Паруйр Давтян: «Зрители превращаются в клиентов, кураторы — в аниматоров, а искусство — в развлекательный аттракцион. Как проект будет саморазвиваться? Может быть в Лондоне? В Париже

Паруйр Давтян: «Зрители превращаются в клиентов, кураторы — в аниматоров, а искусство — в развлекательный аттракцион. Как проект будет саморазвиваться? Может быть в Лондоне? В Париже

Аппарат для искусства

Паруйр Давтян придумал автомат. Автомат особенный, хотя, конечно, он похож на автомат для продажи конфет. В специальную капсулу, которая выпадает из автомата, вложена конфета с бумажкой, на которой напечатана цитата. Это высказывание какого-то великого человека, а может быть и совсем простого человека. Все участники, и великие, и простые дают определение искусству. На поставленный вопрос существует много ответов, от которых трудно отмахнуться. Все это в совокупности изменяет наш мир, к лучшему, разумеется..
Конфетка стоит всего 10 рублей. Деньги от проданных капсул с конфетами пойдут на образовательные программы.

Паруйр, этот спецпроект начинается в момент открытия биеннале?

Да, он начинается вместе с открытием Московской биеннале современного искусства. Первые аппараты — а это просто машины по продаже конфет — появятся в ГЦСИ и на Петровке, в Музее современного искусства. При этом проект задуман не как часть биеннале, а как бесконечно разрастающийся непрерывный процесс. Надеюсь, он никогда не закончится. Мне хочется, чтобы как можно больше институций, музеев, галерей начало устанавливать у себя эти автоматы. Их количество не будет ограничено. Но в первое время они разместятся примерно на 15 площадках: это ГЦСИ, ЦТИ ФАБРИКА, Культурный Фонд «Екатерина», Stella Art Foundation, ММСИ, Музей декоративно-прикладного искусства, Дарвиновский музей и т.д.

А теперь поподробнее, пожалуйста…

Главный герой проекта — капсула. В нее будет вложена конфета с бумажкой, на которой напечатана цитата. Это высказывание либо великого деятеля, либо простого человека, решившего поучаствовать в проекте и через сайт www.whatisart.ru дать определение искусству. Конфетка стоит 10 рублей. Деньги от проданных капсул с конфетами пойдут на образовательные программы Института проблем современного искусства.

А что можно говорить о цитатах?

Их я отбираю сам. Искал в книгах, в интернете, их очень много. На сегодняшний день собрано около 500 цитат великих людей и 300 высказываний наших современников, пользователей интернета, зашедших на сайт www.whatisart.ru. Там всего лишь одно окно, куда нужно вписать свой ответ на вопрос «Что есть искусство?» и подписаться. В какой-то момент это высказывание вместе с фамилией автора попадает в одну из капсул. Я убежден, что дать определение искусству может не только великий классик или признанный эксперт — слова простых людей и наших современников важны не меньше. Так или иначе, я не занимаюсь расстановкой приоритетов. Я концентрируюсь не на том, что сказали люди, а на свободе высказывания и доступе к нему. Главный мой интерес — множество. Мне хочется наглядно продемонстрировать, что на поставленный вопрос существует много ответов. Не то чтобы мы этого не знали, но когда они материализованы в виде множества маленьких капсул, от этой данности становится труднее отмахнуться.

А где должны стоять аппараты?

Я намеренно ставлю их за пределами музейного пространства, чтобы не выставлять автомат как произведение искусства, потому что оно таковым не является. Я ставлю их перед входом. Если угодно, меняю ваш взгляд перед тем, как вы попадаете внутрь. Таким образом, вы уже другими глазами смотрите на это искусство, с другими мыслями входите в галерею. Эта случайная встреча может многое изменить. Я исхожу из того, что выбор всегда непредсказуем. К искусству мы тоже приходим достаточно случайным образом, даже если многим это движение кажется целенаправленным. Работа отчасти затрагивает эти иррациональные аспекты выбора. Что касается дальнейшей судьбы проекта, то он должен зажить своей жизнью. Я как бы поджег фитиль и отошел. Люди высказываются, их высказывания попадают в конфеты, и я в этом процессе принимаю уже мало участия. Физическую работу (принести, установить автомат, вытащить оттуда мелочь, подписать контракт и т.п.) может выполнять кто угодно и без меня.

Это первый проект?

Такого рода первый. Это своего рода критика художественных институций, которые превращаются в аттракционы. Существует представление, будто для того, чтобы заманить посетителей, музеям нужно предлагать всевозможные развлечения. По сути, с помощью конфет я построил некую модель существования современного искусства и его пространств. Конфетная машина — олицетворение современного музея, который продает конфетку, развлечение, чтобы человек заплатил, вошел и насладился. Сегодня налицо тенденция сделать музей модным. Он органично встраивается в сферу элитарно-утонченного потребления. Если раньше музей критиковали за то, что он всё превращает в сувенир, выхолащивая специфику произведений и сглаживая противоречия, но теперь он всё превращает в аттракцион. И мой автомат выступает реакцией на это положение дел.

Как проект будет саморазвиваться? Может быть в Лондоне? В Париже?

Вполне возможно. Мы шутили, что конфеты-капсулы будут продаваться на следующей Венецианской биеннале. Правда, уже не за 10 рублей, а за 1 евро. Я ориентировался на сумму, которая у каждого есть в кармане и которую не жалко потратить. На 10 рублей ничего купить нельзя. Но, как ни странно, ими можно поддержать студента.

О себе.

Я из семьи живописца и начинал как живописец. Потом «пошел по наклонной», повстречал разных товарищей. Сейчас работаю совместно с Юрием Альбертом, Виктором Скерсисом и Андреем Филипповым. У нас существует одновременно 3 группы: «Купидон», «Эдельвейс» и «Царь Горы». При этом состав один и тот же, и мы делаем всё. «Купидон» занимается тотальными инсталляциями. (29 сентября открылась выставка в Stella Art Foundation.) Группа «Царь Горы» появилась в этом году и занимается исследованиями живописи. Летом мы провели первый совместный пленер: выехали в Экс-ан-Прованс, забрались на гору Сент-Виктуар, которую на протяжении долгого времени писал Сезанн, и с горы писали то место, где он предположительно находился. А группа «Эдельвейс» занимается «действиями», перформансами с элементами театра. У актеров роли, конечно, не прописаны — мы всегда полагаемся на какую-то случайность…

ЧТО ЕСТЬ ИСКУССТВО/WHAT IS ART

В рамках специальной программы Шестой Московской биеннале современного искусства художник Паруйр Давтян представляет интерактивный проект «Что есть искусство/What is art».

Используя дадаистские приемы спонтанного художественного жеста, Давтян намеренно отказывается от острой провокативности, традиционно присущей хэппенингу. Цель данного проекта – социальная адаптация современного искусства и непосредственное вовлечение зрителя в художественный процесс.

Первым шагом станет страница в интернете www.whatisart.ru , где все желающие могут выразить свое мнение о том, что есть искусство. К ним присоединятся современные критики и цитаты известных деятелей былых эпох. Каждое высказывание, упакованное в специальную капсулу, должно сопровождать конфету, которую можно будет приобрести в специальных автоматах, установленных на различных площадках Московской биеннале. Покупая такую конфетку посетитель Биеннале становится обладателем уникального комментария, который поможет понять происходящее вокруг и даже радикально повлиять на его взгляды.

Разрыв шаблона «зритель – искусство» происходит в легкой, игровой форме. Чтобы получить ключ к ящику Пандоры – современному искусству, достаточно бросить монетку в автомат и стать обладателем заветной капсулы. Одновременно все авторы высказываний и покупатели конфет вовлекаются в своеобразный хэппенинг и, соответственно, становятся непосредственными участниками Биеннале. Возможно кто-то из покупателей также захочет оставить свое мнение на сайте или даже усовершенствовать свои знания в Институте проблем современного искусства, так как все доходы от продажи конфет будут направлены на развитие образовательных программ ИПСИ.

Но проект «Что есть искусство/What is art» затрагивает и более глубокие проблемы, в том числе, актуальный вопрос о смысле и предназначении искусства в современном социуме. Сегодня во всем мире принято считать, что искусство должно существовать на принципах самоокупаемости и быть коммерчески успешным, неважно идет ли речь об арт-ярмарке работ современных художников или о выставке в классическом музее. Давно перестав быть уделом избранных, оно вовлекает в свой мир все более широкую общественность, которая зачастую жаждет эффектного зрелища. В результате зрители рискуют превратиться в клиентов, кураторы проекта – в аниматоров, а искусство – в развлекательный аттракцион. Конфетный автомат, торгующий идеями, позволяет художнику откровенно продемонстрировать, как работает эта модель.

Должно ли искусство мимикрировать под вкусы зрителя? Может ли оно приносит доход, не рискуя потерять право на свободное высказывание и независимый художественный жест? Над этими вопросами самое время подумать, пока жуешь сладкую карамель.

Паруйр Давтян: «Зрители превращаются в клиентов, кураторы — в аниматоров, а искусство — в развлекательный аттракцион»

ARTIST TALK с Паруйром Давтяном о том, что сегодня можно считать искусством, почему вопросы важнее ответов и зачем художники уходят от «красоты».

ARTIST TALK с Паруйром Давтяном о том, что сегодня можно считать искусством, почему вопросы важнее ответов и зачем художники уходят от «красоты».

В рамках специальной программы 6 Московской биеннале современного искусства художник Паруйр Давтян представляет интерактивный проект «Что есть искусство», в котором высказывания об искусстве от известных деятелей культуры, а также современных критиков и простых людей будут упакованы в специальную капсулу с конфетой, которую можно будет приобрести в специальных автоматах на площадках Московской биеннале. Конфеты с цитатами напоминают культовые жевательные резинки «Love is…» с забавными высказываниями о любви, как отмечает сам автор. Екатерина Фролова специально для ARTIST TALK побеседовала с Паруйром Давтяном о том, что сегодня можно считать искусством, почему вопросы важнее ответов и зачем художники уходят от «красоты».

Конфетные автоматы будут размещены на ВДНХ в Центральном павильоне, в Фонде культуры «Екатерина», в Государственном центре современного искусства (ГЦСИ), в Государственном музее современного искусства (ММСИ) на Петровке, 25, в Государственном Дарвиновском музее, в Центре творческий индустрий «Фабрика» и Всероссийском музее декоративно-прикладного и народного искусства.

Паруйр, почему Вы задались вопросом, что является искусством? Может быть, у вас появились сомнения в этом вопросе?

Современный художник не может не сомневаться в этом вопросе, в противном случае его заявка на современность ощутимо тускнеет. Условно говоря, если прежде художнику можно было отделаться демонстрацией своего мастерства в рамках закрепленной системы жанров, то теперь, а точнее вот уже сто лет как, перед ним стоит более амбициозная задача — по-новому проводить границу между искусством и неискусством, выискивать среди неохватного обилия вещей, подчас далеких от искусства и ему чуждых, то, что может им потенциально стать. Тут встает и ряд этических проблем. Одна из них состоит в том, что, придавая какой-то вещи, событию или явлению художественный статус, мы их тем самым спасаем, избавляем от забвения, распада, уничтожения, на которое всё так или иначе обречено. И именно выбор, а вовсе не создание или изготовление того или иного артефакта, играет здесь ключевую роль и требует немалой ответственности.

Вас не волнует, что зритель может несерьезно отнестись к вашему проекту и воспримет автомат с конфетами всего лишь как часть развлекательного комплекса?

На самом деле, я такого отношения и добиваюсь. Но есть два посыла: первый, что это «несерьезная вещь», а второй, что эта «несерьезная вещь» находятся в «серьезном месте». И у зрителя возникает мысль: «Почему это здесь находится?» И, когда он берет конфету, он понимает, что за этой «несерьезной» оболочкой скрывается что-то серьезное.

Работа изначально задумывалась как критика музейных институций. Существует тенденция, что когда люди приезжают в какой-то город, они обязательным делом посещают музеи современного искусства, в которых они фотографируются, в общем относятся к этому, как к своего рода развлечению, однако у любого музея есть более глубокие функции. В то же время музеи, идя на поводу у зрителя, переформатируют себя в точки для развлечения. И соответственно, если раньше музей был уделом для «избранных», то сейчас он вовлекает в себя более широкую общественность, а «широкая общественность» зачастую жаждет эффектного зрелища. Зрители превращаются в клиентов, кураторы — в аниматоров, а искусство — в развлекательный аттракцион.

«Покупая конфету, нельзя получить произведение искусства, но можно стать его частью»

Я так понимаю, что через свое ироничное произведение, конфетную машину, вы пытаетесь побудить зрителя задуматься о том, что искусство — это вовсе не веселье, а интеллектуальное занятие?

Сама подача предполагает и развлечение, и до какой-то степени интеллектуальное усилие. В этом смысле я верен Горацию, который призывал поэтов delectare, то есть занимать или услаждать читателя, и одновременно docere — его наставлять. В моем случае услаждение будет буквальным.

Посетитель выставки должен приобрести конфету с цитатой в специально созданном аппарате. Сколько будет стоить для зрителя «сладкое прозрение«?

«Сладкое прозрение» обойдется в десять рублей. Такая монетка есть у каждого в кармане, и, как ни странно, купить на нее ничего уже нельзя. Все собранные средства пойдут на образовательные программы в Институт проблем современного искусства. Также предполагается, что если какая-нибудь институция, будь то музей или галерея, оставит у себя этот аппарат, то вырученные деньги также будет отправлять на образование в сфере современного искусства, но уже по своему усмотрению.

«Иногда продуктивное непонимание — опыт намного более ценный и преобразующий, чем понимание»

Покупая конфеты, зрители получат произведение искусства?

Покупая конфету, нельзя получить произведение искусства, но можно стать его частью. Но вы задали хороший вопрос. Что в этой работе является искусством? Работа замысливалась мною как хэппенинг, лишенный присущей этому жанру провокационности. Возможно, со временем в ней появится что-то еще.

Будут ли в конфетах цитаты, которые перевернули Ваше отношение и восприятие искусства?

Скорее нет, чем да. Цитаты для меня как части бесконечно меняющейся мозаики, а вот это уже может перевернуть мое восприятие искусства. Хотя был еще момент. Я начинал как классический художник, вырос в семье художника-живописца. Потом я познакомился с московским концептуализмом, это действительно перевернуло мое восприятие искусства. Было несколько персональных выставок, учеба в ИПСИ (Институт проблем современного искусства. — Прим.ред.) у Иосифа Бакштейна, он сам меня пригласил. Сейчас я работаю в группе с Юрием Альбертом, Андреем Филипповым и Виктором Скерсисом. У нас, собственно, три группы с разными названиями, но с одинаковым составом – «Купидон», «Эдельвейс» и «Царь горы». Они очень разные по эстетике и занимаются разными направлениями в искусстве: «Купидон» — тотальными инсталляциями, «Царь горы» — живописью и исследованием живописи, а «Эдельвейс» — это практики близкие к хэппенингу и перфомансу, но мы называем их «действиями».

Вы просили людей дать определение искусству, а лично Вы что считаете искусством?

В вашем вопросе уже содержится ответ. Искусством я считаю, среди прочего, просьбу дать определение искусству, адресованную простым людям.

«Есть вещи, которые художники в этом мире меняют, но мы об этом не знаем, так как не замечаем связи»

Практически все говорят, что цель современного искусства, в отличие от классического, не давать ответы, а задавать вопросы. Почему задавать вопросы стало важнее или интереснее, чем давать ответы?

Это вопрос сугубо философский. И то, что он обращен к художнику, достаточно показательно и, как мне кажется, неслучайно. Философия и искусство как минимум с 1960-х годов тесно взаимосвязаны. Дело не только в том, что редкая современная выставка обходится без пространного вдумчивого комментария, но и в том, что даже на самом поверхностном, внешнем уровне искусство все меньше напоминает практику по созданию эстетических объектов и все больше — исследовательскую активность. Короче говоря, искусство многое роднит с философией. Философия же, в свою очередь, всегда была, прошу прощения за каламбур, искусством задавать правильные вопросы. Жак Деррида выразил это в тавтологической формулировке, характеризуя сообщество философов как «сообщество вопроса о возможности вопроса». Искусство саморефлексивно, а это значит, что, даже отвечая на вопрос, оно заботится о том, чтобы прежде поставить его заново, по-своему, иначе.

Вам не кажется, что сегодняшнему зрителю не менее важно знать, как понимать современное искусство?

Московский концептуалист Андрей Монастырский как-то сказал: «Должна быть большая доля непонимания, иначе это не будет искусством». Я совершенно солидарен с этим высказыванием. Иногда продуктивное непонимание — опыт намного более ценный и преобразующий, чем понимание. Непонимание как бы позволяет человеку одолеть собственный нарциссизм, выйти за свои узкие и комфортные пределы, пробуждает мышление. В этом смысле задача понимания значительно проще — достаточно прочесть десяток книг. Поэтому, перефразируя ваш вопрос, я бы сказал, что сегодняшнему зрителю важно уметь не понимать современное искусство.

«Как говорил Олег Петренко из группы «Перцы» – рядом с х..ем все кажется смешным, так и в моем случае, красивая картина становится самодостаточной и оттесняет вложенный в нее смысл»

Получается, что нужно пытаться понять, какой вопрос задает художник — в этом весь смысл?

Я попробую объяснить просто: в любом произведении современный художник ставит некий вопрос или некую проблему. Понимание произведения достигается, на мой взгляд, тогда, когда тот вопрос, который задает художник в своем произведении, внутри себя задает сам зритель.

Да, даже профессионалы признаются, что им необходимо читать описания и комментарии к произведениям, а то и беседовать с самим художником, чтобы осознать смыслы. Но ведь проблема в том, что у большинства зрителей нет возможности такого грубого изучения биографии художника и контекстов, в которых существует произведение. Неужели нет способов «быстрого потребления смыслов«?

Я не знаю. Наверное, есть. Но я не вижу смысла в «быстром потреблении смыслов». Более того, очень часто искусство оказывается средством «замедления» времени, оазисом неторопливости и размеренности. Тут можно привести массу примеров: от восьмичасового фильма «Эмпайр» Уорхола до 700-часового перформанса «В присутствии художника» Марины Абрамович.

Наверно, каждый художник верит, что его произведения будут влиять на общество и историю. Есть ли у Вас мечты о том, как искусство поменяет мир?

Такой мечты у меня нет. Но искусство действительно меняет этот мир, и чаще в лучшую сторону. Например, язык, на котором вы у меня сейчас берете интервью, так называемый «новый русский язык», он появился благодаря ОБЭРИУтам (группа писателей и деятелей культуры в 1927-1930 гг. — Прим.ред.). Они «сломали» язык и заново его отстроили, ведь тот язык, на котором говорили сто лет назад, очень сильно отличается от того, как мы говорим сегодня. В России искусство и поэзия очень сильно совмещены, русское искусство вообще очень нарративное. Русский авангард и московский концептуализм, как два течения, которые вошли в историю мирового искусства, они оба нарративные и достаточно близки к литературе. Помимо всего прочего, когда мы видим дорожных рабочих в оранжевом или доктора в голубом халате — это все из работ Малевича, также как и дорожные знаки — то есть инфографика. Поменяло ли это жизнь людей или не поменяло? Точно так же и соборное искусство Кандинского и Скрябина привело к совмещению звука и света, и сегодня мы танцуем на дискотеке под светомузыку. Есть вещи, которые художники в этом мире меняют, но мы об этом не знаем, так как не замечаем связи.

Как Вы думаете, почему в современном искусстве практически не наблюдается стремления к красоте, к сотворению новых эстетических идеалов, неужели в этом нет смысла?

Это абсолютно нормальное явление. Искусство утрачивает одни функции и приобретает другие. Когда-то оно вообще имело только культовое и ритуальное значение, и никому бы в голову не пришло рассматривать, например, картину как самостоятельный красивый предмет. Лично для меня искусство появляется в момент, когда оно отделяется от церкви. Что касается эстетических идеалов, то в своих работах я намеренно ухожу от эстетики. Как говорил Олег Петренко из группы «Перцы» – рядом с х..ем все кажется смешным, так и в моем случае, красивая картина становится самодостаточной и оттесняет вложенный в нее смысл.

«В любом случае, когда мы начинаем сомневаться, является ли это искусством или не является, мы это уже называем искусством»

Ваш опрос приводит к не менее острому вопросу — всё ли, что называется сегодня искусством, является им на самом деле?

Художник может назвать произвольный объект искусством, но совершить обратный жест он не может. Этим занимается цензура. Вы пытаетесь применить к искусству двоичную систему – искусство или не искусство. В случае с искусством это не работает, на мой взгляд. Я бы говорил о некоем квантовом состоянии, когда произвольная работа одновременно является и искусством и неискусством. Или как у Юры Альберта, у него этих состояний больше, как «50 оттенков серого» — почти искусство, не совсем искусство, очень близко к искусству, уже искусство и так далее. В любом случае, когда мы начинаем сомневаться, является ли это искусством или не является, мы это уже называем искусством. Как и в случае с религиозной точки зрения, когда атеист утверждает, что бога не существует, он уже определяет, что есть бог, но его не существует. Есть несколько уровней бытия в онтологии. На феноменологическом уровне, бог безусловно существует, потому что даже атеисты говорят «Бог его знает», «прости Господи» и так далее. Для них он не существует в материальном плане, но в феноменологическом — он существует. Также и с искусством, когда мы ставим вопрос под сомнение, мы уже подразумеваем, что это искусство, но не то искусство, которое мы бы хотели, чтобы оно существовало как искусство.

Паруйр, на этот проект вас вдохновила культовая жевательная резинка «Love is…». Не могу не спросить, как сегодня пересекаются любовь и искусство в вашей жизни?

Любовь, как и искусство, посредничает между смертным и бессмертным, сиюминутным и вечным. Из всех тривиальностей эта, наверное, самая достоверная.

Интервью: Екатерина Фролова

Читайте также в рубрике ARTIST TALK:

Источники:

http://www.interiorexplorer.ru/article.php?article=625
http://artuzel.com/content/chto-est-iskusstvowhat-art
http://365mag.ru/culture/parujr-davtyan-zriteli-prevrashhayutsya-v-klientov-kuratory-v-animatorov-a-iskusstvo-v-razvlekatel-ny-j-attraktsion