“Ночь ошибок” (Голдсмит): описание пьесы из энциклопедии. Основные этапы жизни и творчества оливера голдсмита, создателя жанра сентиментального романа
“Ночь ошибок” (Голдсмит): описание пьесы из энциклопедии. Основные этапы жизни и творчества оливера голдсмита, создателя жанра сентиментального романа
Драматургия Оливера Голдсмита
В последние годы жизни Голдсмит обращается к драматургии. Он стремится вернуть комедии увлекательную захватывающую интригу, возродить яркие комедийные характеры, театральность и фарсовую хлесткость слова и тем самым возвратить ее на путь полнокровного реалистического искусства. В отличие от сентиментальных драматургов он попытался доказать, что комедия может быть веселой и в то же время заключать в себе серьезное содержание; в отличие от драматургов конца XVII —начала XVIII веков он хотел доказать, что комедия может быть веселой и в то же время нравственной. Осуществить это в полной мере » первой пьесе «Добронравный» (1768) ему не удалось, здесь чувствуется еще временами ученичество и непреодоленное вполне влияние сентиментальной драматургии. И все-таки вокруг комедии разыгралась настоящая баталия; многие зрители, привыкшие к приторному сиропу назидательных пьес, сочли некоторые сцены в ней слишком грубыми и потребовали изъять их. Тогда Голдсмит написал специальную статью в защиту веселой комедии «Опыт о театре, или Сравнение смеющейся и сентиментальной комедии» (1773), в которой он более всего возмущается попытками идеализировать буржуа, представить буржуазного обывателя трогательным, придать частным неурядицам из жизни коммерсантов и дельцов чуть ли не трагическое истолкование. «Одного моего приятеля,— пишет Голдсмит,— безучастно сидевшего на представлении одной из таких сентиментальных пьес, спросили, как может он оставаться равнодушным. «Что ж, по правде говоря,— ответил он,— поскольку герой всего лишь торговец, то мне совершенно безразлично, будет ли он изгнан из своей конторы на Фиш-стрит, так как у него останется еще достаточно денег, чтобы открыть лавчонку в Сент-Джайльзе». Сентиментальная драматургия теперь уже препятствовала утверждению реализма на театре, и выступление Голдсмита было весьма своевременным.
Вторая его комедия «Ночь ошибок, или Она унижается, чтобы победить» принесла автору, а вместе с ним и отстаиваемому им новому направлению решительную победу. Сюжет ее построен на анекдотическом недоразумении, приключившемся в юности с самим Голдсмитом. Два лондонца — Марло и Хастингс направляются в провинциальный помещичий дом м-ра Хардкасла; Марло едет по настоянию отца, желающего, чтобы сын просватал Крт Хардкасл, дочь своего старого друга, Хастингс — в надежде соединиться с живущей в том же семействе своей возлюбленной Констанцией. Неподалеку от цели своего путешествия молодые люди заблудились, и в придорожном кабаке случай свел их с сыном миссис Хардкасл — Тони Ламкином, кутившим здесь со своими прихлебателями и собутыльниками. Здоровенный детина, ограниченный и хитрый дворянский Митрофанушка, решил над ними подшутить и направил их в дом своего отчима, уверив их, что это гостиница. Отсюда все дальнейшие недоразумения: бесцеремонное и фамильярное поведение ничего не подозревающего Марло доводит добродушного старика Хардкасла до исступления, а молодые люди в свою очередь потешаются над смешными претензиями назойливого «трактирщика». Вдобавок ко всему, случайно узнав, что Марло очень стеснителен и робок с женщинами своего круга и довольно предприимчив с девушками попроще, Крт, которой он очень пришелся по душе, решила добиться победы над ним, приняв вид служанки гостиницы (отсюда название пьесы).
Параллельно развивается вторая интрига: миссис Хардкасл задумала женить своего недоросля на Констанции, с тем чтобы прибрать к рукам состояние девушки. Проведав о намерениях Хастингса, она решила увезти от него Констанцию, чтобы силой добиться своего. Но Тони Ламкину (имя его стало с тех пор в Англии нарицательным) тоже не по душе планы его матушки, поэтому, согласившись помочь влюбленным, он вызвался проводить обеих дам в дорогу. Два часа нарочно колесил он с ними в кромешной тьме по камням, рытвинам и непролазной грязи и настолько их измучил и запугал, что они даже не догадались о том, что кружат все время вокруг усадьбы, а миссис Хардкасл настолько ополоумела от страха, что приняла вышедшего на прогулку мужа за разбойника и, бросившись ему в ноги, стала умолять, чтобы он пощадил ее чадо, к вящему удовольствию Тони. Дело, разумеется, кончается победой любви и двумя свадьбами.
В этой комедии Голдсмит начисто рассчитался с сентиментальной комедией и преодолел ее влияние. Что касается классицистской поэтики, то здесь дело обстояло сложнее. В пьесе соблюдено, например, единство времени: все события уложены даже не в сутки, а в несколько часов, но сделано это настолько искусно, что не вызывает впечатления насилия над сюжетом в угоду правилу. А там, где правило противоречило авторскому намерению или реалистическому изображению, Голдсмит, не задумываясь, нарушал его (две параллельные интриги, перенесение места действия из помещичьего дома в трактир и т. д.). Что же касается приемов композиции, драматургической техники, столь продуманной у классицистов, то писатель и не думал от них отказываться. Но эти приемы не бросаются в глаза, не лежат на поверхности, способствуя в то же время выгодному, театрально впечатляющему расположению материала в характерах и сюжете. Все сюжетные переплетения, комические повторы сходных ситуаций, динамика начала и заключения каждого действия, место каждого характера и каждой сцены в общей структуре сюжета отличаются поистине математической продуманностью и логикой. Голдсмит позаботился о мотивировках каждого поворота интриги и тщательно обосновал заблуждение молодых людей, принявших помещичий дом за гостиницу, или ошибку Марло, решившего, что Кэт — служанка. Критика обвиняла драматурга в неправдоподобности ошибки миссис Хардкасл, не узнавшей собственного мужа. Но здесь Голдсмит пошел на сознательное и смелое фарсовое обострение ситуации и притом в самом уместном моменте пьесы — перед финалом, когда события этой ночи ошибок достигают такого напряжения, что зритель готов всему поверить, и когда его уже трудно чем-либо удивить, тогда как в начале событий подобное же преувеличение показалось бы неподготовленным и выглядело бы натяжкой.
В традиционной классицистской комедии герой обычно замышляет план интриги заранее и затем лишь изменяет его, приспосабливаясь к изменившимся обстоятельствам. Иное дело здесь: каждый поворот сюжета является естественным откликом персонажа на только что возникшую ситуацию, на только что сказанное слово в соответствии с характером, желаниями и целями героя. Большинство поступков и решений героев непредумышленны; хотя Тони, например, и злокозненный балбес, но, несмотря на большое искушение, он не отважился бы так подшутить над лондонцами, если бы Марло не обошелся с ним высокомерно; задетое самолюбие подстегнуло его решимость.
Сказалось и влияние английского романа. Повсюду в пьесе рассеяны выразительные детали, позволяющие воссоздать обстоятельную картину бытовой среды, уклада, атмосферы жизни дворянской провинциальной семьи с ее неторопливым течением и отсутствием значительных событий. Естественно, что при таком будничном существовании приезд одновременно двух лондонцев-женихов должен был неминуемо превратиться в событие, повлиявшее самым невероятным образом на воображение провинциалов, и в несколько часов перевернуть вверх ногами этот устоявшийся уклад. Комедийные перипетии получали таким образом еще одно правдоподобное обоснование. Результатом явилось создание замечательной реалистической комедии интриги.
Большинство сцен, в которых участвуют симпатичные автору персонажи, выписано с мягким сердечным юмором, но есть персонажи, которых он не щадит. Сцены, в которых представлены миссис Хардкасл и ее сын, превращаются в уничтожающую сатиру на нравы провинциального дворянства, на методы воспитания, бытующие в этой глухомани. Голдсмиту особенно ненавистна духовная грубость, корыстность и черствость миссис Хардкасл, и поэтому он буквально не щадит ее, прибегая к хлестким фарсовым приемам. Одержимая слепой любовью, она гордится невежеством сына («. свои полторы тысячи в год он сумеет истратить и без особых знаний»), потакает его дурным склонностям, сюсюкает и манерничает в разговоре с ним («радость моя, душенька, хорошенький ротик»), но стоит им только поссориться, как «душенька» Тони именуется «олухом» и «болваном», тогда между ними развертываются настоящие потасовки, и Тони силой уволакивает свою матушку со сцены. Давно уже комедия не отваживалась на такую смелость и активность сценического поведения героев.
Характеры не даны здесь одной краской. Тот же самый Тони, невежественный дворянский балбес, в ряде сцен представлен одновременно смекалистым, беззлобным и даже добродушным малым, он наделен комическим обаянием, как и все плутоватые простаки, ведущие интригу, а его озорные проделки вызывают веселую улыбку. Голдсмит пользуется здесь смелой размашистой фламандской кистью. Пирушка в трактире с разухабистой песней Тони воскрешает атмосферу шекспировских хроник с их фальстафовским фоном и веселыми продувными собутыльниками рыцаря. Но это не означает, что Голдсмит постепенно реабилитирует своего героя, Здесь сказалась высокая реалистическая объективность художественного изображения, драматург проявляет весь диапазон скрытых человеческих качеств, противоречивых и сосуществующих в характере свойств, чего обычно не давала драматургия классицизма.
Кроме того, характеры даны здесь в развитии, в чем можно убедиться хотя бы на образе Марло, который от многого наносного, привитого лондонскими нравами, а не присущего его натуре, отказывается. Он делается лучше под влиянием своей любви и злополучного недоразумения с Хардкаслом, он искренно стыдится своего поведения, а не просто подделывается к новым обстоятельствам, и это многое в нем извиняет. Но труднее всего преодолеть сословные предрассудки. «Простите меня, моя прелесть,— говорит он Кэт,— но вы единственный член семьи, с которым я расстаюсь неохотно. Но сказать вам по правде, различие между нашим происхождением, состоянием и воспитанием делает невозможным почетный союз между нами. ». И уже следующая реплика показывает, что эти мысли не принадлежат ему самому, они навязаны ему средой и противоречат его чувствам и желаниям: «. Если бы я мог жить, как мне хочется, мой выбор был бы сделан без всяких затруднений. Но я слишком зависим от мнений света и родительской власти и посему. мне трудно говорить. столь я огорчен. Прощайте». Именно после этих слов окончательно меняется отношение к нему Крт, увидевшей в нем теперь прекрасного значительного человека: «Я не подозревала и половины его достоинств. Он не уедет, если у меня хватит сил его удержать». Это уже серьезная борьба за счастье: чем достойней человек, тем более стоит за него бороться. И, наконец, в последнем акте Марло делает еще один шаг в своем внутреннем высвобождении, раскрепощении: «. Даже сама гордость моя начинает подчиняться моим чувствам. Различие в воспитании и богатстве, гнев родителя и презрение равных мне уже теряет свое значение».
Глубина идейного замысла комедии, ее демократизм проявились в том, что Голдсмит создал правдивый разносторонний характер молодого человека и убедительно показал, как под влиянием любви к мнимой служанке шаг за шагом высвобождаются из-под гнета традиционных сословных представлений его лучшие внутренние качества. Драматургу удалось представить характер в его становлении, изменении, что существеннейшим образом отличало его героев от персонажей классицистской драматургии, равных самим себе и неизменных до конца пьесы. Поэтому пьесу Голдсмита можно с равным основанием считать и замечательной реалистической комедией характеров, произведением, в котором интрига и характеры равнозначны и находятся в нерасторжимом единстве и равновесии. В облике Крт, в ее морали и поведении заключается основной идейный смысл произведения, его вывод: комедия сЛавит человеческую активность, энергию и целеустремленность в борьбе за свое счастье, в отношении к людям, к жизни, в любви. Сентиментальной драматургии был нанесен удар, от которого она больше уже не смогла оправиться. Это была победа «веселой» реалистической комедии нравов, закрепленная вслед за тем творчеством Шеридана.
Но самому Голдсмиту не привелось насладиться вполне плодами своей заслуженной победы; сломленный скитальческой бедственной судьбой и непосильным трудом, он вскоре после этого умер в своей жалкой квартирке.
Анализ творчества Голдсмита позволяет внести поправку в привычные представления о нем как о писателе-сентименталисте. Автор поэмы «Покинутая деревня» — сентименталист, но драматурга, написавшего «Ночь ошибок», никак нельзя назвать сентименталистом. Многообразны стилистические художественные средства романа Голдсмита, это не только сентиментальный роман, но и комический. Такая видимость разнобоя в выборе стилистических средств, такое разнообразие жанров, каждый из которых был облюбован другим литературным направлением, обусловлены в конечном счете мировоззрением писателя, его оценками современности, теми задачами, которые он ставил перед собой в каждом конкретном случае, особенностями избираемого им жизненного материала. Трагическую картину обезлюдения английской деревни в эпоху промышленного переворота он рисует в жанре сентиментальной элегии. И это закономерно, потому что писатель не мог до конца разобраться в причинах и смысле происходящего процесса; он мог лишь выражать свое глубочайшее сочувствие и сострадание обездоленным — отсюда повышенная эмоциональность поэмы. Процесс обезземеливания угнетал его своей безысходностью, и он старался удержать, восстановить с помощью своего воображения картину ушедшего патриархального сельского существования, которую он в противовес современности идеализировал, изображал в идиллических тонах. Так сама позиция писателя, его отношение к происходящему предопределили выбор стилистических средств сентиментализма.
Но когда сентиментальная комедия идеализировала и приукрашивала мораль, нравственные отношения и практику английских буржуа, это вызывало протест писателя не только против содержания, но и против тех художественных средств, с помощью которых Эта фальшивая картина создавалась, и тогда Голдсмит-драматург выступал против сентиментализма в драматургии. Поэтому творческий метод писателя по справедливости необходимо определить более широким термином — просветительский реализм.
Традиции народной поэзии (баллады) в творчестве О. Голдсмита
Д.Г. Алилова
Поэтическое творчество Оливера Голдсмита (1728-1770) до сих пор поражает исследователей разнообразием жанров. В латинской эпитафии Голдсмиту его знаменитый современник С. Джонсон так охарактеризовал писателя: «Поэт, натуралист, историк, он едва ли оставил какой-либо род литературы незатронутым и украшал все, что затрагивал». Проблема влияния фольклора на развитие эстетических вкусов писателя остается наименее исследованной. Между тем литературное наследие Голдсиита-критика и Голдсмита-поэта подтверждает, что фольклор не только импонировал писателю, но и находил отклик в его собственном сознании. Среди песенных, легендных, балладных источников его творчества последние занимают особое место. Не случайно Голдсмит одним из первых создал литературную сентиментальную балладу («Эдвин и Анжелина», 1762, 1765), представляющую новую жанровую разновидность, в которой, как заметила М.П. Сиповская, был преодолен разрыв между народной и литературной балладными традициями.
Английская народная баллада пережила свой наивысший расцвет в XIV — XVI вв. Параллельно, однако крайне редко, создавались литературные образцы этого жанра (Дж. Чосер «Оригинальная баллада», Д. Лили «Купидон и Кампасп» и др.). Чаще писатели включали народные баллады в собственные сочинения (например, В. Шекспир использовал тексты разбойничьих баллад в «Двух веронцах»). Безыскусность, доходчивость содержания, лаконизм и простота изложения, наличие рефрена — все эти характерные черты фольклорной баллады способствовали легкому восприятию ее на слух. Рассчитанная на чтение литературная баллада могла позволить себе более замысловатый сюжет, усложненную композицию, фрагментарность изложения событий. Вместо диалогической формы, столь часто используемой в фольклорной балладе для эмоционального насыщения повествования, литературная баллада вносит в рассказ известную долю психологизма, достигая его при помощи традиционных приемов классической поэтики: контрастов, параллелизмов, повторов.
В классицистическую эпоху балладе было отведено место где-то на периферии литературного развития. Это объясняется тем, что «в отличие от других жанров баллада не имеет аналогии в жанровой системе, которая была определена „Поэтикой” Аристотеля и восходящим к ней кодексом классицизма». Однако баллады сочиняли видные классицисты, как, например, Д. Драйден, Д. Свифт, А. Поуп, Д. Гей. Их баллады полны оптимизма и юмора, тонкой иронии. Наиболее отчетливо эти черты классицистической баллады проявляются у Свифта, в частности в балладе «Бахус и Филемон» (1711), в которой с иронией говорится о вошедших в моду балладах о прекрасной Розамунде, Робин Гуде и детях в лесу. Эту балладу наряду с балладами М. Прайора «Ханс Карвел» (1718), Т. Тиккля «Колин и Люси» (1725) Голдсмит счел необходимым включить в антологию «Красоты английской поэзии» (1767), Судя по критическим заметкам к антологии, составитель отдавал предпочтение балладе Свифта перед заимствованной у Лафонтена балладой Прайора, в которой вместе с классицистическими чертами появились и сентиментальные, не свойственные народной балладе.
На формирование жанра сентиментальной баллады оказало влияние собирательская и переводческая деятельность знатока и любителя народной поэзии Т. Перси. Знакомство Перси и Голдсмита состоялось благодаря их общему интересу к поэтической старине. Голдсмит мучительно переживал быстрое исчезновение памятников народного творчества, в немалой степени связывая его с аграрно-промышленным переворотом середины XVIII в. («огораживанием»), приведшим к массовому выселению и разорению крестьянства. Говоря о бедствиях поселян в поэме «Покинутая деревня» (1770), среди тяжких их последствий он называет прекращение народной традиции устной передачи старинных сказаний и баллад из поколения в поколение.
Следы непосредственного влияния народной балладной поэзии ощущаются у Голдсмита в стихотворениях различных жанров: песнях, стихотворном сказании «Двукратное преображение», (1760), пародиях, осмеивающих сентиментальную элегию (1759-1761), оратории «Пленение» (1764), созданной на библейский сюжет. Балладное начало, как и балладная манера связывания отдельных отрывков, использованы в композиции пародийных элегий «На смерть Мэри Блэз», «На смерть Достопочтенного ***», направленных против тематики и художественного своеобразия сентиментальной элегии. Балладная форма использовалась и в песне, специально созданной для мисс Хардкасл в комедии «Ночь ошибок» (1771-1773). Во время постановки пьесы в театре «Ковент-Гарден» песня была пропущена, но сам автор иногда мило исполнял ее в кругу близких друзей. В ней явно был слышен мотив ирландской песенки «Забавные черты Бэлэмэгри», к которому, по признанию автора, было трудно подобрать слова.
Творчество Голдсмита не могло не коснуться ирландской народной культуры, внимание к которой привлекло положение покоренной нации его малой родины. Еще в детстве, прошедшем в небольшом ирландском селении, он писал для своих окрестных деревенских собратьев веселую или грустную песенку на манер народных песен. Он зачитывался жизнеописаниями знаменитых воров и грозных разбойников, Жака-контрабандиста, историями о прекрасной Розамунде и Джейн Шор, дьяволе и докторе Фаусте. Эти рассказы воспламеняли в Голдсмите его поэтический гений.
Приверженность к простым и чистосердечным сочинениям Голдсмит сохранил и в пору писательской зрелости, когда даже на собраниях авторитетного Литературного клуба он не раз поддавался искушению создать что-нибудь в духе народно-поэтической традиции. К таким произведениям относится и единственная из сохранившихся баллад Голдсмита «Эдвин и Анжелина», известная также под названием «Отшельник». Неоспоримым фактом биографии Голдсмита является то, что в студенческие годы он сочинял баллады за несколько шиллингов и сам любил исполнять их под аккомпанемент флейты. Ему доставляло удовольствие слышать, как его баллады распевают на улице бродячие музыканты. К сожалению, тексты «уличных» баллад Голдсмита не сохранились, и остается только гадать, каким сюжетам и характерам отдавал предпочтение их создатель. Несомненно одно, что баллада как один из самых распространенных видов народного творчества с юных лет привлекала его своей простотой и безыскусностью.
Кроме того, в те годы Голдсмит находился под впечатлением от творчества и уникальной судьбы Турлона О’Кэролэна (1670-1738), автора «Кубка О’Хары», «Доктора Джона Харта». О’Кэролэн был последним представителем школы бардов, сложившейся в Ирландии в начале христианизации (V в.) и прекратившей свое существование в первой половине XVIII в. Согласно легенде, переданной В. Скоттом, О’Кэролэн был частым гостем в семье Голдсмитов, и юный Оливер, зачарованный его рассказами и песнями, не сводил с него глаз. Спустя годы он посвятил «последнему барду» панегирическую статью, сопоставляя его песни с отличающимися богатством фантазии сочинениями Пиндара.
В середине XVIII в. в поэтическом процессе четко наметился интерес к возрождению кельтской истории и фольклору. В апреле 1757 г . в журнале «Мансли ревью» Голдсмит поместил критическую заметку о книге П.-А. Маллета «Фрагменты мифологии и поэзии кельтов» (1756), которая свидетельствовала о его знании истории древней культуры и поэтических памятников древних северных народов, передаваемых на протяжении веков из уст в уста друидами. Не случайно вскоре после смерти Голдсмита Д. Тейт посвятил ему статью «Памятник друида. Дань памяти д-ру Оливеру Голдсмиту» (1774).
В фольклорной балладе Голдсмита привлекали ценные с точки зрения просветительских классицистов ее эстетические достоинства: простота, естественность, безыскусность, лаконизм. Так, в очерке о счастье, опубликованном в журнале «Пчела», Голдсмит вспоминал, что пение старинных баллад «Джонни Армстронг» и «Барбара Аллен» «вызывало у него слезы». В восьмой главе романа «Векфилдский священник» он с помощью мистера Берчелла противопоставил собственную балладу «Эдвин и Анжелина» произведениям, чрезмерно изобилующим эпитетами, «ласкающих слух, но не прибавляющих ничего к смыслу».
Баллада «Эдвин и Анжелина» восходит к старинной балладе «Милый пастух», вошедшей во второй том «Памятников». Заимствуя сюжет и форму старой баллады, Голдсмит построил собственную балладу в соответствии с литературными вкусами своего времени. Он внес в нее сентиментальные тона, в целом не свойственные народной поэзии. Все действие фактически проходит у порога отшельника и в его жилище. Между тем создается впечатление, что баллада максимально насыщена действием, которое на деле сосредоточено вокруг одного главного конфликта и сведено к нему.
В балладе Голдсмита органически сочетаются два начала: эпическое и лирическое, причем доминирует последнее, что является определяющим признаком сентиментальной баллады. Сильное лирическое начало проявляется в процессе создания атмосферы таинственности путем ступенчатого нагнетания экспрессии за счет перечисления отдельных деталей: убогое убранство хижины, скромный ужин, предложенный отшельником, стрекот сверчка, слезы на глазах странника. Лирическое начало наиболее ощутимо с девятой строфы, где в диалог героев врывается взволнованный голос автора:
Как свежая роса денницы,
Был сладок сей привет;
И робкий гость, склоня зеницы,
Идет за старцем вслед. (Пер. В.А. Жуковского)
Однако авторской речи уделено скромное место. Драматического напряжения и внутренней динамики Голдсмиту удается добиться путем мастерского использования диалогической речи, широко употребимой в народной балладе. Строфы 16, 17, 19, 21, исполненные эмоционального напряжения, представляют собой комбинацию вопросов и обращений.
Доминирование эмоционального начала не делает балладу Голдсмита фрагментарной (хотя фрагментарность не противоречит балладному жанру). Напротив, оно органично сочетается с логическим началом, что весьма характерно для поэзии переходного времени, соединившей рационализм уходящего просветительского классицизма и повышенную чувствительность формирующегося сентиментализма.
Несмотря на то, что в балладе Голдсмита налицо черты сентиментальной баллады: «взволнованная эмоционально-лирическая интонация повествования», отсутствие дидактизма, время действия (ночь — излюбленная сентименталистами часть суток), в ней нет трагической окраски, столь типичной для баллад сентименталистов: предчувствия роковой развязки, постепенного нарастания трагизма, гибели возлюбленных. Счастливая встреча Эдвина и Анжелины сближает балладу Голдсмита с народной, как правило, исполненной оптимизма. Уже через несколько лет после Голдсмита У. Каупер, провозгласив, что баллада «равно хороша для выражения самых забавных и самых трагических предметов», создаст одну из самых «забавных» английских баллад «Веселая история Джона Гилпина» (1782). В ней поэт мастерски соединит травестирование балладных штампов и ирои-комическую традицию. Разработку балладного жанра в этом направлении продолжит Р. Бернс, создав ряд комических баллад («Святая ярмарка», 1786; «Тэм О’Шэнтер», 1787), целиком следуя фольклорным традициям.
Л-ра: Вестник ЛГУ. Сер. 2. – 1991. – Вып. 2 (№9). – С. 99-102.
Ключевые слова: Оливер Голдсмит,Oliver Goldsmith,критика на творчество Оливера Голдсмита,критика на произведения Оливера Голдсмита,скачать критику,скачать бесплатно,английская литература 18 в.,эпоха Просвещения
Оливер Голдсмит – Ночь ошибок
Оливер Голдсмит – Ночь ошибок краткое содержание
Молодой человек принимает дом старого друга своего отца за гостиницу, а свою будущую невесту — за служанку. В силу природной застенчивости он неловок в светских салонах, но чувствует себя как дома среди простолюдинов. Нескончаемый аттракцион ослепительных розыгрышей ожидает зрителя в старой знаменитой комедии Оливера Голдсмита.
Когда эта пьеса была впервые сыграна перед зрителями (15 марта 1773 года) ее приняли восторженно, сразу признав комедийным шедевром. Вот уже более двух столетий это мнение разделяет театральная публика и в Англии, и за ее пределами. В пьесе Голдсмита блистательно соединились жизненная правда и комедийный вымысел, мастерски выписанные характеры и динамичный сюжет, любовь к людям и отсутствие их идеализации.
Ночь ошибок – читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
She Stoops to Conquer by Oliver Goldsmith (1771)
Сэр Чарлз Марло.
Молодой Марло, его сын
Хэстингс, друг Марло.
Мисс Кэт Хардкасл, его дочь.
Миссис Хардкасл, его жена.
Тони Ламкин, ее сын.
Мисс Нэвилл, ее племянница.
Собутыльники и слуги:
Комната, обставленная на старинный лад. Входят миссис Хардкасл и мистер Хардкасл.
Миссис Хардкасл. Странный вы человек, мистер Хардкасл, клянусь! Да кроме нас во всей Англии нет никого, кто хотя бы изредка не съездил в столицу, чтобы стереть с себя ржавчину! Взгляните-ка на обеих мисс Хоггс и нашу соседку миссис Григсби — они каждую зиму трутся там по месяцу и наводят на себя лоск!
Хардкасл. Воистину! И возвращаются с запасом тщеславия и жеманства на целый год. Почему это Лондон не держит своих дураков взаперти, удивляюсь! В мое время столичные сумасбродства ползли к нам, как улитка, а нынче они летят быстрее дилижанса.
Миссис Хардкасл. О да, ваше время было и впрямь превосходное время; вы твердите нам об этом уже не первый год. То-то мы живем в старой развалине, которая смахивает на гостиницу, с той разницей, что никто в нее не заезжает. Более интересных посетителей, чем старуха Одфиш, жена приходского священника, и маленький Крипплгейт, хромой учитель танцев, — у нас не бывает, а наше единственное развлечение — ваши старинные анекдоты о принце Евгении и герцоге Мальборо. Ненавижу этот старомодный вздор!
Хардкасл. А я люблю. Я люблю все, что старо: старых друзей, старые времена, старые обычаи, старые книги, старые вина, и, мне кажется, Дороти (берет ее за руку) вы не будете отрицать, что я всегда очень любил свою старую жену.
Миссис Хардкасл. О господи, мистер Хардкасл, вечно вы носитесь со своей Дороти и своими старыми женами. Я ведь моложе, чем вы меня выставляете, и не на один год… Прибавьте к двадцати двадцать — что получится?
Хардкасл. Сейчас подсчитаем: к двадцати прибавить двадцать — ровно пятьдесят семь.
Миссис Хардкасл. Неправда, мистер Хардкасл; мне было всего двадцать, когда я родила Тони от мистера Ламкина, моего первого мужа; а Тони еще не достиг сознательного возраста.
Хардкасл. И никогда не достигнет, могу поручиться. Славную выучку он прошел у вас!
Миссис Хардкасл. Это неважно. У Тони Ламкина приличное состояние. Моему сыну не придется зарабатывать на жизнь какими-то знаниями. Думаю, свои полторы тысячи в год он сумеет истратить и без особых знаний.
Хардкасл. Да какие у него знания! Просто смесь всяких проделок и озорства.
Миссис Хардкасл. Такой уж у него нрав, дорогой мой. Право, мистер Хардкасл, согласитесь, что у мальчика есть чувство юмора.
Хардкасл. Я скорее соглашусь окунуть его в пруд. Если сжигать башмаки лакея, пугать служанок и мучить котят почитается юмором, тогда, конечно, юмор у него есть. Не далее как вчера, он привязал мой парик к спинке стула, и когда мне надобно было встать, чтобы отвесить поклон, я ткнулся лысиной прямо в лицо миссис Фризл.
Миссис Хардкасл. Но разве это моя вина? Бедный мальчик всегда был слишком болезненным, чтобы преуспевать в науках. Школа была бы для него погибелью. Когда он немного окрепнет, почем знать, может быть, год-другой занятий латынью и принесет ему пользу…
Хардкасл. Ему — латынь? Что мертвому припарки… Нет, нет; трактир и конюшня — вот единственные школы, которые он когда-либо будет посещать.
Миссис Хардкасл. Во всяком случае, мы должны сейчас щадить мальчика — боюсь, что ему не суждено долго жить среди нас… Да по его лицу сразу видно, что он чахоточный.
Хардкасл. Несомненно, если чрезмерная толщина — один из признаков чахотки.
Миссис Хардкасл. Он иногда покашливает.
Хардкасл. Да, если виски попадает ему не в то горло.
Миссис Хардкасл. Я вправду опасаюсь за его легкие.
Хардкасл. Я тоже, уверяю вас; ведь он порою горланит, как иерихонская труба.
Тони за сценой громко подражает крику охотника.
А-э, да вот и он… поистине чахоточное создание.
Миссис Хардкасл. Тони, куда ты идешь, радость моя? Не побалуешь ли нас с отцом своим обществом, душенька?
Тони. Некогда, матушка; я не могу остаться.
Миссис Хардкасл. Лучше бы тебе не выходить из дому в такой сырой вечер, мой дорогой; ты ужасно выглядишь.
Тони. Я вам сказал, что не могу остаться. Меня уже ждут в «Трех голубях». Сегодня мы там сможем славно позабавиться.
Хардкасл. Вот, вот, трактир, насиженное местечко, — так я и думал.
Миссис Хардкасл. Низкое, недостойное сборище!
Тони. Не такое уж низкое. Там будут Дик Маггинз, сборщик налогов, Джек Слэнг, коновал, маленький Аминадаб, который крутит шарманку, и Том Твист, что жонглирует оловянными блюдами.
Миссис Хардкасл. Прошу тебя, дорогой мой, ну, обмани их ожидания хоть на этот вечер.
Тони. Обмануть их ожидания мне ничего не стоит, но чего ради мне обманывать свои ожидания?
Миссис Хардкасл (удерживая его). Ты не пойдешь.
Тони. Нет, пойду.
Миссис Хардкасл. Не пойдешь, слышишь?
Тони. Увидим, кто сильнее — вы или я. (Уходя, тянет ее за собой.)
Хардкасл. Эта парочка только портит друг друга! Но в наш век все словно сговорились гнать долой благоразумие и скромность. Взять хотя бы мою красавицу Кэт. Нынешние моды и ее успели заразить. Прожив года два в столице, она пристрастилась к тюлю и французской мишуре не меньше, чем самые светские из лондонских дам.
Да благословит тебя небо, моя прелесть! Как всегда нарядна, точно напоказ, моя Кэт. Боже ты мой! Сколько же на тебе накручено лишнего шелка, девочка! Никак не втолковать нынешним тщеславным глупцам, что на деньги, которые они тратят на всякие оборочки, можно, было бы одеть всех бедняков.
Кэт. Вы знаете наш уговор, сэр. Вы отдаете мне утро, чтобы я могла принимать гостей и делать визиты, одеваясь по своему вкусу; а вечером я надеваю домашнее платье, чтобы угодить вам!
Источники:
http://www.winstein.org/publ/10-1-0-690
http://md-eksperiment.org/post/20171116-tradicii-narodnoj-poezii-ballady-v-tvorchestve-o-goldsmita
http://libking.ru/books/humor-/comedy/559439-oliver-goldsmit-noch-oshibok.html