Повествование от лица рассказчика участника событий. Обращайтесь: Лихачев Сергей Сергеевич

Вариант №20

Сочинения к варианту №20 ОГЭ по русскому языку “36 вариантов. И.П. Цыбулько”.

(1)Я учился в гимназии очень давно. (2)И вот однажды учитель велел нам выучить наизусть стихотворение. (3)А я этого стихотворения не выучил, и учитель поставил мне единицу в дневник. (4)И я заплакал потому, что это была моя первая единица.
(5) После уроков по дороге домой я достал из ранца дневник, развернул его на той странице, где была поставлена единица, и показал своей сестре Лёле.
(6) Она поглядела и засмеялась:
— Минька, это плохо. (7)Это тебе учитель влепил единицу по русскому языку. (8)Это до того плохо, что я сомневаюсь, что папа тебе подарит фотоаппарат к твоим именинам.
(9)Лёля пошла домой. (10)А я в грустном настроении зашёл в городской сад, сел на скамейку и, развернув дневник, с ужасом стал глядеть на единицу. (11)Я долго сидел в саду. (12)Потом пошёл домой. (13)Но когда подходил к дому, вдруг вспомнил, что оставил свой дневник на скамейке в саду. (14)Я побежал назад. (15)Но в саду на скамейке уже не было моего дневника.
(16) Я сначала испугался, а потом обрадовался, что теперь нет со мной дневника с этой ужасной единицей.
(17) Дома я сказал отцу, что потерял свой дневник. (18)И Лёля засмеялась и подмигнула мне, когда услышала эти мои слова.
(19) На другой день учитель, узнав, что я потерял дневник, выдал мне новый.
(20) Я развернул этот новый дневник с надеждой, что на этот раз там ничего плохого нет, но там напротив русского языка снова стояла единица, ещё более жирная, чем раньше.
(21) И тогда я почувствовал такую досаду и так рассердился, что бросил этот дневник за книжный шкаф, который стоял у нас в классе.
(22) Через два дня учитель, узнав, что у меня нет и этого дневника, заполнил новый. (23)И, кроме единицы по русскому языку, он там вывел мне двойку по поведению.
(24)Когда я встретился с Лёлей после урока, она мне сказала:
— Это не будет враньём, если мы временно заклеим страницу. (25)А через неделю, когда ты получишь фотоаппарат, мы отклеим её и покажем папе.
(26) Мне очень хотелось получить фотоаппарат, и я с Лёлей заклеил уголки злополучной страницы дневника.
(27) Вечером, когда папа рассматривал мой дневник, на лестнице кто-то позвонил. (28)Пришла женщина и сказала:
— На днях я гуляла в городском саду и на скамейке нашла дневник.
(29) По фамилии я узнала адрес и вот принесла его вам.
(30) Папа посмотрел дневник и, увидев там единицу, всё понял.
(31) Он не стал на меня кричать. (32)Он только тихо сказал:
— Люди, которые идут на враньё и обман, смешны и комичны, потому что рано или поздно их враньё всегда обнаружится.
(33)Я, красный как рак, стоял перед папой, и мне было совестно от его тихих слов.
— (34)Вот что, ещё один, мой третий дневник с единицей я бросил в школе за книжный шкаф.
(35)Вместо того чтоб на меня рассердиться ещё больше, папа улыбнулся и просиял. (36)Он схватил меня на руки и стал целовать.
— (37)То, что ты в этом сознался, меня обрадовало. (38)Ты сознался в том, что могло долгое время оставаться неизвестным. (39)И это мне даёт надежду, что ты больше не будешь врать. (40)И вот за это я тебе подарю фотоаппарат.
(41)Вечером неожиданно раздался звонок. (42)Это к папе пришёл мой учитель.
— (43)Сегодня у нас в классе была уборка, и за книжным шкафом мы нашли дневник вашего сына. (44)Как вам нравится этот маленький врун и обманщик?
— (45)06 этом дневнике я уже слышал лично от моего сына. (46)Он сам признался в этом поступке. (47)Так что нет причин думать, что мой сын — неисправимый врун и обманщик.
— (48)Ах вот что! (49)Вы уже знаете об этом. (50)В таком случае это недоразумение. (51)Извините.
(52)И я, лёжа в своей постели, горько заплакал. (53)И дал себе слово говорить всегда правду. (54)И я действительно так всегда и делаю, хотя это иногда бывает очень трудно, но зато у меня на сердце весело и спокойно.

(По М. М. Зощенко*)
* Зощенко Михаил Михайлович (1894-1958) — русский советский писатель, драматург, сценарист и переводчик.

Современный литературовед Сергей Сергеевич Лихачёв считал: «Повествование от первого лица обеспечивает читателю близость с главным героем, оно сосредоточено на описании внутренней жизни персонажа». С этим мнением невозможно не согласиться, так как именно тогда, когда рассказчик сам говорит о своих переживаниях, мы можем почувствовать то же самое, что и персонаж художественного произведения.

В рассказе Михаила Зощенко главным героем является мальчик, который обращается к читателю от первого лица и говорит о своих воспоминаниях, связанных с первой в жизни единицей. Мы, читая текст, сопереживаем герою, когда он рассказывает: «А я в грустном настроении зашёл в городской сад, сел на скамейку и, развернув дневник, с ужасом стал глядеть на единицу». Мы прямо-таки своими глазами видим эту злосчастную отметку.

А потом мы вместе с мальчиком сгораем от стыда, читая: «Я, красный как рак, стоял перед папой, и мне было совестно от его тихих слов…». Если бы в повествовании не было этого волшебного «я», вряд ли можно было бы почувствовать этот жар на своих щеках.

Прав был Лихачёв, говоря о близости читателя с главным героем, когда повествование идёт от первого лица.

В финале текста Михаила Зощенко отражена мысль о необходимости говорить правду вопреки всему, так как от этого зависит чувство внутренней гармонии. Весь рассказ до этого финала служит иллюстрацией того, как трудно противостоять лжи и как легко человеку, когда он говорит правду.

Героем произведения является мальчик, впервые получивший единицу. Ребёнок не мог сам оценить ужас своего положения, пока сестра не озвучила своё мнение: «Это до того плохо, что я сомневаюсь, что папа тебе подарит фотоаппарат к твоим именинам». С этого момента отметка в дневнике прибрела зловещий вид в глазах мальчика. Трудно стало ребёнку бороться с желанием скрыть правду, ведь она могла лишить его такого желанного подарка – фотоаппарата. Вот поэтому он сначала обрадовался утрате дневника с единицей, а потом и намеренно забросил второй дневник за шкаф, заклеил страницу в третьем дневнике с уже двумя единицами.

Зато потом, когда правда открылась и слова отца заставили его раскаяться во лжи, он рассказал о своём, ещё не раскрытом преступлении. И всё наладилось, стало легко и радостно жить.

Вот и получается, что главный герой может вполне обоснованно высказать своё нравоучение в финале текста, ведь оно было результатом собственного опыта.

Нравственный выбор – это такой поступок, в основе которого лежит представление о том, что является истинной ценностью. Бывает трудно принять правильное решение: поступить по правде или по какой-то причине скрыть её. Именно такая затруднительная ситуация возникла в жизни героя рассказа Михаила Зощенко, и она научила его всегда говорить правду.

Мальчик получил единицу и, боясь лишиться вожделенного подарка, скрыл правду от отца: «Мне очень хотелось получить фотоаппарат, и я с Лёлей заклеил уголки злополучной страницы дневника». Здесь можно говорить, что выбор был сделан в пользу материальной ценности – фотоаппарата. Когда правда открылась и отец дал негативную оценку поведению сына, мальчик решил быть правдивым: рассказал папе о том, как избавился ещё от одного дневника. И это был правильный поступок, так как о втором дневнике вскоре стало известно. Но отец уже знал о нём и гордо заявил учителю сына: «…нет причин думать, что мой сын – неисправимый лгун и обманщик». Так главный герой понял, что никакие материальные ценности не стоят того, чтобы ради них обманывать людей и становиться недостойным человеком.

Самое запоминающееся произведение о нравственном выборе, на мой взгляд, – это повесть А.С. Пушкина «Капитанская дочка». Оно предваряется эпиграфом: «Береги честь смолоду». Многое пришлось пережить Петру Гринёву, но всегда он старался поступать по правде, никогда не предавал, не обманывал, не совершал подлостей. В результате из горнила грозных событий он вышел, сохранив своё достоинство и уважение со стороны людей.

Что может сравниться со спокойной совестью и хорошими отношениями с ближними? Ради этого стоит всегда говорить правду и не ронять себя в глазах окружающих и в своих собственных.

Ты, я, он, она, или Кое-что о способах повествован

Конкурс Копирайта -К2
Как известно, композиция литературного произведения включает в себя элементы:
— расстановку образов-персонажей и группировку других образов;
— композицию сюжета;
— композицию внесюжетных элементов;
— способов повествования (от автора, от рассказчика, от героя; в форме устного рассказа, в форме дневников, писем);
— композицию деталей (подробности обстановки, поведения);
— речевую композицию (стилистические приемы).

В данной статье разговор пойдет о способах повествования.

ПТЗ – персонаж с точкой зрения
Повествование от первого лица
Повествование от второго лица
Повествование от третьего лица
Плюсы и минусы повествования от 3-го лица.
Основные категории повествования от 3-го лица
Типы повествования от 3-го лица – удаленное, приближенное и беспристрастное
Смена ПТЗ – ПТЗ множественный и чередующийся

СПОСОБ ПОВЕСТВОВАНИЯ – это набор методов, используемых автором с целью передать содержание сюжета аудитории. Это понятие охватывает различные проблемные области, самые важные из которых:

– ПТЗ (Персонаж с Точкой Зрения)– определяет перспективу, в которой рассматривается история (от первого лица, второго или третьего);
– время повествования – имеет история место в настоящем, прошлом или будущем.
– cтиль повествования – или то, как история словесно выражена для аудитории;

Выбор точки или точек зрения, с которых будет рассказываться история,
есть, несомненно, важнейшим из решений, какие должен принять писатель,
потому что имеет принципиальное влияние на эмоциональные и моральные
реакции читателя относительно представленных героев и их действий.
Дэвид Лодж

Персонаж, который рассказывает историю, называется РАССКАЗЧИК – герой, используемый автором для передачи взаимосвязи событий аудитории. Опыт и наблюдения рассказчика обычно не имеют отношения к самому автору, хотя в некоторых случаях (особенно в документальной литературе) вполне может быть так, что рассказчик и автор – одно лицо.

В повествовании от первого и второго лица рассказчик есть участник событий, фактический персонаж истории; в повествовании от третьего лица рассказчик – не участник, а автор, своего рода всезнающее или почти всезнающее существо, которое не принимает участия в самой истории, но при этом передает ее аудитории.

ПОВЕСТВОВАНИЕ ОТ ПЕРВОГО ЛИЦА

Рассказчик является персонажем собственной истории, раскрывает сюжет, ссылаясь на «Я» или «МЫ»

ПОВЕСТВОВАНИЕ ОТ ВТОРОГО ЛИЦА

Это, пожалуй, самый редкий способ повествования. Рассказчик обращается на «ты», заставляя читателя чувствовать себя персонажем внутри истории.

Ты не из тех, кто окажется в таком месте в этот утренний час. Но ты здесь, и не можешь утверждать, что обстановка совершенно неузнаваема, хотя и не видны детали. Ты – в ночном клубе, болтаешь с бритоголовой девушкой. Клуб называется то ли «Горе», то ли «Логово Ящериц». Все может стать понятней, стоит лишь ускользнуть в уборную и добавить чуть «боливийской пудры». С другой стороны, может и нет. Тоненький голос внутри тебя настаивает, что вот это эпидемическое отсутствие ясности – результат того, что уже и так перебрал. (Дж. МакИнерни. Яркие огни, большой город)

Бабушка, бабушка! Виноватый перед тобою я пытаюсь воскресить тебя в памяти, рассказать о тебе людям. (В. Астафьев. Последний поклон).

Употребление таких обращений — знак лирической экспрессии, употребление обращений этого типа приводит к тому, что далекий план сменяется ближним. (с) Бахтин.

Повествование от второго лица – сложный стилистический прием. Такое повествование является неплохим способом создать ощущение эмоциональной близости между читателем и рассказчиком, однако в больших формах выглядит довольно-таки утомительно.

Знаете, где такой формат идеален? В песнях (то бишь, в стихах)

Ты помнишь, плыли в вышине
И вдруг погасли две звезды.
Но лишь теперь понятно мне,
Что это были я и ты.

Ты помнишь, как все начиналось,
Все было впервые и вновь,
Как строились лодки и лодки звались
Вера, Надежда, Любовь

ПОВЕСТВОВАНИЕ ОТ ТРЕТЬЕГО ЛИЦА

Это самый распространенный способ повествования, так как он дает автору максимальную гибкость в изложении сюжета.
Рассказчик в повествовании от третьего лица – не вовлеченное существо, которое передает историю, но не является персонажем внутри таковой. То есть рассказчик – фигура иного уровня, иного пространственно-временного плана

Плюсы повествования от 3-го лица:

1. Возможность введения в повествование бОльшего числа т.н. РЕПОРТЕРОВ.
В повествовании от первого лица, по сути, только один главный герой – «Я» (=репортер). Все остальные бледнеют на его фоне – такова специфика повествования.
Рассказчик от 3-го лица может ввести в повествование сразу несколько героеврепортеров и сделать их одинаково яркими. В этом случае даже можно поморочить читателя – заставить угадывать, кто же из персонажей является выразителем авторской позиции.

2. Больше возможностей ввести в текст описаний окружающей обстановки.
Предположим, ваш герой – пират, высаживается на берег. В повествовании от 3-го лица автор может точно обозначить и географическое положение места, и пространно описать красоты природы, и намекнуть на подозрительные шевеления за соседней скалой – то есть показать картинку «сверху», «широкоформатно», тогда как от 1-го лица все повествование сводится к впечатлениям и реакциям одного человека.

3. Также появляется больше возможностей в описании внешнего вида персонажей, деталей мимики и жестов.

Минусы повествования от 3-го лица:

1. Наибольшая проблема – отразить эмоциональную глубину персонажа (по сравнению с первым лицом).

2. С возрастанием числа репортеров возрастает и риск того, что читателю будет трудно за ними следить. Поэтому автору нужно приложить все усилия, чтобы создать для читателя четкий образ персонажей и их целей, чтобы всех репортеров можно было мысленно рассортировать по полочкам и удерживать в памяти.

3. Введение большого числа репортеров может привести к тому, что автор будет прыгать от одной точки зрения к другой в рамках одной сцены или главы, и у читателя возникнет раскоординация сознания, ибо он перестанет понимать, в чьей голове он сейчас находится.

Основные категории повествования от третьего лица:

1. всезнание/ограниченность (различие относится к знанию, доступному рассказчику).
Всезнающий рассказчик обладает полным знанием времени, героев, мест и событий; ограничивающий рассказчик, напротив, может знать абсолютно все насчет определенного персонажа, но данное знание ограничено данным персонажем, и не распространяется, допустим, на главного героя.

2. субьективность/объективность (субъективное повествование предоставляет описание чувств и мыслей, тогда как объективное – нет).
Объективным повествованием традиционно признается повествование, в котором доминирует авторская речь и господствующей является точка зрения повествователя, от него отграничивается повествование, включающее «голоса» персонажей, содержащее более или менее развернутый субъектно-речевой план других героев.

Внутри повествования от 3-го лица выделяют 3 типа – удаленное повествование, приближенное и беспристрастное .
Разница между ними заключается в степени раскрытия мыслей и чувств персонажей.

В ПРИБЛИЖЕННОМ ТИПЕ повествования автор доносит до читателя мысли героев.

Неожиданно он обрадовался тому, что не может подробно вспомнить все, что проделал с Мод… с тем, то от нее осталось. И конечно же, на самом деле, он здесь не при чем; это проделки быка, эль торо гранде. Но Боже, до чего же больно! Словно его разбирали на составные части изнутри, выдергивая то винтик, то гайку, то заклепку. (Стивен Кинг. Мареновая Роза)

Для передачи мысли героев автор использует несобственно-прямую речь http://www.proza.ru/2013/12/19/1759

В приведенном отрывке слова «Но Боже, до чего же больно!» принадлежат именно герою.
В данном случае необязательно выделять кавычками реплики персонажа. По стилю и так ясно, что бесстрастный рассказчик никогда бы не употребил фразу: «Но Боже, до чего же больно!»

В приближенном типе повествования, автор постоянно переключается с точки зрения рассказчика на точку зрения того или иного персонажа и обратно.

Через некоторое время он пришел в себя, по всей видимости, потеря сознания продолжалась недолго – во рту и глотке все еще оставался привкус принятого лекарства. (Фокал на персонаже, сигнальные слова – «по всей видимости», уж автор-то точно должен знать, сколько продолжался обморок перса + описание вкусовых ощущений). Он стоял в вестибюле дома и щелкал выключателем. При этом ничего не происходило; лампа под потолком маленького вестибюля не загоралась. (Повествование с точки зрения рассказчика) Это хорошо. (Фокал персонажа) В свободной руке он сжимал служебный револьвер, позаимствованный у одного из мертвых патрульных. (Повествование с точки зрения рассказчика.) Норман держал его за ствол и подумал, что, наверное, воспользовался револьвером, чтобы расколотить что-то. Может, предохранители? Побывал ли он в подвале? Видимо, да, но это не имеет значения. Главное, что свет не включается. (И снова мы «внутри головы» героя).(Стивен Кинг. Мареновая Роза)

В УДАЛЕННОМ ТИПЕ повествования автор описывает мысли персонажей, но не приводит их дословно.

В этот раз Рози сразу увидела перемены, и с ее губ невольно сорвался возглас удивления. Храм Быка выглядел маленьким и незначительным. он словно стал двухмерным. Рози вспомнилась поэтическая строка, застрявшая в голове со школьных времен, что-то о нарисованном корабле на фоне нарисованного океана. Странное, неприятное ощущение непропорциональности здания, не вписывающегося в перспективу (словно появившегося из чужой неевклидовой Вселенной, где существуют другие геометрические законы), пропало, а вместе с ним исчезла и окружавшая храм аура угрозы.(Стивен Кинг. Мареновая Роза)

Предполагается, что рассказчик знает о всех мыслях персонажей и представляет читателю своего рода доклад.
Преимущественно используется косвенная речь http://www.proza.ru/2013/12/19/1759

При БЕСПРИСТРАСТНОМ ПОДХОДЕ рассказчик демонстрирует читателю действия персонажей, но не раскрывает, что творится у них в головах.

Другой мужчина пересек улицу, остановился на краю тротуара, оглядел парк, затем заметил мужчину на скамейке и направился к нему. Он слегка наклонился, когда над его головой бесшумно пролетела пластмассовая летающая тарелочка, затем замер как вкопанный, когда мимо него пронеслась большая немецкая овчарка, преследующая тарелочку. Этот, второй мужчина был гораздо моложе того, что сидел на скамейке. На его привлекательном, но не внушающем доверия лице красовались тоненькие усики в стиле Эррола Флинна. Он остановился перед мужчиной, сжимавшим в правой руке теннисный мяч, и неуверенно посмотрел на него.
– Чем могу помочь, приятель? – спросил мужчина с теннисным мячом.
– Вы Дэниелс?
Мужчина с теннисным мячом утвердительно кивнул головой. (Стивен Кинг. Мареновая Роза)

Обратите внимание, что реплики героев оформлены в виде прямой речи http://www.proza.ru/2013/12/19/1759

Минусом беспристрастного подхода можно считать риск разочаровать читателя, если тот все-таки не поймет мотивов персонажей.

Как правило, в одном произведении автор постоянно переключается с одного типа повествования на другой. Это нормально, но! (И тут мы подошли к одному из самых животрепещущих вопросов – прыжкам фокала).
Ох уж этот несносный фокал!
Так прыгать или не прыгать – вот в чем вопрос?

Ограничившись повествованием с точки зрения одного персонажа, автор может избежать многих неясностей. Однако если подходить к делу с умом, то и на протяжении одного эпизода можно перескакивать с одного персонажа на другой.

Все дело в том, какую заявку вы=автор сделали изначально. В самом начале своего произведения автор представляет читателю определенную модель повествования, и в дальнейшем ее ломать не рекомендуется. Если вы в самом начале показали, что на протяжении одного эпизода будете вести повествование с нескольких точек зрения, придерживайтесь этой модели и дальше.
Вообще, бытует мнение, что если в произведении смена рассказчика происходит один раз, это ошибка, если больше трех – авторский стиль.

Так, в цитируемом романе «Мареновая Роза» автор постоянно мигрирует «из головы» одного персонажа в «голову» другого. Преимущественно рассказ ведется от имени двух главных героев – Рози и Дениэлса. Но иногда Кинг показывает ситуацию глазами не то чтобы второстепенных – третьестепенных персов, например, случайных жертв безумного полицейского.
Так что все возможно, но! при умелом использовании данного приема. Смена фокала – дело щекотливое, и если автор пока не особо уверен в себе, лучше этим не играться.

Вообще, в одном произведении могут соседствовать повествование от 1-го и 3-го лица одновременно.

МНОЖЕСТВЕННЫЙ ПТЗ – не самый редкий способ повествования.

Например, его использование помогает описать события, которые происходят в одно и то же время в разных местах. Новеллы «Когда я умирала» и «Шум и ярость» Уильяма Фолкнера написаны от множественных ПТЗ, от первого и третьего лица соответственно, хотя большая часть основывается на менее распространенной хронологии.

Многие произведения, особенно в литературе, чередуют повествование от первого лица и с повествованием от третьего.

В таком случае автор будет передвигаться между более знающим рассказчиком от третьего лица, к более личному рассказчику от первого лица. Часто для достижения объективности в описании важных сцен будет использовано повествование от первого лица, особенно если герой, который в некоторых сценах делится личным от первого лица, – в этих сценах сам не принимает участия. Этот способ иллюстрирован в книге «Библия ядовитого леса» Барбары Кингсолвер. «Остров сокровищ» Роберта Стивенсона переключается повествование от третьего на оное от первого, также как «Холодный дом» Чарльза Диккенса и «Дар» Владимира Набокова. Серии Уильяма Фолкнера могут быть примером использования способа.

Новелла «Взгляд из субботы» Конисбурга использует воспоминания для разделения повествований от третьего и первого лица в течение книги; тем же приемом пользуется Эдит Вартон в новелле «Взгляд в камеру».

«После первой смерти» Роберта Кормие – новелла о похищении школьного автобуса в семидесятых, также переключается с повествования от первого лица на повествование от третьего, используя разных персонажей. Роман «Смерть Артемио Круса» мексиканского писателя Карлоса Фуэнтеса – чередует ПТЗ между тремя персонажами, от главы к главе, несмотря на то, что все ссылаются на одного главного героя. (с) Александра Глухарева

© Copyright: Конкурс Копирайта -К2, 2013
Свидетельство о публикации №213112701859

Акт рассказывания: повествователь – рассказчик – образ автора

Понятие повествование в широком смысле подразумевает обще­ние некоего субъекта, рассказывающего о событиях, с читателем и применяется не только к художественным текстам (например, о со­бытиях повествует ученый-историк). Очевидно, следует прежде все­го соотнести повествование со структурой литературного произве­дения. При этом нужно разграничивать два аспекта: «событие, о ко­тором рассказывается», и «событие самого рассказывания». Термин «повествование» соответствует в данном случае исключитель­но второму «событию».

Необходимо внести два уточнения. Во-первых, повествующий субъект имеет прямой контакт с адресатом-читателем, отсутствую­щий, например, в случаях вставных рассказов, обращенных одни­ми персонажами к другим. Во-вторых, четкое разграничение двух названных аспектов произведения возможно, а их относительная автономность характерна в основном для эпических произведений. Конечно, рассказ персонажа драмы о событиях, которые не пока­заны на сцене, или аналогичный рассказ о прошлом лирического субъекта (не говоря уже об особом лирическом жанре «рассказа в стихах»)представляют собой явления, близкие эпическому повествованию. Но это будут уже переходные формы.

Различаются рассказ о событиях одного из действующих лиц, адресованный не читателю, а слушателям-персо­нажам, и рассказ об этих же событиях такого субъекта изображе­ния и речи, который является посредником между миром персо­нажей и действительностью читателя. Только рассказ во втором значении следует – при более точном и ответственном словоупотреблении – называть «повествованием». Например, вставные истории в пушкинском «Выстреле» (рассказы Сильвио и графа Б*) считаются таковыми именно потому, что они функционируют внутриизображенного мира и становятся известны благодаря основному рассказчику, который передает их читателю, обращаясь непосредственно к нему, а не к тем или иным участникам событий.

Таким образом, при подходе, дифференцирующем «акты рассказывания» в зависимости от их адресата, категория повествователя может быть соотнесена с такими различными субъектами изображения и речи, как повествователь, рассказчик и «образ автора».Об­щей для них является посредническая функция, и на этой основе возможно установление различий.

Повествователь – тот, кто сообщает читателю о событиях и поступках персонажей, фиксирует ход времени, изображает облик действующих лиц и обстановку действия, анализирует внутреннее состояние героя и мотивы его поведения, характеризует его человеческий тип (душевный склад, темперамент, отношение к нравственным нормам и т. п.), не будучи при этом ни участником событий, ни – что еще важнее – объектом изображения для кого-либо из персонажей. Специфика повествователя одновременно – во всеобъемлющем кругозоре (его границы совпадают с границами изображенного мира) и в адресованности его речи в первую очередь читателю, т. е. направленности ее как раз за пределы изображенного мира. Иначе говоря, эта специфика определена положением «на границе» вымышленной действительности.

Подчеркнем: повествователь – не лицо, а функция. Или, как говорил немецкий писатель Томас Манн (в романе «Избранник»), «невесомый, бесплотныйи вездесущий дух повествования». Но функция может быть прикреплена к персонажу (или некий дух может быть воплощен в нем) – при том условии, что персонаж в качестве повествователя будет совершенно не совпадать с ним же как действующим лицом.

Такова ситуация в пушкинской «Капитанской дочке». В конце этого произведения первоначальные условия рассказывания, казалось бы, решительно изменяются: «Я не был свидетелем всему, чем мне остается уведомить читателя; но я так часто слыхал о том рассказы, что малейшие подробности врезались в мою память и что мне кажется, будто бы я тут же невидимо присутствовал», Невидимое присутствие – традиционная прерогатива именно повествователя, а не рассказчика. Но отличается ли хоть сколько-ни­будь способ освещения событий в этой части произведения от всего предшествующего? Очевидно, – ничем. Не говоря уже об отсутствии чисто речевых различий, в обоих случаях субъект повествования одинаково легко сближает свою точку зрения с точкой зрения пер­сонажа. Маша точно так же не знает, кто на самом деле та дама, которую она успела «рассмотреть с ног до головы», как и Гринев-персонаж, которому «показалась замечательна» наружность его во­жатого, не подозревает, с кем в действительности случайно свела его жизнь. Но ограниченное ви́дение персонажей сопровождается такими портретами собеседников, которые по своей психологиче­ской проницательности и глубине далеко выходят за пределы их возможностей. С другой стороны, повествующий Гринев – отнюдь не определенная личность, в противоположность Гриневу – действую­щему лицу. Второй – объект изображения для первого; такой же, как и все остальные персонажи. При этом взгляд Петра Гринева-персонажа на происходящее ограничен условиями места и време­ни, включая особенности возраста и развития; гораздо глубже его точка зрения как повествователя. С другой стороны, Гринева-пер­сонажа по-разному воспринимают прочие действующие лица. Но в особой функции «я-повествующего» субъект, которого мы называ­ем Гриневым, предметом изображения ни для кого из персонажей не является. Он – предмет изображения лишь для автора-творца.

«Прикрепление» функции повествования к персонажу мотиви­ровано в «Капитанской дочке» тем, что Гриневу приписывается «авторство» записок. Персонаж как бы превращается в автора: от­сюда и расширение кругозора. Возможен и противоположный ход художественной мысли: превращение автора в особого персонажа, создание им своего «двойника» внутри изображенного мира. Так происходит в романе «Евгений Онегин». Тот, что обращается к чи­тателю со словами «Теперь мы в сад перелетим,/Где встретилась Татьяна с ним», конечно, – повествователь. В читательском созна­нии он легко отождествляется, с одной стороны, с автором-творцом (создателем произведения как художественного целого), с другой – с тем персонажем, который вместе с Онегиным вспоминает на бе­регу Невы «начало жизни молодой». На самом деле в изображенном мире в качестве одного из героев присутствует, конечно, не автор-творец (это невозможно), а «образ автора»,прототипом которого служит для создателя произведения он сам как «внехудожественная» личность – как частное лицо с особой биографией («Но вре­ден север для меня») и как человек определенной профессии (при­надлежащий к «цеху задорному»).

Понятия «повествователь» и «образ автора» иногда смешиваются, но их можно и должно различать. Прежде всего, и того и другого следует отграничить – именно в качестве «образов» – от создавшего их автора-творца.То, что повествователь – «фиктивный образ, не идентичный с автором», – общепринятое мнение. Не столь ясно соотношение «образа автора» с автором подлинным, или «первичным». По М.М. Бахтину, «образ автора» – нечто «созданное, а не создающее».

«Образ автора» создается подлинным автором (творцом произведения) по тому же принципу, что и автопортрет в живописи. Эта аналогия позволяет достаточно четко отграничить творение от творца. Автопортрет художника, с теоретической точки зрения, может включать в себя не только его самого с мольбертом, палитрой и кистью, но и стоящую на подрамнике картину, в которой зритель, внимательно приглядевшись, узнает подобие созерцаемого им автопортрета. Иначе говоря, художник может изобразить себя рисующимэтот самый, находящийся перед зрителями, автопортрет (ср.: «Покамест моего романа/Я кончил первую главу»). Но он не может показать, как создается эта картина в ее целом – с воспринимаемой зрителем двойной перспективой (с автопортретом внутри). Для создания «образа автора», как любого другого, подлинному автору необходима точка опоры вне произведения, вне «поля изображения» (М.М. Бахтин).

Повествователь, в отличие от автора-творца, находится вне лишь того изображенного времени и пространства, в условиях которого развертывается сюжет. Поэтому он может легко возвращаться или забегать вперед, а также знать предпосылки или результаты событий изображаемого настоящего. Но его возможности вместе с тем определены из-за границ всего художественного целого, включающего в себя изображенное «событие самого рассказывания». «Все­знание» повествователя (например, в «Войне и мире» Л.Н.Толстого) точно также входит в авторский замысел, как в иных случаях – в «Преступ­лении и наказании» Ф.М. Достоевского или в романах И.С. Тургенева – повествователь, согласно авторским установкам, отнюдь не обладает полнотой зна­ния о причинах событий или о внутренней жизни героев.

В противоположность повествователю рассказчикнаходится не на границе вымышленного мира с действительностью автора и читателя, а целиком внутри изображенной реальности. Все основ­ные моменты «события самого рассказывания» в этом случае стано­вятся предметом изображения, «фактами» вымышленной действи­тельности: «обрамляющая» ситуация рассказывания (в новеллисти­ческой традиции и ориентированной на нее прозе XIX—XX вв.); личность повествующего: он либо связан биографически с персо­нажами, о которых ведет рассказ (литератор в «Униженных и ос­корбленных», хроникер в «Бесах» Ф.М. Достоевского), либо во всяком случае имеет особый, отнюдь не всеобъемлющий, кругозор; специ­фическая речевая манера, прикрепленная к персонажу или изобра­жаемая сама по себе («Повесть о том, как поссорились Иван Ивано­вич с Иваном Никифоровичем» Н.В. Гоголя). Если повествователя внутри изображенного мира никто не видит и не предполагает возможности его существо­вания, то рассказчик непременно входит в кругозор либо повествователя, либо пер­сонажей – слушателей (Иван Васильевич в рассказе «После бала» Л.Н. олстого).

Образ рассказчика — как характер или как «языковое лицо» (М.М. Бах­тин) – необходимый отличительный признак этого типа изображаю­щего субъекта, включение же в поле изображения обстоятельств рассказывания факультативно. Например, в пушкинском «Выстре­ле» – три рассказчика, но показаны только две ситуации рассказы­вания. Если же подобная роль поручается персонажу, рассказ кото­рого не носит никаких признаков ни его кругозора, ни его речевой манеры (история Павла Петровича Кирсанова в «Отцах и детях», приписанная Аркадию), это воспринимается как условный прием. Его цель – снять с автора ответственность за достоверность рассказанного. На самом деле субъект изображения и в этой части романа Тургенева – повествователь.

Итак, рассказчик – субъект изображения, достаточно объекти­вированный и связанный с определенной социально-культурной и языковой средой, с позиций которой (как происходит в том же «Выстреле») он и изображает других персонажей. Повествователь, напротив, по своему кругозору близок автору-творцу. В то же время по сравнению с героями он – носитель более нейтральной речевой стихии, общепринятых языковых и стилистических норм. Так отли­чается, например, речь повествователя от рассказа Мармеладова в «Преступлении и наказании». Чем ближе герой автору, тем меньше речевых различий между героем и повествователем. Поэтому ведущие персонажи большой эпики, как правило, не бывают субъектами стилистически резко выделяемых рассказов.

«Посредничество» повествователя помогает читателю прежде всего получить более достоверное и объективное представление о событиях и поступках, а также и о внутренней жизни персонажей. «Посредничество» рассказчика позволяет войти внутрь изображенного мира и взглянуть на события глазами персонажей. Первое связано с определенными преимуществами внешней точки зрения. И наоборот, произведения, стремящиеся непосредственно приобщить читателя к восприятию событий персонажем, обходятся вовсе или почти без повествователя, используя формы дневника, переписки, исповеди («Бедные люди» Ф.М. Достоевского, «Письма Эрнеста и Доравры» Ф. Эмина). Третий, промежуточный вариант – когда автор-творец стремится уравновесить внешнюю и внутреннюю позиции. В таких случаях образ рассказчика и его рассказ могут оказаться «мостиком» или соединительным звеном: так обстоит дело в «Герое нашего времени» М.Ю.Лермонтова, где рассказ Максима Максимыча связывает «путевые записки» Автора-персонажа с «журналом» Печорина.

Итак, в широком смысле (то есть без учета различий между композиционными формами речи) повествование – совокупность тех высказываний речевых субъектов (повествователя, рассказчика, образа автора), которые осуществляют функции «посредничества» между изображенным миром и читателем – адресатом всего произведения как единого художественного высказывания.

Источники:

http://4ege.ru/gia-po-russkomu-jazyku/58789-variant-20.html
http://www.proza.ru/2013/12/19/1773
http://studopedia.ru/4_6193_povestvovatelnaya-struktura-proizvedeniya-sub-ekt-rechi-i-nositel-tochki-zreniya.html