О варваре туровой и флоренции. Варвара Турова: «Я не собираюсь больше заниматься бизнесом в России

О варваре туровой и флоренции. Варвара Турова: «Я не собираюсь больше заниматься бизнесом в России

Хозяйка кафе с тухлыми макаронами посоветовала не вести бизнес в России

Бывшая владелица двух кафе «Дети райка» в престижных районах Москвы и Санкт-Петербурга Варвара Турова обвинила российскую власть в том, что ее бизнес прогорел.

«В современной России нужно быть безумным, чтобы заниматься бизнесом. Мне кажется, все, у кого есть деньги, должны вкладывать в бизнес за границей. Это вызвано моим ощущением от воздуха вокруг. Уравниловка, закручивание гаек и прочее будет продолжаться, и из этого нет выхода», — заявила Турова в интервью изданию Incrussia.Ru.

«Я собираюсь закончить с бизнесом в России совсем. Я люблю кормить людей, мне нравится, когда ко мне приходят гости, нравится быть хозяйкой, — это мое. Но в России, пока эта власть не сменится, не стоит даже пытаться. Говорю это, не снимая с себя ответственности за то, что мы разорились. Но все, что происходит вокруг, убивает бизнес. И малый, и средний, и любой», — добавила она.

Кафе «Дети райка» было относительно известным местом в Москве, но по-настоящему оно прославилось после того, как «засветилось» в программе «Ревизорро».

О том, как Лена Летучая и ее съемочная группа проверяла кафе «Дети райка», можно во всех деталях узнать на страничке программы на сайте телеканала «Пятница». Помимо массы просроченных продуктов на кухне были найдены тараканы и прорвавшаяся канализационная труба.

«Любимое место творческой молодежи оказалось не очень чистым. На кухне хранились просроченные продукты. Но это была не самая страшная находка ведущей. Тараканы и прорыв канализационной трубы отбили желание повторно посещать это кафе», — гласил вердикт Летучей.

«После их визита наша выручка упала в 2−3 раза. На то, чтобы ее восстановить, ушло месяца полтора. В тот день я была дома, мне позвонили наши сотрудники и дрожащим голосом сказали: к нам пришло „Ревизорро“. Я говорю: зачем вы их пустили? Но остановить их было невозможно — съемочная группа пришла с включенной камерой и, не мешкая ни секунды, сразу прошла на кухню. Еще раз скажу: их интересовала не грязь, а скандал, и все, что там показано, — вранье», — заявила в свое оправдание Варвара Турова.

В дополнение ко всему, бизнес-леди призналась в даче взяток должностным лицам — именно так, по ее словам, она «решала вопросы» с проверяющими.

В комментариях к пафосу экс-владелицы кафе «в говне и мухах» отнеслись без понимания, но с юмором.

«Сотни тысяч кафе, ресторанов успешно работают по всей России без проблем с продуктами алкоголем ценами и клиентами! И только у этой убогой не умеющий вести дела виноваты все Россия, власть, Крым, Ревизоро!» — пишут в отзывах на интервью Туровой пользователи Facebook.

«Ну интересное дело занимались бизнесом не как бизнесом, но не получился он из-за Путина. Вот в Европе наверняка другое дело! Человек, не пытавшийся ни разу в жизни открыть ресторан в Европе, всем авторитетно советует вкладывать именно туда. Я думаю, если в Европе делать ресторан левой задней ногой, прогоришь ещё быстрее, чем здесь», — недоумевает Роман Кутузов.

«Про нее интереснее другая история. Девушка умудрилась обрсраться на золотом прииске. Она нашла помещение — а это реально непросто — и открыла бар „Дети райка“ на главной барной улице Европы — Рубинштейна (про Россию даже как-то скучно в этом контексте говорить). И поджав хвост оттуда бежала. Ее на Рубинштейна тоже, видимо, кровавый режым задушил», — издевается Роман Овчинников.

Как я работала музыкальным критиком

Поделиться:

Вот какая со мной случилась история.

Мне было 18, кажется, лет, и я училась в музыкальном училище и работала няней. Или пиарила какое-то кафе на ВДНХ. Или писала пресс-релизы для какой-то косметической фирмы. Я сейчас уже не помню точно последовательность этих всех великих работ.

А мой папа в тот момент стал работать на сайте POLIT.RU вместе с Кириллом Роговым, и это было круто.

Редакция находилась в крошечном, как принято говорить в таких случаях, «покосившемся» (но он, справедливости ради, и правда был совсем не жилец) особнячке за Консерваторией.

И папа мне вдруг говорит: «А теперь пиши нам про классическую музыку». Я говорю: «Ты чего, я же не умею!» Он говорит: «Вот и научишься».

Так я стала великим и ужасным музыкальным критиком Варварой Туровой, на которую обиделся и, как гласит легенда, чуть не подрался с Андреем Васильевым Башмет, которую грозился чуть ли не задушить собственными руками режиссер Дмитрий Бертман, которую подозревал в получении денег от госдепа/Башмета/масонской ложи/иных темных сил Спиваков и которой даже один раз на пресс-конференции покойный теперь уже пианист Николай Петров запретил размножаться — «а то нарожаете таких же моральных уродов, как вы сами».

Работать музыкальным критиком в нашей стране очень сложно. У нас отсутствует система взаимоотношений между критиком, пиарщиками, артистами и публикой. У нас нет агентов, которым можно позвонить и задать интересующий тебя вопрос про музыканта. Интервью, даже не с самыми великими, прямо скажем, с совсем не великими, ты должен вымаливать. Журналист, даже умница — вовсе не я, а какой-нибудь ужасно образованный, прекрасный, замечательный журналист, — изначально поставлен в какую-то дико унизительную позицию. Мы тут с Богом разговариваем на сцене, а почему-то должны на твои дурацкие вопросы отвечать.

Нет-нет, что вы! Мы вовсе не против критики! Мы ее очень любим! Просто она должна быть конструктивной и аргументированной, а не вот так, как у этой ужасной Туровой!

Жаль, я не считала, сколько раз я слышала что-то подобное за несколько лет работы критиком.

И знаете, что самое смешное?

Я совершенно искренне была помешана на способе как-то аргументировать свое мнение. Это сводило меня с ума. Как объяснить, почему этот пианист играет гениально, а вот этот — чудовищно? Каким образом можно сформулировать ощущение, что ты не сидишь в кресле Большого зала Консерватории, а летишь в кромешной темноте ночного неба, слушая, как играет, например, пианист Майзенберг? Как такое аргументировать? Как можно найти слова для того, чтобы описать, в чем разница между Гидоном Кремером и Владимиром Спиваковым? Я имею в виду такие слова, которые можно было бы в газете напечатать, нематерные какие-то слова.

И вот ты сидишь, пытаешься все-таки эти слова найти, и это правда довольно тяжело. Это довольно сложная работа. И вот, например, ты эти слова находишь. Как тебе кажется. Тебе кажется — о’кей, со мной кто-то согласится, а кто-то — никогда, но по крайней мере это конструктивно и аргументированно.

А на следующий день тебе звонят от знаменитого дирижера и грозят ноги переломать, как, например, было с моей подругой и коллегой Юлей Бедеровой.

Музыканты искренне убеждены в том, что ты просто схалтурил. Тебе просто наплевать. Ты просто бревно. Им не приходит в голову, что ты тоже занимаешься музыкой всю жизнь. Что ты тоже, например, что-то слышишь, что-то чувствуешь и, черт побери, не всегда можешь это точно сформулировать даже внутри себя — что уж говорить о газетной статье.

Мы с Богом разговариваем, а ты козел. И разговор этот, с Богом, совершенно не помешает нам устроить вам, суки, проблемы. Не помешает нам угрожать вам. Не помешает нам выгнать с работы вашу маму, надавив на директора музшколы, в которой она всю жизнь преподает. Не помешает нам со сцены сказать что-то вроде: «Пока этот козел в зале, я играть не буду».

А Бог — ну что Бог, Бог подождет, пока ты встанешь, выйдешь на глазах изумленной публики из зала и пойдешь домой.

Я работала, работала и с каждым днем понимала яснее и яснее, что не надо мне работать на этой работе. Что она меня разрушает. Что я не понимаю пафоса, с которым некоторые из моих коллег, сидя в театре, говорят друг другу: «Нет, ну это вообще не уровень, почему я должен это смотреть?» Что я вижу очевидную (простите) разницу между теми, кто на сцене, и теми, кто в зале, несмотря ни на мудизм (иногда) первых, ни на талант (порой) вторых. Что даже самый талантливый критик, типа той же самой Юли, статьями которой я восхищаюсь до сих пор, все равно пишет про кого-то другого. А мне этого мало. Вот лично мне — мало.

А потом случился в Большом театре спектакль «Евгений Онегин», я на него сходила, на другой день уволилась, пошла учиться петь и больше никогда музыкальным критиком не была. И пока что ни разу не пожалела об этом.

Надо сказать, что сейчас я гораздо лучше понимаю те эмоции, которые испытывали мои так называемые ньюсмейкеры. Я понимаю, как это обидно — не когда тебя ругают, нет. Когда вообще не понимают. Какое ощущение одиночества и отчаяния наступает, когда делаешь что-то годами, а потом приходит девочка, студентка музучилища, 18 лет, работала няней, и пишет, что ты неправильно все играешь. Я читаю сейчас про себя, и мне иногда ужасно хочется позвонить критику и сказать: «Мы тебе, сука, ноги переломаем. Не за то, что ты нас ругаешь, а за то, насколько ты не понимаешь ничего». Я, правда, очень хорошо теперь понимаю эти эмоции. Но я не звоню. Не только потому, что я понимаю, какая это тяжелая работа — писать об искусстве. Просто справедливость, которая всегда была для меня ужасно важна, прямо пунктик какой-то (мама всю жизнь говорит: «Я тебя этому не учила, где ты подцепила эту пошлятину, нет никакой справедливости») — она таки есть. Просто есть.

Башмету я, кстати, написала какое-то время назад смс: «Юрий Абрамович, мне понадобилось много лет, чтобы понять, что я должна перед вами извиниться. Не потому даже, что я теперь отказываюсь от своих слов о том концерте. А просто потому, что не надо было мне работать критиком. Простите меня, если можете. Я никогда не хотела вас обидеть». Ну, как-то так.

Варвара Турова: «Я не собираюсь больше заниматься бизнесом в России»

В Москве закрывается кафе «Дети райка», которое просуществовало 6 лет. В последние годы его преследовала череда неудач: пожар, потоп, чиновники, нашествие программы «Ревизорро» (кончилось жалобой в Роспотребнадзор) и последняя капля — реконструкция Никитского бульвара, из-за чего все подходы к кафе оказались ограничены. Совладелица «Детей райка» Варвара Турова рассказала Inc., из-за чего отказалась от краудфандинга, как удерживала ресторан на плаву и почему отговаривает заниматься бизнесом в России.

«В последний год я как акционер не получила ни копейки»

— Что стало последней каплей, после которой вы приняли решение закрыть кафе «Дети райка»?

— Их было так много, что я даже не могу вспомнить. Когда после месяцев разрытой дороги, гор грязи и песка (к нам было невозможно попасть) на Никитском бульваре расширили тротуар, мы обрадовались и подумали: наконец сможем получить разрешение на полноценную веранду, которой у нас не было ни разу за 6 лет. Но буквально на следующий день весь дом погрузили в строительные леса и начали ремонтировать фасад, так что нас стало не видно с улицы. Мы находимся в довольно проходном месте, но из-за ремонта здания и разрытой дороги в последние недели к нам заходило человек 30 в день. Так выжить нельзя.

— Сколько людей приходило «с улицы»?

— Достаточно много. Мне всегда казалось, что если у тебя только «своя» аудитория — ты обречен. Число гостей должно все время увеличиваться. Оно и не уменьшалось, но было колоссальное количество проблем. Весной у нас был пожар, затем — потоп. И все это время у нас была шизофреническая война с соседями сверху: они ненавидели нас до такой степени, что запихивали у себя в туалет тряпки, песок и прочий мусор и все это спускали вместе с водой — в результате к нам сантехник ходил, как на работу.

«ДЕТИ РАЙКА» ОТКРЫЛИ В АПРЕЛЕ 2011 ГОДА журналист Варвара Турова и музыкант Алексей Паперный. К закрытию в кафе работало 25 человек. В 2014 году открылся филиал «Детей райка» в Санкт-Петербурге — и закрылся в начале 2016-го.

По данным СПАРК, до 6 июня 2017 года 25%-ными долями в ООО «Бульвар» (юрлицо кафе «Дети райка») владели Алексей Паперный, Лиана Зейналова и Юлиана Слащева, бывший гендиректор холдинга «СТС Медиа» и супруга генерального директора ТАСС Сергей Михайлова. Еще 15% принадлежали Туровой и 10% — Наталии Сичкарь. В июне этого года Слащева вышла из компании. Выручка ООО «Бульвар» за 2015 год составила 10,5 млн рублей, а прибыль — 15 тысяч рублей.

— С чего началась эта полоса неудач?

— С начала конфликта с Украиной было несколько кризисных моментов, когда мы думали — не закрыться ли нам? Но каждый раз выплывали, цеплялись, надеялись, что станет легче. Но становилось только хуже. Из-за санкций резко выросли цены — подорожали не только иностранные, но и российские продукты. Наши расходы увеличились вдвое. Но повысить так же цены мы себе позволить не могли.

— Насколько вы их повысили?

— Чуть-чуть, но не так, чтобы это стало выгодно. Иначе мы потеряли бы лояльность аудитории. При таком же количестве людей мы стали зарабатывать сильно меньше, чем 4 года назад. Тогда я жила только на свою долю прибыли от «Детей райка», и мне это позволяло путешествовать и нормально существовать. А за последний год я как акционер не получила ни копейки. В лучшие месяцы мы выходили в ноль или крошечный плюсик.

— К вам стало ходить меньше людей?

— Нет, напротив, мы раскрутились и стали довольно популярным местом. Но экономика ресторана устроена таким образом, что много всего нужно учитывать: ФОТ, аренда, коммунальные услуги. Не говоря уже о том, что все время меняются правила игры, и иногда чиновники делают это задним числом. Например, к нам в прошлом году пришли и сказали: «Мы не продлеваем вам аренду, потому что у вас нет отдельного помещения для хранения вина». Мы в ответ: «Позвольте, предыдущие 5 лет мы обходились винными полками и шкафом и претензий не было». Но оказывается, ввели новые правила — и пришлось строить перегородку, делать отдельное помещение. Естественно, чиновники не оплачивают эти затраты. Из-за массы таких мелочей бизнес превращается в борьбу за выживание.

— Когда вы приняли решение закрыться?

— Мы до последнего трепыхались и пытались, как та мышка из притчи, взбить масло, чтобы не утонуть. Пытались найти инвестора и что-то поменять, обращались к разным ресторанным сетям и акулам бизнеса, но ничего не получилось. У них и самих плохо идут дела (что стало для меня большой неожиданностью). Никто не захотел рисковать, потому что всем очень тяжело.

— Какую роль в вашем закрытии сыграла программа «Ревизорро»?

— После их визита наша выручка упала в 2-3 раза. На то, чтобы ее восстановить, ушло месяца полтора. В тот день я была дома мне позвонили наши сотрудники и дрожащим голосом сказали: к нам пришло «Ревизорро». Я говорю: зачем вы их пустили? Но остановить их было невозможно — съемочная группа пришла с включенной камерой и, не мешкая ни секунды, сразу прошла на кухню. Еще раз скажу: их интересовала не грязь, а скандал, и все, что там показано, — вранье. Можно прийти в самую чистую операционную и мутной камерой под мрачную музыку снять такой ужас, что вам там почудятся ползающие змеи. Кроме того, журналисты телеканала «Пятница» написали заявление в Роспотребнадзор, который пришел к нам с внеочередной проверкой. Ну вы можете угадать, каким образом мы решали вопрос с проверяющими. Собственно, по-другому эти вопросы не решает никто. Так что были, скажем так, дополнительные траты.

— Сколько «Дети райка» заработали в прошлом году?

— Я не могу назвать цифры, но приведу пример: три года назад выручка по пятницам и субботам была 280-300 тысяч рублей в день. А в последний год она составляла 130 тысяч рублей в день — при том же количестве людей. Средний чек снизился почти вдвое: выросли цены у наших поставщиков, люди стали гораздо экономнее — меньше заказывали и меньше оставляли чаевых. Я не виню в закрытии только злые внешние силы. Чтобы продумать экономику в этих новых обстоятельствах — нужно быть суперпрофессионалами. Ни я, ни Алексей Паперный таковыми не являемся. Я занята в театре, Алексей — музыкант и драматург. Мы много сил тратили на «Детей райка», но это не было делом нашей жизни. В отличие от коллег–профессиональных рестораторов — они посвящают бизнесу все свое время и поэтому держатся на плаву.

— Связано ли закрытие «Детей райка» с уходом Юлианы Слащевой?

— Мы имели дело не с ней, а с ее мужем, но нет — это никоим образом не связано. Потому что ни Юлиана, ни ее муж Сергей Михайлов уже очень много лет не имеют никакого отношения к управлению «Детьми райка». Когда-то давно они были нашими первоначальными инвесторами.

— Они инвестировали в кафе в последние годы?

— Нет. Мы много лет не имеем никаких рабочих отношений — только приятельские.

— Почему они решили выйти из бизнеса?

— Это к ним вопрос.

— Вам жалко, что «Дети райка» закрываются?

— Как вам объяснить? Я не могу жить без оперного театра, а без «Детей райка» — могу. Но мне, конечно, грустно — на это я потратила 6 лет своей жизни и довольно много сил. Конечно, жалко.

«Открывайте бизнес где угодно, но не здесь»

— Вы недавно написали, что у вас никогда не получался бизнес, но получилось «место, в котором многим было хорошо, важно, тепло». Разве этого недостаточно для прибыльности кафе?

— Должен быть внятный приоритет — ради чего ты это делаешь. Уверена: наш так называемый коллега Митя Борисов (ресторатор, «Жан-Жак», «Джон Донн», «Маяк» — Inc.) открывает абсолютно все свои места, чтобы заработать денег. У него это получается. А мы, когда открывали кафе, ставили на первый план другие вещи — например, атмосферу. Не то чтобы мы такая беззаботная, лиричная интеллигенция — мы хотели зарабатывать деньги и у нас это получалось. Но нам было важнее угостить друзей, зашедших в гости, чем отказываться от этого ради дополнительной выручки. Я не коммерчески ориентированный человек, и у меня нет бизнес-мышления — поэтому у нас не получилось ужать расходы, кого-нибудь уволить, поступить жестко… Нам всегда было важно кому-то помогать, угощать кого-то бесплатно, устраивать разные благотворительные темы. В результате — мы без денег, и я совершенно не снимаю с нас коллективной ответственности. Чтобы быть балериной — нужно быть гибкой, а чтобы заниматься бизнесом — жестким. Я не жесткий человек, Алексей тоже.

— Когда вы начинали «Детей райка», каким вы задумывали это заведение?

— У нас не было амбиций стать модным DJ-баром. Мы хотели открыть симпатичное кафе, куда можно прийти после работы или тяжелой репетиции. Чтобы там было уютно, вкусно и никаких неоправданных понтов — это когда девицы спрашивают тебя с порога «Вас ожидают?», а потом следят за тобой по всему залу. Одним словом — чтобы было как дома. В этом смысле у нас все получилось — если не говорить про бизнес, а про реализацию идеи. «Дети райка» стали важным для многих местом: количество людей, которые написали, что наше закрытие для них — личная потеря, меня потрясло. Я абсолютно этого не ожидала и очень благодарна.

— Почему вы не обратились ко всем этим людям за помощью, не провели краудфандинг?

— Была такая мысль. Более того, мы бы наверняка собрали нужную сумму — у нас большой кредит доверия. Но мой партнер и коллега Алексей (Паперный, музыкант и совладелец «Детей райка». — Inc.) был против. Он сказал, что это бизнес, а в бизнесе нельзя никого ни о чем просить — мы сами прогорели и сами виноваты.

— А нанять управляющего не пробовали?

— Мы так в «Мастерской» поступили — наняли управляющую компанию, которая за хороший гонорар вела наши дела. Но начала она с того, что предложила все переделать. Например, в «Мастерской» висело много разных абажуров в одну линию, и это было очень красиво. А управляющий говорит: абажуры — это не модно, это как на даче и надо их все убрать, чтобы сделать модное место. Я ему говорю: места бывают разные, и у нас хорошо получается создавать домашнюю атмосферу — значит, нужно работать с этим продуктом. Так что прошлая попытка нанять менеджера ни к чему не привела (клуб «Мастерская», который открывали Варвара Турова и Алексей Паперный, закрылся в ноябре 2016 года. — Inc.)

— Что бы вы сейчас сделали иначе?

— Я бы не открывала «Дети райка». Если завтра ко мне придет кто-нибудь и скажет: «Вот тебе куча денег, давай откроем «Дети райка»!»», я скажу нет. В современной России нужно быть безумным, чтобы заниматься бизнесом. Мне кажется, все, у кого есть деньги, должны вкладывать в бизнес за границей. Это вызвано моим ощущением от воздуха вокруг. Уравниловка, закручивание гаек и прочее будет продолжаться, и из этого нет выхода. Более неблагоприятного момента начать бизнес в России просто не было. Мне часто пишут: «Мы хотим открыть маленькое кафе, что вы нам посоветуете?» Я их отговариваю и советую открывать кафе в Берлине, Тель-Авиве — где угодно, только не здесь.

— Вы хотите закончить с ресторанным бизнесом?

— Я собираюсь закончить с бизнесом в России совсем. Я люблю кормить людей, мне нравится, когда ко мне приходят гости, нравится быть хозяйкой, — это мое. Но в России, пока эта власть не сменится, не стоит даже пытаться. Говорю это, не снимая с себя ответственности за то, что мы разорились. Но все, что происходит вокруг, убивает бизнес. И малый, и средний, и любой.

— Пока я живу здесь и у меня нет конкретного плана переезда. Сейчас меня интересует опера, мои усилия уже 4 года направлены туда. В июне я вышла на офисную работу в Москве — нужно на что-то жить. Каждый день я к 10 утра иду на работу, и в 6 вечера с нее ухожу. Мне очень грустно, что «Детей райка» больше не будет, но в каком-то смысле это правильно — нельзя заниматься всем.

Автор: НАТАЛЬЯ СУВОРОВА, специальный корреспондент Inc.

Источники:

http://www.ridus.ru/news/256147
http://snob.ru/go-to-comment/451717
http://echo.msk.ru/blog/incrussia/2010130-echo/