Проблемы с голосом. Когда ты познакомился с Ларсом, ты был ещё подростком, играл на гитаре и уже успел поиграть в нескольких школьных командах – Obsession, Phantom Lord и т.д

Проблемы с голосом. Когда ты познакомился с Ларсом, ты был ещё подростком, играл на гитаре и уже успел поиграть в нескольких школьных командах – Obsession, Phantom Lord и т.д

ДЖЕЙМС ХЭТФИЛД. МОЯ ИСТОРИЯ

[Metal Hammer 2016]

Фронтмен Metallica вспоминает школьные годы, сомнительные авантюры Metallica и объясняет, почему ярость – это энергия.

Последние 35 лет Джеймс Хэтфилд путешествует вокруг земного шара в качестве лидера самой величайшей металлической команды. Но детство у Джеймса, воспитанного в религиозной семье, было не из лёгких, и он прекрасно помнит свои семейные корни и глубокие раны. Он вспоминает годы своего становления, знакомство с Ларсом и предполагает, как бы Клифф Бёртон отреагировал на эксперименты Metallica в 90-х…

* Твоё полное имя – Джеймс Алан Хэтфилд, родился ты 3 августа 1963 года в Лос-Анджелесе, штат Калифорния. Братья или сёстры у тебя были?

Да, два старших сводных брата, Крис и Дэйв, и младшая сестрёнка, Дианна. Второй муж мамы был моим отцом. Было довольно тяжело. Мы с сестрёнкой жили как кошка с собакой, и когда родители возвращались домой, мы с ней убирали бардак и прикрывали друг друга. Но братья были гораздо старше меня, поэтому у меня с ними, к сожалению, отношения не сложились. Они были не настолько взрослыми, чтобы давать мне советы, но уже и не детьми, поэтому мы друг друга не понимали – было непросто.

* Ты хорошо учился в школе?

Средне. Тихий, замкнутый в себе паренёк. Отсижу на уроках и скорее домой веселиться и играть. Я любил спорт.

* Твои родители были приверженцами Христианской Науки. Такое воспитание как-нибудь сказывалось на школе и отношении к тебе твоих сверстников?

На школе нет. Я же ведь не в католическую школу ходил. Но на мне, безусловно, отразилось – больше чем на сестре и братьях, я воспринимал всё близко к сердцу. Родители не водили нас к врачам. Мы надеялись, что любой недуг вылечит духовная сила религии или защитит от всех невзгод и болезней. По этой причине мне запрещали ходить на уроки здоровья, изучать строение тела, болезни и всё такое. И, скажем, я хочу записаться в футбольную команду, а для этого мне нужно пройти медицинское обследование, получить справку от врача, и приходилось объяснять тренеру, что ходить к врачам мне религия не позволяет. Я чувствовал себя изгоем, и одноклассники смеялись надо мной. Перед уроком здоровья я стоял в коридоре, куда выгоняли за плохое поведение. Каждый проходил мимо и смотрел на меня, как на преступника.

* Тяжело тебе, наверное, было.

Тяжело, но эти трудности сформировали во мне личность. В юности тебе хочется быть как все, а не выделяться. Но теперь я вижу, что моя непохожесть на других помогла мне в жизни.

* Считаешь ли ты, что благодаря той ситуации ты через некоторое время смог себе сказать: «Я не хочу следовать за толпой».

Да, считаю. Я смог пойти собственной дорогой. В детстве сложно понять религию и веру, и я не понимал, почему не могу пойти к врачу – для меня это было странно. Я видел, как в церковь приходили прихожане со сломанной рукой или ногой, и надеялись, что религия им поможет. Я не видел в этом никакого смысла. Но позже я вник в религию, увидел в ней силу, но медицина важна не меньше, так что, став старше, я разобрался.

* В девять лет ты начал играть на пианино, но потом переключился на барабаны своего брата, Дэвида. На пианино ты играл классику?

Ага. Мама отправила меня домой к своей подруге. Я стал долбить по клавишам, и мама подумала: «О, да он у меня музыкантом будет. Отлично. Будет на уроки пианино ходить». Я отходил пару лет, и было реально скучно, потому что мы разучивали классику, а по радио я слышал другую музыку. Уроки проходили в доме одной пожилой женщины, и после занятий мне очень нравилось пить чай с печеньем. Но я очень рад, что меня заставляли, потому что я играл двумя руками и пел. Наверное, если бы не уроки пианино, петь и одновременно играть на гитаре было бы гораздо тяжелее.

* Когда ты познакомился с Ларсом, ты был ещё подростком, играл на гитаре и уже успел поиграть в нескольких школьных командах – Obsession, Phantom Lord и т.д. Музыка этих групп была похожа на Metallica?

Нет. Obsession была школьной группой, и мы просто бренчали в гараже моего друга, играли чужие песни. Исполняли Thin Lizzy, Black Sabbath, Робена Трауэра и Led Zeppelin… и иногда выступали на вечеринках; вот и всё. Не помню, как учился играть (смеётся). Помню, первый раз взял в руки гитару и подумал: «И как они издают эти громкие звуки?».

* Когда вы с Ларсом стали играть в группе, вы были друзьями-подростками или же вас объединяла музыка?

Безусловно, объединяла узыка. Я его никогда не видел и не слышал о нём. Я поиграл в группе Obsession, и принёс на репетицию свою песню, но она никому не понравилась, и я ушёл. Когда я познакомился с Ларсом, я джемовал с другим школьным приятелем, с которым мы сколотили группу Phantom Lord. Ларс слушал некоторые команды, на которые мы тогда тоже подсели – Saxon, Judas Priest, Scorpions. То есть, те, которые стали популярны в Штатах.

* Значит, дело было в музыке. Тем не менее, вы с Ларсом стали потрясающими партнёрами. Многие супруги столько в браке не живут, сколько вы держитесь вместе. Музыка до сих пор на первом месте или же всё-таки теперь вы ещё и друзья?

Мы с ним были полной противоположностью друг другу – разве что музыку вместе играли. Знаешь, когда в группе перерыв, и мы не видимся полгода, потом встречаемся и начинаем друг другу рассказывать, куда нас жизнь занесла: «Я вот это слушал и вот это для себя открыл», а он мне: «Серьёзно? Я тоже!». Так что в чём-то мы похожи…а в чём-то абсолютно разные. В этом и прелесть. Благодаря этому мы прошли с ним огонь, воду и медные трубы, и поскольку мы с Ларсом абсолютно разные, то можем друг у друга многому научиться.

* Когда в группу пришёл Клифф, он, безусловно, оказал на вас большое влияние, не только в музыкальном плане, но и в личностном…

Абсолютно верно. Он не только обучал нас теории музыки – у него было музыкальное образование, он ходил в колледж, где учился музыке, и кое-чему и нас научил. Увидев его на сцене в составе Trauma, мы с Ларсом охренели. У нас тут же челюсть отвисла, и мы сказали: «Слушай, этот парень должен играть у нас!». Мы с Клиффом стали хорошими и близкими друзьями, любили одну и ту же музыку, вместе проводили досуг, у нас были схожие взгляды на жизнь, мы с ним, по сути, говорили на одном языке. Но да, он был настоящей личностью, сильным парнем, и в конечном итоге на всех нас оказал влияние. Мне его очень не хватает.

* Как бы он отреагировал на ваши эксперименты в 1990-х, начиная с «Чёрного Альбома» (1991) и заканчивая ‘St. Anger’ (2003)?

Ну, полагаю, ему многое бы не понравилось. На мой взгляд «Чёрный Альбом» был отличной пластинкой, и я рад, что мы нашли в себе смелость сочинить её и поработать с Бобом Роком. Это должно было случиться, и случилось. Знаешь, когда я переслушиваю ‘…And Justice For All’ (1988), я понимаю, что дальше мы в том направлении двигаться уже не могли. Нужно было попробовать что-то свежее и новое. Думаю, Клифф придумал бы что-нибудь, где его бас было отчётливо слышно; наверное, что-нибудь более сложное и запутанное. Думаю, он, как и я, был бы против эры Load/Reload, ему бы многое не понравилось – преобразование Metallica либо закос под U2.

* Говоря «как и я», ты имеешь в виду, что тебе самому было некомфортно в тот период?

Нет, совсем нет. Есть на тех альбомах потрясающие песни, но, я считаю, не было необходимости в том образе и имидже группы. Ещё мы написали слишком много песен… из-за чего смертельный яд Metallica потерял свой эффект. Думаю, Клифф со мной бы согласился.

* Считаешь ли ты, что ‘St. Anger’ стал для вас новым началом или же это было окончание периода, о котором ты только что сказал?

Ну, не уверен. Для меня ‘St. Anger’ как бы стоит особняком в нашей дискографии. Это скорее заявление, а не альбом. В некоторой степени, это саундтрек к фильму Some Kind Of Monster. Есть на пластинке интересные и классные риффы, да и песни тоже. Но музыка получилась несвязной, хотя мы и сами тогда были разобраны на части. Но именно эта несвязная музыка вновь нас соединила. Это был очень важный кусочек мозаики, без которого мы не стали бы теми, кем являемся сегодня.

* Насколько для вас было важно, чтобы ‘Death Magnetic’ продюсировал Рик Рубин, а не Боб Рок, работавший с вами на всех альбомах, начиная с Black Album?

Думаю, важно. Боб… Нам стало слишком комфортно работать друг с другом, особенно после того, как мы истощили себя эмоционально в период ‘St. Anger’. Нам нужны были перемены. Рик Рубин – полная противоположность Бобу Року. Мы смогли сесть и самостоятельно написать альбом, без надзора. У группы снова выросли крылья, и мы смогли взлететь. Мы приняли верное решение. Ни в коем случае не хочу обидеть Боба, потому что он дал нашей группе бесконечно много. Мы у него многому научились.

* В фильме Some Kind Of Monster ты откровенно заявил о своих проблемах и внутренних демонах, признав, что в тебе бушует гнев. Но важно ли всё же чувствовать определённую долю гнева и ярости, чтобы сочинять песни?

(смеётся) Отличный вопрос! Думаю, это беспокоит каждого, кто пережил нечто подобное. Но креативность появится тогда, когда это будет нужно. Мы можем «прожевать» абсолютно всё, а потом выплюнуть в стиле Metallica. Я ведь не стану писать о цветочках и солнышке. Когда я счастлив, я сочиняю, наверное, самый тяжелый и убойный рифф. Как бы я не был счастлив, во мне всегда будет чувство гнева. Похоже, всегда будет не хватать ещё одного кусочка мозаики.

Проблемы с голосом. Когда ты познакомился с Ларсом, ты был ещё подростком, играл на гитаре и уже успел поиграть в нескольких школьных командах – Obsession, Phantom Lord и т.д

Жизнь, фильмы, фобии

Гений – человек, наделенный необычайным творческим или интеллектуальным потенциалом, благодаря которому он порождает новые принципы, мысли, выражения или ценности.

Обсессивно-компульсивное расстройство, невроз навязчивых состояний, obsessive-compulsive disorder (англ.) Состояние, при котором личность испытывает непреодолимую тягу выполнять определенные действия или развивать какие-либо идеи, не вызванные другим психическим расстройством. Первые симптомы часто появляются в детстве и юности. Может протекать очень мучительно и привести к инвалидности.

Шаман – это человек (мужчина или женщина), который по своей воле изменяет состояние своего сознания в расчете на контакт или путешествие в другую действительность за силой и мудростью. Выполнив это задание, шаман возвращается домой, чтобы с помощью обретенных силы и мудрости помочь себе или другим.

Ларс – единственный мне известный человек на этой планете, который всегда абсолютно искренен.

Что прекрасно в фильмах Ларса – это что он транслирует картинки из состояния, в котором мы чаще всего узнаем ту или иную форму сна. Ты бодрствуешь, но при этом вдруг видишь сон наяву.

Мне все время казалось, что меня обвешивают. Какая-то часть его поведения сама по себе выливается в фильм, который продолжается 24 часа в сутки.

У него в голове за пять минут рождается столько идей, сколько большинству режиссеров не видать за всю свою жизнь.

Я вообще думаю, что Ларсу стоило бы стать садовником, а не режиссером – он был бы тогда гораздо счастливее.

Что же касается Ларса фон Триера, то я думаю, что он гений, но что сам он не всегда верит в свою гениальность. Он постоянно от чего-то бежит, в то время как ему, наоборот, стоило бы успокоиться и обратить взгляд внутрь, в себя самого.

Он страдает мягкой формой синдрома Туретта. Та граница, которая обычно существует между Сверх-Я и подсознательным, для него существенно смазана.

Если бы ему самому нужно было выбрать свое основное произведение, он сказал бы, что его главным произведением был Ларс фон Триер – с двойным подчеркиванием под этим «фон».

– Мотор! – раздается откуда-то из глубины сумрачного зала. Оркестр принимается играть «Fly Me to the Moon»[1], стоя внутри впечатляющего пятиметрового сооружения из древесно-стружечных плит и балок, построенного прямо в огромном зале. Декорации свадебного торжества. Самый центр иллюзии. Отсюда, из полутьмы, мы следим на маленьком экране за тем, как Кирстен Данст и Александер Скарсгорд танцуют, целуются и нарезают торт, к громкому удовольствию празднично одетых гостей. Дубль за дублем, каждый раз с добавлением новых реплик, сменой интонаций и движений. И каждый раз им приходится немного поворачивать торт, чтобы скрыть от камеры, что его уже разрезали.

Сегодня среда 28 июля 2010 года, и мы находимся в киностудии в Трольхеттане, к северу от шведского города Гетеборга. Идет пятый съемочный день «Меланхолии», фильма-катастрофы Ларса фон Триера, и полсотни нарядно одетых актеров и участников массовки празднуют свадьбу главной героини, Жюстины, посреди более чем масштабных декораций, в то время как планета Меланхолия медленно, но неумолимо приближается к Земле.

За камерой сидит сам режиссер, направляя ее внутрь этого странного маленького мира, который выворачивается своей грустной изнанкой навстречу большому миру, но изнутри выглядит роскошным свадебным банкетом с люстрами, резными деревянными панелями, оркестром и полусотней гостей. На экране теперь Кирстен Данст с отсутствующим взглядом, танцующая с молодым человеком.

– Look away![2] – доносится голос Ларса фон Триера откуда-то из-за декораций.

Взгляд молодого человека блуждает по залу. В конце концов актриса бросает его посреди танца. Камера находит ее «сестру», Шарлотту Генсбур, которая в серебристо-сером платье кажется еще выше и тоньше, чем обычно, и следит за Кирстен с беспокойством, написанным на лице.

– Thank you, cut,[3] – снова кричит Триер.

– Кирстен Данст удивительно хороша, – говорит режиссер, когда мы обмениваемся парой фраз в перерыве. – И все остальные тоже молодцы. И даже чувствую, что тронут… – Он качает головой. – Ну, потому что все получается… – Он замолкает ненадолго, потом в голос возвращаются привычные капризные нотки: – Так что злой дурак здесь один я.

Все идет как по маслу. Актеры в ударе, сам Триер кажется собранным и сосредоточенным. Я прохожу мимо него, направляясь к солнечному свету, и слышу, как он говорит своему ассистенту:

– Я, кажется, буду доволен этим фильмом.

Расплата за успех наступает только к вечеру: Триер выглядит подавленным – или просто счастливым и несчастным одновременно.

– Черт, я боюсь, что снова сделал то же самое, – говорит он по телефону жене.

И начинает плакать.

Большинство датчан знают Ларса фон Триера – или считают, что знают. Как самого осуждаемого датского деятеля искусств. Мы выучили его наизусть, во всех его проявлениях, от фобий, автокемпера и антидепрессантов до почти ритуальных провокаций. Мы говорим, что он кукловод, который вовлекает всех без исключения в сцены со своим участием. Вуайерист, провоцирующий актеров выходить за пределы дозволенного, но готовый на неизбежный риск только через посредника. Самовлюбленный, невротичный, оригинальный – никогда не чересчур, чтобы это хорошо смотрелось и на «ура» было воспринято прессой, в любую секунду готовый на скандальные выходки и словесные ляпы. Бесконечно влюбленный в миф о самом себе. Потому что, как сформулировал Петер Шепелерн, автор книги «Фильмы Ларса фон Триера – принуждение и освобождение»: «Ему удалось особым нелюдимым эксгибиоционизмом привлечь к себе внимание средств массовой информации».

Я сам помню, как сидел в кинотеатре «Гранд», рыдая над концовкой фильма «Рассекая волны», и как потом, когда я вышел на улицу и остановился, приходя в себя, среди других таких же потерянных зрителей, меня вдруг пронзила мысль: интересно, чувствовал ли сам режиссер то же, что чувствую сейчас я? Или он просто сыграл на моих чувствах, как на музыкальном инструменте? Может быть, он просто манипулировал мной, как смышленый маленький мальчик, который ворошит веточкой муравейник, чтобы посмотреть, какой переполох это вызовет? Или, другими словами, неужели Триеру снова удалось нас надуть?

Недоверие к нему настолько глубоко, что, пока я работал над этой книгой, меня бесчисленное количество раз спрашивали, правда ли, что Триер страдает фобиями или он все это выдумал, чтобы стать интереснее в глазах окружающих. Кроме того, многие хотели знать, каков он в общении, и, когда я отвечал не так, как от меня ожидалось, мне неоднократно приходилось выслушивать с подозрением сказанное: «Может быть, он и тобой тоже манипулировал».

Проблемы с голосом. Когда ты познакомился с Ларсом, ты был ещё подростком, играл на гитаре и уже успел поиграть в нескольких школьных командах – Obsession, Phantom Lord и т.д

Каким было твое детство?

Я вырос в пригороде Лос-Анджелеса, в семье среднего класса. У нас был прекрасный дом, я мог ходить пешком в любую школу — начальную и среднюю, все они были рядом. Отец работал водителем грузовика, в итоге стал владельцем компании по перевозкам. Мама была домохозяйкой, она была художницей — рисовала картины и занималась графическим дизайном. Смешно вспоминать, помню я довольно много находился в доме один, странно. У меня было 2 старших брата (по одному из родителей) и младшая сестра. Определенно, в доме было сложно. Просто я пытался смотреть на вещи с точки зрения отца. Он женился на женщине, у которой было 2 сына-подростка, насколько это могло быть сложно. Я был одиночкой большую часть времени, видел как у моей сестры постоянно были проблемы. Очень непослушный, шумный ребенок. Я видел, как все у нее складывалось, так что я пошел другим путем. Чтобы уйти от проблем я как бы одевал маску, находил убежище, что не очень то хорошо на мне сказывалось.

Тебя воспитывали в соответствии с Христианской Наукой?

Это было очень интересно, хотя и вызывало отчуждение. Моя реальность была такова, что меня как ребенка это очень отталкивало. Сейчас, повзрослев, я немного больше понимаю религию. Сила мысли, позволяющая мыслить позитивно, чтобы себя излечить, попытки не признавать болезнь и прочие вещи. Отказ от походов к врачам, в основном игнорирование всех этих знаний. Это вообще мне было непонятно. Мне кажется сейчас в моей жизни все неплохо совмещается. Да, есть сила мысли, но существуют и приобретенные нами знания. Когда человек ломает руку, пойди и хотя бы вправь ее для начала. Даже этого не разрешалось. Я не мог посещать, будучи ребенком, занятия по здоровью. Ты изучаешь, как функционирует тело человека, подобные вещи. Мне не разрешалось это изучать. Мне приходилось выходить из класса и стоять в коридоре, или идти в кабинет директора. Это было больше как наказание. Мои родители в какой-то степени пытались сделать меня лучше, держа меня подальше от этих вещей, но выходило наоборот. Отец бросил нас, когда мне было 13. В тот момент я просто сказал маме: «Я больше не буду ходить в воскресную школу. И точка». Вот и все.

Что ты помнишь о разводе?

Это было очень неприятно мне как ребенку, не знать что происходит. Это было вроде как скрыто. Это большой дефект в моем характере, оставшийся до сих пор — мне все время кажется, что все от меня что-то скрывают. Отец уехал, и долгие месяцы мы не подозревали о том, что он не собирается возвращаться. Мама сказала, что он в командировке, и в итоге сказала правду. У меня был страх того, что я остался главным мужчиной в доме, не зная как и что делать. Было чувство, что я недостаточно научился у отца, что он не был со мной, когда был нужен, и все это накапливалось. Сильная ненависть к нему. Он даже не попрощался.
Я не имею понятия о том, что между ними происходило. Может, это было что-то совершенно ужасное, когда он должен был просто исчезнуть и все. Но они оба были очень религиозны, и для меня это противоречило всем этим вещам, касающимся развода. Быть брошенным. У меня были проблемы с этим. Потом, через 3 года, умерла моя мама. Я связываю это со всем этим вихрем проблем касательно развода. Это было очень больно.

Видимо, она не хотела лечения?

Нет, нет, однозначно нет. Ей было даже неинтересно узнать, что это была за болезнь. Мы наблюдали, как наша мама увядает. Мы с сестрой просто смотрели друг на друга, сказать было нечего. Это был заколдованный круг в отношении признания самого факта болезни. В конце концов, мои братья — они были уже достаточно взрослыми, чтобы понять это — сказали: «Что-то не то, давайте ей как-то поможем». Но было слишком поздно. Рак, она умерла.
Мне пришлось на какое-то время поселиться у брата, оставив всех друзей, посередине 11 класса. К счастью у меня был старший брат, Дэвид, у которого была довольно устоявшаяся жизнь. У него была жена, и это типа устаканило его жизнь, мою и моей сестры. Моя сестра не могла этого терпеть слишком долго, она была слишком проблемной. Они нашли моего отца, и она стала жить с ним. Прошло очень много времени, пока я смог хоть как-то простить его и хотя бы осознать существование ни от чего не зависящей любви между отцом и сыном. Но все еще без ответов оставались тонны вопросов. Он умер. Много всяких вещей, через которые мне пришлось пройти во время терапии, связаны с детством и столкновением моей реальности с их реальностью.

Когда ты впервые принял какие-либо медикаменты?

Когда я жил у брата, у меня были эти жуткие головные боли. Ребенком у меня были постоянные мигрени. Я не знал, что существует что-либо, что могло бы помочь или ослабить боль. Молитва похоже не помогала, а это был единственный рецепт в моем доме, или еще чтение Библии. Помню брат впервые дал мне аспирин, а я отказывался. «Как я буду себя после этого чувствовать? Что произойдет?». В тот момент я осознал преимущества данных Богом знаний о том, как нам позаботиться о самих себе.

Сколько тебе было тогда?

Где-то 16 или 17. У меня на протяжении всей школы не было никаких прививок, ничего подобного, чему я даже в какой-то степени рад. Кто знает что там вкалывают в детей?

К этому моменту ты учился играть на гитаре?

Мама брала меня на уроки фортепиано, потому что мы жили в доме друга. Я стал играть на пианино, и мама подумала, что я стану виртуозом (смеется). Три года занятий на фортепиано в доме пожилой женщины, где ужасно пахло. Я довольно быстро понял, что это отличное средство общения. Мне нравилось быть одному. Мне нравилась возможность отрешиться от мира. Музыка очень в этом помогала. Я надевал наушники и просто слушал музыку. Музыка говорила моим голосом и становилась связующим звеном на многих уровнях. Было очень естественным, что я хотел самовыразиться таким образом. Все вертелось вокруг Kiss и Aerosmith. Это был первый посещенный мной концерт — Aerosmith и AC/DC в Long Beach Arena (12 июля 1978 г.). Мне также нравились Ted Nugent, Alice Cooper. Много из более острого, тяжелого рока, который в ту пору был американским. Я не слушал другой музыки пока не познакомился с Ларсом 2 года спустя.

Как ты впервые встретился с Ларсом?

Когда мы впервые познакомились, я учился в старших классах, играл с другом на гитаре и пытался запустить эту группу, Phantom Lord. Мы ответили на его объявление в газете, встретились с ним на каком-то маленьком складе где-то, он установил свою ударную установку, и он совсем неважно играл, но имел мотивацию, знания. У него был такой же драйв и такие же чаяния, как и у меня.

В культурном плане, насколько вы были разными?

Совершенно. Кроме того, что его игра была не очень хорошей в то время, от него исходили всякие запахи (смеется). Несчастье быть европейцем состоит в том, что они там не производят мыло, и никто никогда не моется. При посещении его дома — определенно другое ощущение. Очень дружественно, очень открыто. Мой дом был очень элитным, очень закрытым, если ты не был последователем нашей религии. У нас дома не было много гостей. Дом Ларса был абсолютной противоположностью. Очень в стиле хиппи, в стиле «Давай, заходи».

Видимо, Ларс имел внушительную коллекцию записей.

Я бы не сказал, что он был испорченным, но, будучи единственным ребенком в семье, у него было много записей. Я заходил и не мог в это поверить. У меня был мой маленький набор, а у него вся стена спальни заполнена всякими вещами. Он мог просто пойти в музыкальный магазин и сказать: «Я хочу послушать, что это за парни». Я не мог себе такого позволить. Но, чувак, я приходил и переписывал у него все, что только мог.

Ты был скромным тогда?

Очень. Я был очень отчужденным, не доверял окружающему миру вообще в связи с тем, через что мне пришлось пройти в детстве. Выпивка помогала мне немного вырваться из этого, но в итоге было только хуже. Я копал себе более глубокую яму.

Было чувство, что Metallica стала твоей семьей?

Да, да. Без сомнения. Я искал людей, которые бы разделяли мои взгляды. Я не мог отождествлять себя со своей семьёй, она распалась на моих глазах, когда я был совсем ребёнком. Одна часть меня жаждала семью, но была и другая часть, которая не могла быть с людьми. В конце концов, я почувствовал себя одиноким волком, я чувствую, что мне нужна семья, но не всё время.

Источники:

http://ok.ru/hmrforever/topic/66245559964975
http://www.litmir.me/br/?b=191604&p=21
http://www.metallica.ru/news.php3?id=614