Топорова (1995), Г. Флоровского (1998), Г. М. Фридлендера (1979) и мн. др.
Все многообразное научное наследие по различным аспектам творчества Достоевского-художника трудно охватить, но в современной литературоведческой работе нельзя не упомянуть и оставить без внимания одно из ведущих направлений отечественной науки о литературе – исследование проблемы “христианство и русская литература”. Результаты научной деятельности в этом направлении отражены как в монографиях (см., напр.: Дунаев 2003, Есаулов 1995, Звозников 2001, Лаут 1996, Нагге(3 1993 и др.), так и в сборниках научных трудов, как-то: “Достоевский и православная культура” (1994), “Христианство и русская литература” (1994, 1999), “Русская литература XIX века и христианство” (1997), “Евангельский текст в русской литературе XVIII – XX веков. Цитата, реминисценция, мотив, сюжет, жанр” (1994), “Ф. М. Достоевский и православие” (1997)и др.
Без сомнения, поведение героев Достоевского неоднократно выступало в перечисленных выше работах как объектом, так и предметом исследования. Однако чаще всего анализ поведенческих актов персонажей проводился в рамках определенной аналитической доминанты, дававшей возможность свести все многообразие поступков действующих лиц и их оснований к ограниченному набору “поведенческих архетипов”, обусловливаемых объяснительными возможностями теории (романа-трагедии, полифонического романа, идеологического романа, следовательно, в поведении героя отражается проблема “вины и возмездия” (В. И. Иванов, Д. С. Мережковский), социальная
выдвигается интеллектуальная сторона человеческой жизни — идея, однако каждая мысль, нашедшая отражение в художественной литературе, насквозь пронизана эмоциональной стихией, оценкой и переживанием героев, “не итоги её (мысли – М. Л.) явленные в объективно спокойных и стройных структурах логики, а её личностный колорит, её живая энергия — прежде всего это притягательно для художника слова там, где мысль становится предметом изображения” (В. А. Брехнев), особенно, для такого художника, как Ф. М. Достоевский (цит. по: Хализев 2002: 122). О романах Достоевского писали и пишут и как о “философских романах” (ср.: Иванова 1995), и как о “романах об идее” (Б. Энгельгардт), но, скорее, следует говорить о романах, отображающих воздействие идей на душу человека, и те эмоции и чувства, которые эти идеи вызывают, мотивируя поступки действующих лиц (Буланов 2003). Конечно, рациональное в романах не должно остаться без должного внимания, поскольку пренебрежение или сознательное отвержение одного из полюсов коррелятивной пары “рациональное – эмоциональное” приводит “к поистине трагическим последствиям — возникает не просто неверная теоретическая схема, обедняющая действительность, но формируется заведомо ложное представление об универсуме и положении человека в нём” (Мудрагей 1994: 53). Заметим, что романы исследуемого нами автора повествуют как раз о “ложных представлениях”, возникших под влиянием “извращённых идей”, исключающих “сердце” как из познавательного акта, так и из оценки основоположений производимого рассудком суждения. Хотя в современной науке можно говорить о разных формах и типах рациональности, а также о том, “что знание не только не противостоит вере, а необходимо включает в себя” (Лекторский 1999: 3), следует указать на драматизм взаимоотношения религии и науки в системе культуры и литературы XIX века. Основная идея религии – представление о духовном самосовершенствовании личности в движении к Сущему, свободном стремлении к Благу – была заменена более “удобным” и очевидным для рассудка стремлением “проекта Просвещения” к прогрессу: “Одной из центральных для “проекта Просвещения” является идея о глубокой внутренней связи между

Читать еще:  Двойники антиподы в романе преступление и наказание. Двойники Раскольникова в романе «Преступление и наказание

Историко-психологический подход к мотивации поведения литературных героев

Исследование художественной мотивации поведения героев Ф. М. Достоевского в романах “Преступление и наказание” и “Братья Карамазовы ” выполнено в настоящей работе в рамках подхода “эстетического эмотивизма” (феноменологии художественного изображения рационального и эмоционального), разработанного А. М. Булановым (см.: Буланов 1991а, 19916, 1991 в, 1992, 1994, 2001, 2003 и др.).

Понятия “рациональное” и “эмоциональное” уже получили в научной литературе по философии, психологии и литературоведению более или менее удовлетворительное толкование (см.: Автономова 1988; Буланов 1992, 2003; Диалектика . 1985; Долженко 2001; Ильин 2001; Мудрагей 1985; Психология эмоций . 1984; Якобсон 1998 и др.), но вот о термине “мотивация поведения” ещё долго будут спорить в социальной и психологической науках. Тем более спорно может показаться понятие “художественная мотивация” или же феномены, составляющие его содержание и объём. Не менее просто обстоит дело и с понятием “мотивация поведения (литературных) героев”. Однако в наибольшей степени в обосновании нуждается понятие, вынесенное в заглавие работы: “художественная мотивация поведения героев”. С целью наиболее детального определения последнего мы подойдём к описанию этого научного конструкта через характеристику его видовых элементов, т. е. по цепочке: мотивация поведения – художественная мотивация поведения героев – художественная мотивация поведения героев Ф. М. Достоевского.

Принимая во внимание концепцию “трёхуровневой организации” текстов (В. И. Иванов, Р. Лаут) автора “Преступления и наказания”, можно предположить, что художественная мотивация поведения героев в романах Достоевского хотя и может быть исследована как с позиций позитивной науки, так и в терминах христианской антропологии Восточной церкви, но обусловлена она художественной феноменологией религиозной интенциональности, объ-ЄХМЛЮЩЄЙ материал романов и задающей векторную направленность поступкам всех действующих лиц произведений писателя. Художественная феноменология религиозной интенциональности персонажей исследуемых романов Достоевского обусловливает тип поведения героев, которое часто и сейчас определяется в терминах “болезни”, “хаоса”, “немотивированности” или “надрыва”. Поэтому для анализа художественных мотивов поведения героев Достоевского необходим комплексный подход, базирующийся на принципах как исторической психологии, так и аксиологического литературоведения.

Приступая к анализу понятия “художественная мотивация” с целью описания закономерностей поведения литературного героя, нельзя оставить без внимания исследовательский конструкт “мотивация поведения”, с тем чтобы реализовать научный подход к этому явлению и избежать упрёка, высказанного в адрес гуманитариев, например, в (Скифский, Чикова 2001: 84): «О вольном использовании понятий “мотив”, “мотивация” литераторами, публицистами и говорить не приходится. Там любая причина поступка, исторического и экономического развития человечества, группы, личности называется моти-BOxM. Не удивительно, что подчас исчезает сам предмет обсуждения, то есть мотив, или же высказывается предположение, что современное понятие мотива описывает не одну, а несколько реальностей, не совпадающих друг с другом. ..». Следует отметить, во-первых, что обозначенные выше понятия, употребляются в совершенно различных областях знания, где им приписываются специализированные коннотации, а во-вторых, что в самой психологической науке работы по обсуждаемой проблеме не содержат единого, систематизированного знания, несмотря на то, что теоретически и экспериментально мотивация наиболее исследована как психологический феномен, и именно мотивация является стержневой проблемой психологии (см.: Ильин 2000). Так, в Психологическом словаре “мотивация” определяется как “побуждение, вызывающее активность организма и определяющее её направленность”, а мотив – это “материальный или идеальный предмет, который побуждает и направляет на себя деятельность или поступок и ради которого они осуществляются” (Мотив 1996: 293-204). Сопоставление этих двух дефиниций, не выходящих за рамки психологического подхода к мотивации поведения, может наглядно продемонстрировать сложность разграничения этих понятий, поскольку, согласно определению, как мотивация является побуждением деятельности, так и мотив — побудителем, детерминирующим поведение. Ситуация значительно осложнится, если привести определение из Большого толкового социологического словаря (1999), в котором мотивация — это побудитель поведения, т. е. мотив в психологическом смысле.

Несмотря на то, что понятие “мотив поступка” уже долгое время находится в поле зрения социально-психологической области знания, многие исследователи считают необходимым изучать процесс мотивации поведения личности в коррелятивной паре “мотив-мотивация”, поскольку в отличие от мотивации понятие мотива имеет более узкий объём и в нём фиксируется собственно психологическое содержание, а именно – тот внутренний фон, на котором развёртывается процесс мотивации поведения в целом (ср.: Джидарьян 1974). В действительности, внутренним фоном процесса мотивации мотив быть не может, поскольку мотивационный процесс первичен по отношению к мотиву (см.: Ильин 1995).

В качестве детерминирующих поведение человека в определённых условиях мотивов называются самые различные психические образования в структуре личности. Анализ специальной литературы по данному вопросу позволяет выделить следующие группы “мотивов”: представления, идеи, чувства, переживания (Л. И. Божович 1972); потребности, влечения, побуждения, склонности (X. Хекхаузен 1986); желания, хотения, привычки, мысли, чувство долга (П. А. Рудик 1965); помыслы (А. Г. Ковалев 1988); психические процессы, состояния, свойства личности (К. К. Платонов 1974); предметы внешнего мира (А. Н. Леонтьев 1975); установки (А. Маслоу 1954); условия существования (В. К. Вилюнас 1990) и мн. др. (см.: Скифский, Чикова 2001).

В современной науке известно более тринадцати теорий мотивации поведения, базирующихся на разных основаниях и логически вытекающих из истории развития различных научных парадигм. Так, могут быть названы основоположники современных теорий: 3. Фрейд в Австрии, М. Ах и К. Левин в Германии, И. П. Павлов и Е. Н. Соколов в России, В. Мак-Даугал в Англии, У. Джеймс и Э. Торндайк в Америке. Само это развитие, как утверждает X. Хекхаузен, приобрело такие масштабы, что любые попытки восстановить исходные обоснования и как-то разобраться в многообразии проводимых исследований наталкиваются на серьёзные трудности.

Читать еще:  Федра в трагедии Еврипида «Ипполит» Федра в трагедии Сенеки Федра у Овидия. Античный мир в трагедиях еврипида ипполит и сенеки федра

Сравнительная характеристика выражения негативных эмоций персонажей романов Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание» и «Идиот»

Рубрика: Филология, лингвистика

Дата публикации: 05.11.2014 2014-11-05

Статья просмотрена: 4461 раз

Библиографическое описание:

Шахназарян Н. О. Сравнительная характеристика выражения негативных эмоций персонажей романов Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание» и «Идиот» // Молодой ученый. — 2014. — №18. — С. 838-840. — URL https://moluch.ru/archive/77/13176/ (дата обращения: 12.02.2020).

Автор статьи исследует негативное эмоциональное состояние СТРАДАНИЕ в прозе Ф. М. Достоевского. Выбор романов «Преступление и наказание» и «Идиот» в качестве материала исследования обусловлен рядом общих тем и мотивов, связанных со страданием персонажей: болезнь, преступление, наказание, сострадание, любовь, истина.

Ключевые слова: эмоциональное состояние, страдание, мука, источник страдания, пресечение страдания, страх, тоска, ужас, злоба, очищение.

Практически все герои двух романов Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание» и «Идиот» попарно сравниваются друг с другом, обнаруживая внутреннее родство или различие.

Абсолютными противоположностями являются главные персонажи двух романов — Родион Раскольников и князь Лев Мышкин.

Раскольников сам обрекает себя на страдания, желая проверить на практике выдуманную им теорию. Страдание Раскольникова — «продукт многих сложных нравственных и материальных тревог, опасений, некоторых идей» [2, с. 203]. Жизненный путь Раскольникова — проверка теории.

Князь Мышкин никаких теорий не выдумывает, для этого он слишком неприспособлен к жизни, Мышкин — естественный (природный) человек: «Есть такие высокие идеи, о которых я не должен начинать говорить, потому что я непременно всех намешу» [3, с. 211]. В Мышкине наивность, простодушие, слабое личное самосознание, недостаток практического опыта сочетаются со способностью наблюдать и понимать тончайшие движения души.

Различно и отношение героев к другим людям. Раскольников часто потребительски относится к окружающим, ставит на них психологические опыты, вгоняя их в предложенные им ситуации (вспомним беседы со следователем Порфирием Петровичем, Свидригайловым, проверка на старухе-процентщице своей теории). Весь мир как будто вертится вокруг Раскольникова, все пытаются ему помочь, идут на жертвы (Соня, Пульхерия Александровна, Дунечка).

Мышкин же сам помогает другим, выслушивает их истории, постепенно зарабатывает доверие каждого, кто его знает. Мышкин абсолютно искренен во всех своих проявлениях, Раскольников — игрок, им в какой-то момент овладевает азарт: «Тварь я дрожащая или право имею?» [2, с. 37]. Этот вопрос вызов себе.

Страдания Мышкина — следствие болезни. Ф. М. Достоевскому удается очень точно и оправданно с точки зрения повествования вписывать приступы болезни в ткань текста: «В такое время он (Мышкин)часто смешивает предметы и лица. Ему очень захотелось проверить, стоял ли он сейчас перед лавкой: была одна вещь, на которую он смотрел и даже оценивал в шестьдесят копеек серебром» [3, с. 179]. Художественная деталь тонко вписывается в логику передачи состояния Мышкина перед эпилептическим припадком.

Раскольников — сознательный преступник, никто его не заставлял брать на душу грех убийства. Раскольников — бунтарь, не желающий мириться с несправедливыми законами общества: «Люди не поменяются. У них, кто на сильный поступок решился, тот и прав» [2, с. 237]. Раскольникову свойственна мания превосходства и вседозволенности.

Читателю интересно следить за постепенным нравственным очищением Раскольникова, наблюдать, как его страдания в финале эпилога облегчаются. Важно, что героя спасает вера, сострадание (совместное страдание с Сонечкой), ему помогает сила духа и характера. Раскольников приходит к осознанию ценности человеческой жизни после сна о моровой язве, в котором все человечество жило по его теории: «Люди убивали друг друга в какой-то бессмысленной злобе» [2, с. 447]. Злоба — «резко негативная эмоция» [4, с. 455]. Раскольников теперь начинает осознавать, что никакая теория не стоит человеческой жизни. Он решается открыть Евангелик, подаренное ему Сонечкой Мармеладовой: «Разве могут её убеждения не быть теперь и моими убеждениями?» [2, с. 459]. Только вера и бесконечная любовь Сонечки позволяют ему искупить все грехи, за которые герой обречен на страдания.

Мышкину не нужно ни от чего очищаться, он абсолютно положительный персонаж, чистый: «Дитя совершенное, младенец» [3, с. 57] — так называют смущающегося, как «десятилетний мальчик» [3, с. 61] князя взрослые, занятые своими практическими интересами. В традиции Ф. М. Достоевского ребенок всегда представляется образцом невинности, безгрешности, правды и красоты. Такой положительно прекрасный Мышкин оказывается непонятным обществу.

Сопоставим центральных женских героинь двух романов — Соню Мармеладову и Настасью Филипповну Барашкову.

Соня гораздо более гармоничная личность, чем Настасья Филипповна. Настасья Филипповна воплощает двойственную сущность человека. Она сознательно идет на страдания, как бы бросая вызов мирозданию, доказывая свое своеволие и полную независимость от общепринятых человеческих законов. Приверженность к страданию доводит Настасью Филипповну до крайних пределов раздвоения. Путь Настасьи Филипповны — не в преодолении внешних препятствий к гармонии (как у Сони), а в разрешении конфликта между полярными сторонами собственной души. И здесь уже не она за спинами героев-мужчин, а Мышкин и Рогожин оттеняют две стороны ее натуры. Соня же всегда за Раскольниковым стоит, поддерживает его.

В образе князя Мышкина слышится голос истины, принимающей человеческую сущность героини, в образе Парфена Рогожина — голос лжи, осуждающий Настасью Филипповну как падшую женщину.

Внутренняя полярность характера Настасьи Филипповны прослеживается в монологах, имеющих форму скрытого диалога. Или часто Настасья Филипповна задает вопрос окружающим людям, но потом отвечает на него сама: «А! а-а! Вот и развязка? Наконец-то! Половина двенадцатого! — вскричала Настасья Филипповна; — прошу вас садиться, господа, это развязка. Сказав это, она села сама. Странный смех трепетал на губах ее. Она сидела молча, в лихорадочном ожидании, и смотрела на дверь» [3, с. 328]. Причиной раздвоения характера героини является гордыня (как она сама указывает в письме к Аглае Епанчиной). Это качество совершенно не характеризует Соню. Соня — покорная судьбе христианка, все выпавшие на ее долю земные страдания она покорно принимает, веруя в райскую жизнь после смерти. Прямого разрешения страданий Сони в рамках романного повествования мы не наблюдаем, эта линия остаётся открытой. Разве могут закончиться страдания и самопожертвования Сони после того, как вслед за отцом, дети Мармеладова лишились еще и Катерины Ивановны. Но в смысле философском, Соня приходит к счастью, к полной гармонии. Она проходит земной путь Христа: через страдания к истине. Совместное чтение Евангелия и исповедь Раскольникова, облегчающие в большей степени страдания Раскольникова, на самом деле помогают и Соне.

Читать еще:  Рисунок карандашом чтоб папа был рад. Пошаговая инструкция, как нарисовать герб семьи карандашом в школу

Ключевыми понятиями для характеристики Сони являются истина — добро — красота. В данном случае истина выступает и как правда, и как система нравственных ценностей, и как норма поведения — надо жить по правде.

Настасья Филипповна оказывается неспособной разрешить свой внутренний конфликт в пользу истины, поэтому она провоцирует собственное физическое разрушение. Ее земные страдания оказываются бессмысленными.

Познание истины, достигнутое Соней через земную жизнь, через страдание, остается для Настасьи Филипповны недостигнутым.

Свидригайлов и Рогожин — два отрицательных, нахальных и самодовольных персонажа, но чем-то симпатичных и читателю, и главным героям романов (Родиону Раскольникову и князю Мышкину).

Свидригайлов и Рогожин вышли из низов общества, их прошлое порочно.

На совести Свидригайлова ряд возможных убийств в прошлом, Рогожин в финале романа убивает свою возлюбленную Настасью Филипповну. Свидригайлов в конце романа под ложным предлогом заманивает в ловушку Дуню, но ей удается спастись.

И для Рогожина, и для Свидригайлова любовь могла стать методом пресечения страдания, но Дуня и Настасья Филипповна не ответили им взаимностью.

Свидригайлов — статичен, его исход — самоубийство. Трагическое движение характера Рогожина — в мучительных попытках перешагнуть пропасть между собой и предметом любви.

Петра Петровича Лужина и Гаврилу Иволгина Ф. М. Достоевский не наделяет никакими особенностями, они заурядны, поэтому несимпатичны читателю.

Причин для страдания ни у одного, ни у другого нет. Ф. М. Достоевский этих персонажей не проверяет страданием, не приводит их к духовному очищению. Основными негативными состояниями для них являются страх, испуг, стыд за родных.

Сам Ф. М. Достоевский дает Гане и его поступкам исчерпывающую характеристику, очень важную для понимания творческих принципов писателя: «К разряду обыкновенных или ординарных людей принадлежат и некоторые лица нашего рассказа. Нет ничего досаднее как быть, например, богатым, порядочной фамилии, приличной наружности, недурно образованным, не глупым, даже добрым, и в то же время не иметь никакого таланта, никакой особенности, никакого даже чудачества, ни одной своей собственной идеи. Ум есть, но без своих идей; сердце есть, но без великодушия». [3, с. 347]. Здесь многократное повторение слов никакой, никакого. Ганя — человек, в котором все слишком не перешли ни в одно особенное. Он не может найти свое место в этом мире, ему везде некомфортно, особенно дома. Для каждого нормального человека семья — это опора и оплот в жизни, а Гане стыдно за своих близких и родных: «Про Ганю и говорить было нечего: он все время стоял, выдержав немую и нестерпимую муку. — Папенька, я вас прошу выйти на два слова, — дрожащим, измученным голосом проговорил Ганя, машинально схватив отца за плечо. Бесконечная ненависть кипела в его взгляде» [3, с. 120]. Бесконечную ненависть Ганя испытывает не к кому-нибудь, а к собственному отцу. Существительное бесконечность и прилагательное бесконечный часто применяются Достоевским именно по отношению к Гавриле. Вся гамма негативных эмоций, свойственная Гане, отличается близостью к чему-то отвратительному, неприятному, постыдному. Герой ни с кем и никогда не становится до конца откровенным.

Сложность исследования эмоциональной сферы человека проявляется в динамическом развитии эмоций, в возможности перехода одной эмоции в другую, похожую или полярную. Разница между несколькими эмоциями, переход одной эмоции в другую, могут быть едва ощутимы, но важны в ткани текста художественного произведения.

Исследование эмоций в художественном тексте усложняется наличием нескольких интерпретаторов ситуации: герой, автор, читатель. Художественный текст полисемантичен, допускает множественность интерпретаций, как показало сценарное изучение негативных эмоций лингвистами [1].

Неоднозначность интерпретации событий — причина возможности возникновения противоположных эмоций у разных персонажей одной ситуации. Возможно и несовпадение переживаемых героем эмоций с существующими в нашем читательском сознании стандартами поведения. Желание героя избежать неприятных последствий вызывает стремление скрыть или подделать свои эмоции. Все это отражено в художественном тексте обоих романов.

1. Апресян Ю. Д. Лексическая семантика. Синонимические средства языка. М.: Наука, 1974. 368 с.

2. Достоевский Ф. М. Роман «Преступление и наказание». Собр. соч.: в 12 т. М.: Правда,1982. Т. 5. 457 с.

3. Достоевский Ф. М. Роман «Идиот». Собр. соч.: в 12 т. М.: Правда, 1982. Т. 6. 821.

4. Шведова Н. Ю. Толковый словарь русского языка с включением сведений о происхождении слов. М.: Институт русского языка, 2007. 1173 с.

Источники:

http://new-disser.ru/product_info.php?products_id=1121221
http://studexpo.ru/1096970/literatura/istoriko_psihologicheskiy_podhod_motivatsii_povedeniya_literaturnyh_geroev
http://moluch.ru/archive/77/13176/

0 0 голоса
Рейтинг статьи
Подписаться
Уведомить о
guest
0 комментариев
Межтекстовые Отзывы
Посмотреть все комментарии