Проблема поиска смысла жизни как путь преодоления духовного кризиса в творчестве В. Шукшина
Сочинение «Проблема духовных ценностей в рассказах Шукшина»
В середине 40-х годов прошлого века, заканчивая статью пятую «Сочинения Александра Пушкина», — В. Г. Белинский заметил: «Наше время преклонит колени только перед художником, которого жизнь есть лучший комментарий на его творения, а творения — лучшее оправдание его жизни». В неостывающих спорах о Василии Шукшине, его месте и значении в современном искусстве, эти слова во многом объясняют тот общественный резонанс, который вызвала безвременная смерть писателя и который превратился в глубокий и устойчивый интерес ко всему, что сделано и сказано Шукшиным.
Для Василия Шукшина деревня — не столько географическое понятие (хотя и географическое тоже), сколько социальное, национальное и нравственное, где проявляется весь сложнейший комплекс человеческих отношений. И как это бывает по непреложному человеческому закону, желание сказать свое слово о людях, которые близки, выливается в размышления о всей народной жизни. И Шукшин-писатель не одинок в этом восприятии мира русской деревни. В. Белов и В. Распутин, Е. Носов и Ф. Абрамов, В. Астафьев и С. Залыгин неоднократно подчеркивали, что нет проблем чисто деревенских, а есть — общенародные, общегосударственные. Именно так эти писатели понимают тему деревни, ибо там видят корни всей нации.
Есть в художественной позиции Шукшина, в его размышлениях о деревне один аспект, я думаю, крайне современный — проблема духовных ценностей. Шукшин, может быть, как никто другой, много и упорно думает о том, почему деревня не всегда получает настоящую культуру и искусство, протестует против тех, кто создает так называемые «варианты произведения для села»: «Беда в том, что этот суррогат городской культуры оказывает огромное влияние на село» (вспомним хотя бы рассказы «Артист Федор Грай», «Крыша над головой» и др.).
Движущими силами в произведениях Шукшина являются не внешние события. Сюжет у него только повод, чтобы начать разговор. Затем повод «исчезает», и «начинает говорить» душа, мудрость, ум, чувство. Все чаще герои Шукшина задумываются над основами бытия, все чаще обращаются к так называемым «вечным вопросам». В художественном мире Шукшина герою, который задумался, испытал потребность понять себя, уже ощутил внутреннюю дисгармонию души, но еще не умеет ответить на проклятые (они становятся у шукшинских героев именно «проклятыми») вопросы, принадлежит огромное место. Герои чувствуют неудовлетворенность, мучительный душевный непокой. Они мечутся. Ищут, думают. Жаждут. Не просто праздника, а праздника души. Как, например, герой рассказа «Верую!» Максим Яриков. Навалилась какая то особенная тоска на него, сорокалетнего, злого на работу мужика. Не может Максим сказать, что с ним происходит. Чувствует, что болит душа, но объяснить, почему, не может. Ненавидит он тех «людей, у которых нету души. Или она поганая». Думает, мается, страдает, размышляя о том, «а зачем все… Зачем живет он и люди вокруг него?».
Услышал Максим Яриков, что к Лапшиным приехал «самый натуральный» поп, и пошел к нему узнать: «У верующих душа болит или нет?». Между попом и Максимом происходит разговор, истинно русский разговор, о смысле бытия, о добре и зле, о душе человеческой… И поп, которому «ничто человеческое не чуждо», предпринимает на глазах Максима нелегкую попытку осмысления истины. Всегда у Шукшина, как и в жизни, все непросто. Мучительные раздумья Максима роднят его с попом, и в то же время явное попово вольнодумие в трактовке известного постулата религии (Ведь сказал Христос: «Я есть Путь, Истина и Жизнь») сближает его с автором.
Но у попа все-таки есть вера, есть свой суровый, могучий Бог. Имя ему — Жизнь. Более того, в душевной маете Максима поп видит весьма важный момент, можно сказать, социально важный: «Душа болит? Хорошо! Ты зашевелился, ядрена мать! А то бы тебя с печки не стащить с равновесием-то душевным». Шукшин постоянно углубляет социальный и нравственный аспект исследуемых конфликтов и ситуаций. Героев Шукшина начинают интересовать проблемы жизни и смерти вообще, в их философском смысле.
Заставляя своего героя взглянуть на себя, на собственную жизнь, Шукшин часто предметом исследования берет тот момент душевного напряжения, сдвига, надлома, когда герою кажется, что силы и жизнь были им растрачены понапрасну, что спел он уже песню своей жизни, но спел плохо: «Жалко — песня-то была хорошая». Тревожные раздумья о смысле жизни окрашивались у Шукшина в разные тона, неразрешимые вопросы задавались с разной степенью напряженности: в них можно обнаружить трагическую безвыходность и светлую печаль, крик души «на пределе» и скорбные думы о конечности бытия, печальные мысли о сиюминутности человеческой жизни, в которой так мало места было красоте. Пафос творчества Шукшина видится, прежде всего, в постановке нравственных вопросов о судьбах и правах человеческой личности. В этой связи очень показательна сказка «До третьих петухов». Произведение начинается со спора персонажей русской классической литературы о том, может ли Иван-дурак, этот «низкий» герой устного народного творчества, находиться в «высшем» обществе. Оказывается, не может, так как Иван должен доказать свое право на место в библиотеке, добыв справку у Мудреца, что он умный… Иван, подчиняясь чужой воле, отправляется за справкой. Впрочем, не совсем так. Не за справкой Шукшин отправил своего героя за тридевять земель, а набираться ума-разума, что подчеркнуто уже подзаголовком сказки. И отказом Ивана от справки-формальности, липы, которую ему предлагают черти. Этим можно объяснить и то, что шукшинскому Ивану-дураку, в отличие от фольклорного, не помогают чудесные силы, он все препятствия должен преодолеть сам. Иначе как ему набраться ума-разума?
Вот Иван встречает на своем пути «избушку на курьих ножках, а вокруг кирпич навален, шифер, пиломатериалы всякие». Шукшин сразу сопрягает в сознании читателя условные, фантастические и вполне современные бытовые реалии. За повествованием о необычных злоключениях героя отчетливо проглядываются уродливые сцены современной автору жизни. В избушке ожидает Ивана и первое испытание — встреча с Горынычем, которая становится первой капитуляцией Ивана, первым отступлением перед злой силой, первым унижением на пути «за справкой». «В душу как вроде удобрение свалили, — грустно сказал он. — Вот же тяжко! Достанется мне эта справка…». Испытанное унижение оборачивается новой силой взрыва, и Иван, не обращая внимания на предупреждение встреченного по пути Медведя, отправляется к чертям. Надо сказать, что Иван так ни разу и не прислушался к мудрому голосу Ильи Муромца, который сердцем чует его беду. В этом также видна особенность шукшинской сказки, герой которой должен, повторяю, сам до конца пройти свой путь, чтобы понять, на что он способен.
Важное место в сказке занимает Мудрец — образ-гротеск. Мудрец — это определенный социальный тип, паразитирующий на уважительном отношении к науке, он «имеет» власть, не снившуюся никакому фантасту: Мудрец может «разрешить» вулкану извергаться или считать «недействительным» любой факт. Мудрец привел Ивана в компанию современных бездельников, чтобы с его помощью развеселить Несмеянушку. И когда ему это не удалось, он пустился «на очень и очень постыдный выверт — решил сделать Ивана посмешищем», то есть решил унизить его. Тут впервые Иван выходит победителем и, пока молодые люди раздевают Мудреца в поисках «лишнего ребра», забирает печать. Вроде бы цель достигнута: добыта не справка даже, а знак власти Мудреца — печать. Но счастливым концом сказка не завершается. Шукшин отправляет своего Ивана в обратный путь, чтобы он прошел той же дорогой, по которой шагал к Мудрецу. Чтобы набраться ума-разума, Иван должен еще раз увидеть и понять, что оставил он после себя, безоглядно исполняя чужую волю — стремясь к справке. Счастливого финала в сказке Шукшина «До третьих петухов» явно нет: отнюдь не торжествующим победителем возвращается Иван в библиотеку. Ведь добытая печать оплачена дорогой нравственной ценой.
Многие ключевые образы творчества Шукшина также связаны с природой его народного мироощущения. Разные мотивы, переплетаясь в его произведениях, становятся нравственно-философскими образами-символами, характерными чертами поэтики художника.
Проблематика произведений В. М. Шукшина
Проблему предательства, компромисса с совестью поставил
писатель В. М. Шукшин в киноповести «Калина красная». Герой повести Егор Прокудин – человек умный, от природы добрый и талантливый – в юности оступился, свернул с прямого пути, чтобы обойти трудности, но так и задержался на воровской дороге, где «одни ларьки и чемоданы». С этого момента и начался путь компромисса с совестью, предательства – матери, общества, самого себя. Жизнь искривилась, потекла по ложным законам. Но Егор Прокудин, безусловно, человек сильный, сумел-таки вырваться из тупика, куда загнала его воровская романтика. Человек он также самолюбивый. Все двадцать лет, что провел вне дома, не забывал о матери, но явиться к ней стриженому и нищему после очередной отсидки выше его сил. «Не время еще», – говорит он Любе, женщине, которая по-настоящему полюбила его. «Не время», потому что там, где родился и вырос, тюрьма – это позор, крайняя степень падения человека: что угодно, только не тюрьма. Лучше обмануть, прикинуться чужим, чем принести позор родному человеку.
А деньги? Ведь мог же посылать их матери. Как раз и не мог, потому что особенность характера Егора – ходить по краю. Вся жизнь пошла вбок, вся жизнь – загул. Наголодавшись, настрадавшись в детстве, думал, что деньги – это и есть праздник души, но понял, что это не так. А как? – так и не смог узнать, хотя муки совести перед матерью, любимой женщиной успел испытать.
В статье «Нравственность есть Правда» В. Шукшин попытался
объяснить особенности характера своих героев. Есть человек трезвый и разумный, который до конца понимает свое время и место, знает правду жизни, и если обстановка сложится против правды, то лучше о ней помолчать. Есть человек умный и талантливый – это творческий человек. Он найдет способ сказать правду. Гениальный обрушит правду «на головы и души людские». Даже если она убьет его. Но есть и такой тип человека, по мнению Шукшина, в котором соединились причудливым образом ум и трезвость, гениальность и талантливость. «Человек этот – дурачок», – пишет В. Шукшин. Много их было не от мира сего в литературе: юродивые, кликуши, странники. У Шукшина это герои-«чудики», тоже странные люди. Они совершают, с точки зрения здравой логики, необдуманные поступки: покупают, например, на последние деньги микроскоп («Микроскоп»), сбегают из тюрьмы за три месяца до окончания срока («Степка»). Есть среди них свои фантазеры-вруны («Миль пардон, мадам!»), мыслители («Алеша Бесконвойный») и даже задумавшиеся об устройстве государства («Штрихи к портрету»).
Что хотел показать нам своими героями Шукшин? Например, своим Степаном из рассказа «Степка», который составил основу фильма «Ваш сын и брат». Он, конечно, дурачок этот Степан, но писатель по-своему любит его. Не досидел три месяца и сбежал из тюрьмы, но сбежал-то не воровать и грабить – пришел открыто в свою деревню, чтобы вдохнуть запах родной земли, повидать отца с матерью. Могуч и властен оказался зов малой родины, откликнулась русская душа на этот зов. И пошел чудик Степан, потому что не утерпел, сгорела бы его душа за эти три месяца неволи. Кто в здравом уме поймет этот феномен русской души? Шукшин понял!
Или другой герой – Бронислав Пупков из рассказа «Миль пардон, мадам!» Имя свое получил при крещении, за что обиделся на священника, вызвался даже сопровождать его в район во время ареста. Во время войны служил санитаром в прифронтовом госпитале, вернулся в родные места, обзавелся семьей, работал, но душа требовала своего выхода и находила в сочинении невероятных историй. Одна из них о том, как он совершил покушение на Гитлера. Рассказывал он эту историю исключительно заезжим охотникам, потому что деревенские были уже сыты по горло байками доморощенного сочинителя, даже жена пригрозила, что его посадят за искажение истории. Ничего не мог поделать с собой Бронислав, видимо, служба обычным санитаром требовала героического наполнения. Это и мучило героя.
Проблему смысла жизни по-своему решают герои Шукшина. Они тоже
задаются вечными вопросами: зачем я родился, для чего живу? Но делают это как-то нелепо, неуклюже, опять же с точки зрения деревенской морали. Например, Алеша Бесконвойный в одноименном рассказе. Звали героя на самом деле Костей Валиковым – «Бесконвойным» его прозвали за неуправляемость характера, хотя слыл в колхозе работником старательным и трудолюбивым, не чурался никакой работы. Но в субботу и воскресенье ни под каким предлогом его нельзя было заставить работать. Суббота вообще для него был святой день – «в субботу он топил баню».
В этот день он размышлял о жизни, вспоминал прошлое, думал о будущем. Сам процесс подготовки бани вызывал у Бесконвойного чувство необычайной радости – душа звенела. Сначала колол дрова и таскал воду, потом по-особому, по-своему, растапливал каменку. Глядя на огонь, философствовал: «Два полена и то сгорают неодинаково, а вы хотите, чтоб люди прожили одинаково». Взволновало и открытие, которое совершил он, глядя на огонь: «Любая головешка, догорая, вспыхнет последним огнем – так и человек перед смертью горит желанием жить». И от этого немудреного открытия становилось спокойно на душе. Никто в деревне и не поверил бы, что Алеша серьезно вдумывался в жизнь, «что в ней за тайна, надо ли ее (жизнь) жалеть». Размышлял, правда, в пределах все тех же бытовых координат, в которых жил. О том, как дети вырастут, заведут свои семьи, будут приезжать к старикам в гости , а он будет гордиться ими. На все эти думы он отводил один субботний день, но это был его день, его личное пространство, войти в которое никому не было дано.
Все эти герои Шукшина вызывают у читателя понимание, душевные отклики, но есть и те, от которых хочется отмахнуться, как от назойливой мухи. Например, от Николая Николаевича Князева из рассказа «Штрихи к портрету» (сб. «Печки-лавочки»).
Князев родился в бедной семье, где об образовании и воспитании мало задумывались, ибо знали, что в деревне воспитывает труд. Герой рано обнаружил в себе способность к философствованию. Став взрослым, задумался о глобальном – о государственном устройстве. «Сколько всего наворочено! А порядка нет!» – приходит к мысли герой. И пишет главный труд своей жизни «О государстве». Что такое государство и как оно устроено? – задается вопросами Князев, пристает с ними к окружающим (чем не Сократ!), но люди его не понимают, отмахиваются от него, иногда и бьют. Создается впечатление, что герой страдает за истину, ведь он озабочен построением идеального общества, где «никто не ворует, не пьет, ни лодырничает» – каждый на своем месте «кладет свой кирпичик в грандиозное здание» государства. Благие мысли Князева разворачиваются до фантасмагорических объемов: «Ведь мы могли бы заасфальтировать весь земной шар! Прорыть метро до Владивостока! Построить лестницу до луны!» Вопрос «зачем?» не князевский вопрос – он озабочен глобальной мыслью «великого почина» (проблема «великого почина»). Поэтому все должны оставить свои повседневные дела: пахать и сеять, добывать руду и плавить металл, лечить и учить, наконец, создавать семьи и воспитывать детей. Нет, надо бросить все дела и ринуться строить лестницу до луны!
Мысли о едином трудовом порыве не оставляют героя даже вовремя отдыха. С вопросом о том, какой отдых тот предпочитает, пристает к дачнику Сильченко. Услышав, что рыбалку, не на шутку сердится. «Вместо того чтобы идти на рыбалку, люди взяли бы горсть земли, принесли в определенное место, и образовался бы огромный холм!» – возмущается Князев.
– Зачем? – спрашивает Сильченко, – может быть, лучше отдохнуть.
– Нет, с вашим бесполезным отдыхом вы нарушаете цепь человеческих полезных дел, – гневно отвечает философ.
По его мнению, все должны трудиться на благо государства. Таким образом, сам того не ведая, философ-демагог сформулировал «закон великого почина», когда личные интересы не должны мешать общегосударственным делам.
Не отпускает Князева и вечный вопрос о смысле жизни, но опять же он мыслит масштабными категориями.
– Вот, представьте себе, я, вы, дедушка несем бревно. Нам нужно пронести его 100 метров, а вы пронесли 50 метров, бросили и говорите: «У меня отпуск, я отдыхаю!»
– Бред какой-то! Что же отпусков не нужно что ли? – спрашивает Сильченко.
– Вот пронесем положенные 100 метров, тогда и отдыхайте!
Для Сильченко, не задумавшегося над глобальными вопросами бытия, смысл жизни в том, «чтобы работать, быть честным, защищать Родину, когда требуется». Для Князева это все «ответвления от главного смысла, но от какого, он и сам не знает.
1.3 Проблемы нравственности в творчестве Шукшина
Исследование проблемы нравственности в творчестве Шукшина осуществлялось Л. Аннинским, В. Горном, Г. Белой, В. Апухтиной, Г. Биновой, С. Залыгиным, Е. Черносвитовым, В. Коробовым и др.
В осмыслении проблемы нравствености в творчестве Шукшина в исследовательской литературе выявились два главных направления: одно усматривает рождение нравственности героев Шукшина из бытия самого человека (субъекта деятельности, свободы выбора); другое сориентировано на выведение им нравственности из народной культуры.
Осмысливая нравственность человека исходя из самого человека, Шукшин противостоит господствующим версиям этики своего времени. Поэтому прозрения (открытия!) Шукшина в сфере нравственных отношений поразительны.
Считалось, что нравственность – это совокупность идей, норм, принципов, которыми люди руководствуются в своем поведении. Шукшин же утверждает: нравственность «никак не идеи, не соображения даже самого высоконравственного порядка». Его интересовал человек, не «посаженный» на науку поведения, человек, ищущий нравственные опоры в боге, в людях, в культуре («Верую!», «Ночью в бойлерной», «Мастер», «Думы», «Раскас», «Чудик»), человек, не обретший нравственности или потерявший душу в потоке жизни («мертвые души» России 1960-1970-х гг.). Шукшин удивлял, пугал человек с атрофией нравственного чувства (Спирька Расторгуев из рассказа «Сураз»).
В научной литературе о нравственности признавалось, что нравственность можно привить человеку путем обучения его правилам и нормам поведения, Шукшина же утверждал, что «нравственность есть правда» и ей нельзя научиться, а только можно прожить ее.
К этой позиции Шукшин приходит не сразу. Рубежным в этом отношении является рассказ «Критики»: посмотрел старик на экран телевизора, где актер изображал сельского жителя, а потом снял с ноги сапог и разбил телевизор (старик выступает и против лжи в искусстве, и против тупости своих близких, сидящих у телевизора, и против неуважения к себе своих родных, дед «фальшь чуял», в отношении деревенских фильмов был категоричен до жестокости). Отрицательный смысл приобретает в рассказе тезис: «они были очень умные и все знали». Шукшин отмечает противоречие ума и нравственности, как никто другой в литературе 1960-х гг.
Шукшин пишет о том, что «нравственность молено подделать. И подделывают. И очень удобно живут» («Мой зять украл машину дров!», «Обида», «Штрихи к портрету», «Гена Пройдисвет»). Пожалуй, можно сказать, что большая часть рассказов Шукшина – о войне с подделками души, совести, добра, чести, порядочности, творчества, о сопротивлении подделке. Потому-то Л. Аннинский, пытаясь определить особенности творчества Шукшина, говорит о его способности «встать поперек потока», ему нужна была атмосфера свободы, чтобы герои поступали так, как им хочется «согласно порывам своей души» (В.М. Шукшин).
Итак, в творчестве Шукшина создан особый нравственный мир (особая система нравственных оценок на основе добра, истины, красоты, человечности), который имеет непреходящую ценность для нашей современной действительности. Этот нравственный мир самоценен, он является основой для понимания самого Шукшина как протагониста национального духовного самостояния России.
Следовательно, в творчестве Шукшина определился иной подход к нравственности. Преодолевая нормативизм и рационализм, он закладывает мировоззренческие основы понимания нравственности как человеческой свободы, как права выбора человеком субъективной позиции и образа действий. В то же время писатель пытается найти опору для нравственных поисков человека. Такой опорой становится то сама жизнь как поток, то культура как смыслонесущая реальность общества, то народ как носитель нравственности, «потому что народ всегда знает правду», то вопрос о нравственных опорах человека повисает в духовном пространстве текста и на его страницы выплескивается только «смятение автора» (Л. Аннинский).
Нравственные позиции Шукшина обнаруживает в экзистенциальных факторах бытия самого человека, самого героя рассказа, повести, романа. Такими экзистенциалами человека, по Шукшину, являются обида, тоска, горе, счастье, неудовлетворенное достоинство личности, духовная пустота, стыд, унижение. См. говорящие названия рассказов: «Горе», «Обида», «Думы». Через все эти экзистенциальные условия человеческого бытия Ш. пытается выйти на всеобщие нравственные ценности: добро, красоту, истину. Тогда творец своего бытия сам человек, а не культура, народный дух, общество, семья, другие люди и т.д.
Поэтому, как это ни парадоксально, в прозе Шукшина много счастливых людей – людей, обретших себя и поэтому помогающих другим найти себя, это и Алеша Бесконвойный, и светлые души из одноименного рассказа, это и все «живые души» из его рассказов, романов, сценариев. Шукшин пытался «поймать» жизнь, состоящую из мимолетностей, случайностей, обрывающихся впечатлений, показать ее как счастливую случайность. Герои его мечтают об «обществе, где все добры друг к другу», но пока живут как враги (образы этих врагов блестяще типологизировал Л. Аннинский на основе анализа рассказов).
Нравственная проблематика в прозе Шукшина – это, прежде всего исследование духовных ценностей, которыми обладает русский человек и которые определяют его характер. В своих духовно-нравственных исканиях писатель опирался на те начала народной нравственности, которые формировались трудом человека и которые противостояли духу собственничества и социального эгоизма.
Истинная культура человека проверяется у Шукшина отношением к выработанным народом ценностям. При этом характерное свойство произведений писателя – кажущаяся незатейливость мира, окружающего человека, отсутствие, как правило, социально-политического контекста, ссылок на экономические обстоятельства, штрихов конкретно-исторического содержания. Существование героев заземлено, изобилует повседневными житейскими хлопотами, наполнено реалиями быта. Но за внешне незначительными событиями, исподволь, где-то в контексте автор затрагивает морально-этические и эстетические проблемы.
Шукшин пристально всматривался в нравственные основы человеческого характера. Объектом его внимания чаще всего становились неприметные, на первый взгляд, даже ординарные люди. В самом обычном человеке он мог увидеть и показать красоту и богатство души.
Для Шукшина неизменны черты народной нравственности – это совестливость и прямодушие, честность и доброта, жалость ко всему живому, уважение к старшим, ответственность за младших, за слабых, за всех, нуждающихся в помощи. «Но там знали все, чем жив и крепок человек и чем он – нищий: ложь есть ложь, корысть есть корысть, праздность и суесловие. Зазнайство, хвастливость, завистливость – все было на виду в людях, никак нельзя было спрятаться ни за слова, ни за фокусы», – писал Шукшин в очерке «Слово о малой родине» [5, 19].
У Шукшина нет героя одного типа, но при всем том разные его герои похожи друг на друга, в них много общего и с самим автором. Шукшин выразил жизненную философию народа-земледельца, основа которой — крестьянский труд, вечный и святой труд землепашца, и жизнь по законам, этим трудом определенным. Только земледельческий труд, тяжелый, требующий полной самоотдачи, прямо, непосредственно нравственно оправдан: он кормит, он хранит жизнь — самое ценное, что только и есть у человека, за что только и стоит держаться.
Шукшин выразил в своих произведениях живущее в глубинах сознания славянина представление о единении «живых на этой земле и уже отошедших в мир иной». Он всегда помнил о тех предках, которые даровали ему и всем живущим рядом с ним «прекрасную родину», живо представлял себе, «с каким трудом проделали они этот путь — с Севера Руси, с Волги, с Дона на Алтай»; думал об их «образе жизни»: «два-три года» — «в пути»; мысленно соизмерял те испытания, которые выпали на их долю, с собственными силами.
С образом родной земли связан у Шукшина и образ русской женщины. Это прежде всего мать: «Когда буду помирать, если буду в сознании, в последний момент успею подумать о матери, о детях и о родине, которая живет во мне. Дороже у меня ничего нет» (105–106). Все, кто знал писателя лично, в один голос говорят об особом его отношении к матери, Марии Сергеевне. Белов приводит цитату из письма Шукшина: «У меня так: серьезно, опасно заболела мать. Ездил домой, устраивал в больницу. И теперь все болит и болит душа. Мы не сироты, Вася, пока у нас есть МАТЕРИ. На меня вдруг дохнуло ужасом и холодным смрадом: если я потеряю мать, я останусь КРУГЛЫМ сиротой. Тогда у меня что-то сдвигается со смыслом жизни».
В таком отношении к матери выразилась у Шукшина еще одна особенность национального сознания, о которой говорят русские философы. Основываясь на русских народных духовных стихах, Г.П.Федотов утверждает: культ Богородицы на Руси связан с культом материнства. «В кругу небесных сил — Богородица, в кругу природного мира — земля, в родовой социальной жизни — мать являются на разных ступенях космической божественной иерархии, носителями одного материнского начала». «. Мать-земля, кормилица и утешительница, является и хранительницей нравственной правды. Грехи людей оскорбляют ее, ложатся на нее невыносимой тяжестью», пишет Федотов, и эти слова в полной мере объясняют покаяние перед землей героя Шукшина Егора Прокудина, о котором писал в своей работе В.И.Коробов: «. в «Калине красной» Егор Прокудин катается по земле, припадает к ней, хватается за нее руками — как бы исповедуется в неправедной прежней жизни и клянется начать новую, достойную (сцена после встречи с матерью)».
Чем больше вчитываешься в произведения Шукшина, тем острее ощущаешь, что их источник — раненое сердце автора, его неспокойная совесть. Та самая неспокойная совесть, которая стала побудительным началом в творчестве многих предшественников и современников Шукшина: Некрасова, М.Е. Салтыкова-Щедрина, Успенского, Твардовского, А.И. Солженицына. Эта особенность национального сознания отличает и героев Шукшина. Совесть — «внутреннее сознание добра и зла. В душе Шукшина живет Бог, потому что в произведениях своих он призывает людей к совести, любви и добру. О совести Шукшин помнит всегда: «. была бы жива совесть. Человек, начиненный всяческими «правилами», но лишенный совести, — пустой человек, если не хуже!». Русский народ привлекает писателя своей «большой совестливостью». Обостренное чувство справедливости в душе человека имеет вполне определенные истоки: его «провоцирует», не дает ему угаснуть та неправедная власть, с которой он сталкивается постоянно, представители которой бессовестно пользуются плодами народного труда. «Воли», свободы от государства, узаконивающего эту власть, «пришел дать» Степан Разин, и пошла за ним обиженная Русь, и воспела его в своих песнях. Чем сильнее гнет, тем острее в русской душа тяга к воле. Земля и воля — жизненные ценности, без которых нет русского человека у Шукшина, нет характера самого писателя.
Без упорства и стойкости души русского народа не существовало бы русской нации. Без такого упорства не бывает героизма, не было бы победы над фашизмом. Об этом рассказ Шукшина «Наказ».
Он понимал и то, что такой читатель необычайно чуток к правде в произведении, в нем живет потребность правды особого качества, правды из первых рук, правды непосредственного живого свидетельства. И этим представлениям читателя Шукшин стремился соответствовать.
Шукшин, может быть, в большей мере, чем другие писатели его поколения, сумел повлиять на читательское сознание своего времени. Исследования читательских интересов, которые были осуществлены в первой половине 1970-х годов в библиотеках, показывают, что рассказ, очерк и даже повесть для «массового», «рядового» читателя привлекательны мало. Несуетливому и вдумчивому русскому человеку по нраву книги объемные, «толстые», повествующие о судьбе человека и народа, о судьбе страны, несущие немалую жизненную мудрость, постигаемую глубинами души. В такой книге есть чему поучиться, над чем поразмышлять. Миру ее человек отдается сердцем, «живет» в нем во время чтения и носит его в душе, оторвавшись от книги. Возвращение в этот мир для него дорого и сладко, чем и порождается сокровенное желание, чтобы книга подольше не кончалась. Шукшинские рассказы соответствуют «эпическим» запросам русского читателя.
Источники:
http://mysoch.ru/sochineniya/shykshin/_self/problema_duhovnih_cennostei_v_rasskazah_shukshina/page1/
http://studopedia.ru/12_6967_problematika-proizvedeniy-v-m-shukshina.html
http://litra.bobrodobro.ru/2619
