Национальная и региональная литература: основные компоненты (на примере книги «Остров Сахалин» А.П. Чехова)

Национальная и региональная литература: основные компоненты (на примере книги «Остров Сахалин» А.П. Чехова)

Литературные памятники являются важным элементом в культуре любого цивилизованного народа. Литература отражает не только определенную историческую ситуацию, но и общественное сознание, настроение, характерные для этого периода. Кроме этого, литература воспроизводит и сам портрет народа. Литературу, выражающую народный дух, принято называть «народной». Однако в литературоведческих работах часто отождествляют литературу народнуюс литературой национальной. Но это разные понятия: к первой можно отнести творчество писателей разных национальностей, которые освещают темы народной жизни, поднимают проблемы народа (который многонационален). Национальная литература – это литература определенной нации, где также затрагивается народная тема, но с акцентом на особенности менталитета.

Существует еще и другая литературная градация. Территория любого государства состоит из нескольких регионов, отличающихся друг от друга рельефом, климатом, бытовым укладом, социальной средой и др. Произведения, созданные в одной местности и отразившие ее уникальность, принадлежат к региональной литературе.

Работы по изучению национальной и региональной литературы в отечественной науке появились относительно недавно (в последней четверти XX века). При этом региональный аспект в теоретическом плане изучен меньше, чем национальный. Однако в творчестве многих писателей обнаруживаются эти аспекты, сознательно или нет, включенные в произведения. Термин «национальная литература» шире литературы региональной. Следуя работам ученых‐литературоведов (отождествляющих «народную» и «национальную» литературу), определим основные признаки этого понятия.

Главный компонент национальной литературы – отражение в ней особенностей менталитета какого‐либо этноса. Психологический портрет нации, моральные нормы, связь с природой – все это, так или иначе, присутствует в произведениях о народе как едином целом.

Также важна историческая составляющая. В литературе любой страны можно проследить отношение общества к своему прошлому непосредственно через произведения искусства, в частности, на примере художественных текстов.

Русская национальная литература всегда отличалась гуманностью, человеколюбием, победой добра над злом. Произведения о народе нередко построены на православных канонах. События чаще всего происходят на фоне конкретной исторической ситуации. Характеры персонажей наделены как отрицательными (лень, медлительность), так и положительными (отзывчивость, щедрость) чертам, свойственными русскому менталитету.

В национальную литературу входят литературы региональные. По поводу последнего термина существует несколько мнений. Например, А.Н. Власов включает в региональную литературу произведения, «созданные местными авторами и востребованные местными читателями» [1] . В «Литературной энциклопедии терминов и понятий» (2001) региональная литература понимается как совокупность «произведений писателей, концентрирующих свое внимание на изображении определенной местности (обычно сельской) и людей, ее населяющих» [2] .

Помимо этого, литературоведы предлагают синонимичные понятия термину «региональная литература». Так, в «Литературном энциклопедическом словаре» (1987) зафиксировано понятие «местный колорит» (от франц. couleur locale ) как «воспроизведение в художественной литературе особенностей национального быта, пейзажа, языка, свойственных сугубо определенной местности или области» [3] . В этом же издании приводится ссылка на бытоописательную тенденцию костумбризма (от испан. с ostumbrismo , costumbre – нрав, обычай), в котором запечатлено «стремление к максимально точным описаниям природы, особенностей национальной жизни, нередко – с идеализацией патриархальных нравов и обычаев» [4] . Отчасти однородным с костумбризмом понятием становится и веризм (от итал. vero – правдивый). Веристы при описаниях быта малоимущих социальных слоев, как известно, широко использовали народный язык и его диалектные проявления, что было необходимым средством иллюстрации натуралистической близости описываемых явлений и событий к реалиям не приукрашенной художественными средствами истинной человеческой природы. Кроме этого, существуют понятия «риджионализм», «веритизм», «зональная литература» и др.

Несмотря на явные различия, названные определения образуют синонимичный ряд региональной литературы, где общий признак – географическое и социальное описание какой‐либо местности.

Воплощение национального и регионального аспекта можно проследить на примере книги А.П. Чехова (1860–1904) «Остров Сахалин» (1895). Известное не только в России, но и за рубежом, это произведение открыло миру русскую душу, сострадающую и сочувствующую. Сострадание, умение видеть боль другого – русские национальные черты. В «Острове Сахалин» эти качества показаны через ощущения автора. С первых впечатлений писателя об острове и далее на протяжении всего произведения можно уловить переживания А.П. Чехова о каторжных, вольных поселенцах, об острове как части России, а также о самой России.

В книге «Остров Сахалин» нашла отражение, прежде всего, тяжелая жизнь каторжан и поселенцев, у которых «чувствуется отсутствие чего‐то важного» [5] . Каторжанам «не достает прошлого, традиций» [6] , у них «нет обычаев» [7] , «а главное, нет родины» [8] . Такому настроению способствуют климатические условия («Хорошая погода бывает здесь очень редко» [9] ), особенности рельефа («берег совсем отвесный, с темными ущельями и с угольными пластами… мрачный берег!» [10] ). Почти каждый прибывший на Сахалин руководствуется фразой: «У нас в России лучше» [11] . Это сравнение создает еще больший разрыв между материком и островом, отделяет Сахалин от России.

В чеховской книге часто встречается скрытое противопоставление «русский – нерусский», своеобразная антитеза «Россия – Сахалин». Этот художественный прием заявлен на первых страницах произведения во время посещения А.П. Чеховым Николаевска. Из‐за отсутствия в городе гостиницы писатель обедал в собрании, где стал невольным свидетелем разговоров находившихся там посетителей. «Если внимательно и долго прислушиваться, – делает выводы А.П. Чехов, – то, боже мой, как далека здешняя жизнь от России! во всем чувствуется что‐то свое собственное, не русское не говоря уже об оригинальной, не русской природе, мне всё время казалось, что склад нашей русской жизни совершенно чужд коренным амурцам и мы, приезжие из России, кажемся иностранцами» даже «нравственность здесь какая‐то особенная, не наша» [12] (Курсив наш. – Т. П.) А.П. Чехов, подобно другим жителям центральной России, не ассоциирует остров с материком как частью Российского государства. Для него Сахалин – это неизведанная, другая земля.

А.П. Чехов часто употребляет сочетания «на наш русский аршин» [13] , «в наших русских деревнях» [14] , «русское поле» [15] , «русский царь» [16] и др., проводя параллель между Россией и не‐Россией , большой и малой землей.

Однако на острове писатель видит и то, что роднит его с Российским государством, – веру, благодаря которой люди не дают себе опуститься, преодолевают нечеловеческие мучения, а, преодолев их, начинают жить сначала. Для верующих на Сахалине возведены церкви. И А.П. Чехов часто упоминает их: «На берегу несколько домиков и церковь» [17] ; «в шести верстах от Дуэ по соседству мало‐помалу стала вырастать резиденция: помещения для чиновников и канцелярий, церковь » [18] ; «главную суть поста составляет его официальная часть: церковь, дом начальника острова, его канцелярия» [19] ; «серая деревянная церковь» [20] ; «белеет церковь, старой, простой и потому красивой архитектуры» [21] и др. Как видно из примеров, описание какого‐либо поселения, поста А.П. Чехов нередко начинает именно с указания на наличие или отсутствие церкви, что свидетельствует о важности веры в духовной жизни людей. Отметим, что на Сахалине жили представители различных конфессий и вероисповеданий (остров был и остается полинациональным), которые, однако, мирно соседствовали друг с другом. Вот как об этом пишет А.П. Чехов: «Католики жаловались мне, что ксендз приезжает очень редко, дети подолгу остаются некрещеными, и многие родители, чтобы ребенок не умер без крещения, обращаются к православному священнику Когда умирает католик, то, за неимением своего, приглашают русского священника, чтобы он пропел «Святый Боже» [22] .

Затронув религиозную тему, нельзя не сказать о такой особенности Сахалина, как его многонациональность (что и является причиной большого количества религий на острове). Богатый этнический состав Сахалина обусловлен тем, что к ссылке приговаривали независимо от национальной принадлежности. «Здешние жители, – описывает А.П. Чехов одну из деревень, – это беспорядочный сброд русских, поляков, финляндцев, грузин » [23] . С одной стороны, такое смешение не мешало поддерживать человеческие отношения, а, наоборот, способствовало ассимиляции культур; с другой – люди не стремились обживать эту землю, так как для каждого она была чужой, временным, как в это верили люди, местом пребывания. «Здешние сельские жители еще не составляют обществ. Взрослых уроженцев Сахалина, для которых остров был бы родиной, еще нет, старожилов очень мало, большинство составляют новички; население меняется каждый год; одни прибывают, другие выбывают; и во многих селениях, как я говорил уже, жители производят впечатление не сельского общества, а случайного сброда. Они называют себя братьями, потому что страдали вместе, но общего у них все‐таки мало и они чужды друг другу. Они веруют не одинаково и говорят на разных языках. Старики презирают эту пестроту и со смехом говорят, что какое может быть общество, если в одном и том же селении живут русские, хохлы, татары, поляки, евреи, чухонцы, киргизы, грузины, цыгане?…» [24] .

На Сахалине, который увидел А.П. Чехов, не было определенного уклада, каждый из поселенцев и каторжан жил по‐своему . Пример этому – описание А.П. Чеховым сахалинского быта: «На Сахалине попадаются избы всякого рода, смотря по тому, кто строил – сибиряк, хохол или чухонец, но чаще всего – это небольшой сруб без всяких наружных украшений, крытый соломой Двора обыкновенно нет. Возле ни одного деревца. Если есть собаки, то вялые, не злые И почему‐то эти смирные, безобидные собаки на привязи. Если есть свинья, то с колодкой на шее. Петух тоже привязан за ногу.

– Зачем это у тебя собака и петух привязаны? – спрашиваю хозяина.

– У нас на Сахалине все на цепи, – острит он в ответ. – Земля уж такая» [25] .

«Такая» – значит, иная, другая, чужая. Нежелание людей признавать остров частью России объяснимо его назначением. Сахалин как место ссылки на рубеже XIX – XX веков вызывал у русских негативные эмоции, страх, вселял ужас. Тяжелые впечатления способствовали аналогичному восприятию писателем сахалинской природы. «С высокого берега, – пишет А.П. Чехов, – смотрели вниз чахлые, больные деревья; здесь на открытом месте каждое из них в одиночку ведет жестокую борьбу с морозами и холодными ветрами, и каждому приходится осенью и зимой, в длинные страшные ночи, качаться неугомонно из стороны в сторону, гнуться до земли, жалобно скрипеть, – и никто не слышит этих жалоб» [26] . Как природные жалобы остаются без ответа, так и стоны людей, караемых законом и окружающей действительностью, не доходят до высокого начальства. Но чеховские сахалинцы, словно деревья, отстаивают своё право на жизнь, а порой и на существование. Таким удручающим настроением пронизан весь «Остров Сахалин», потому что так прочувствовал Сахалин А.П. Чехов.

Таким образом, в путевых записках А.П. Чехова «Остров Сахалин» можно условно выделить «большой» (Россия) и «малый» (Сахалин) миры, «центральный» и «региональный» концепты, которые воплотились в следующих признаках:

1) особенностях русского менталитета. Первые впечатления иной, «не русской» жизни от Николаевска меняются у А.П. Чехова по мере узнавания реальной ситуации на Сахалине. А.П. Чехов видит воров, убийц, опустившихся в нравственном и физическом смысле людей. Но, в то же время, ему открывается каторжанин верующий, терпимый, любящий Россию. Писатель видит на острове своеобразную модель Российского государства, где важную роль играет церковь и где мирно уживаются представители разных этнических групп. В этом проявляются такие черты русского человека, как соборность и толерантность;

2) исторической достоверности. А.П. Чехов в письменной форме зафиксировал историю каторги в ее наиболее активный период. Книга произвела переворот в общественном сознании, так как была создана очевидцем тех событий;

3) социальной составляющей. Население острова полинационально. Это благоприятствует взаимопроникновению и обогащению культур, учит видеть в человеке личность без внимания к этнической принадлежности. Формируется особый микроклимат. Но, несмотря на то, что осужденным предстоит провести на острове определенную часть своей жизни, Сахалин остается для людей временным пристанищем, что накладывает отпечаток на все сферы быта, объясняя бесхозяйственность, равнодушное, потребительское отношение к природным богатствам острова;

4) природном компоненте. Удрученный тяжелыми обстоятельствами ссыльных, А.П. Чехов уделил мало внимания сахалинской природе. Но и тем немногочисленным описаниям, отразившим уникальность сахалинского климата и ландшафта, присущи серые, унылые, безрадостные тона.

Книга А.П. Чехова «Остров Сахалин» – не столько о каторге и ее нравах, сколько о русском обществе в целом, о его моральной и нравственной стороне в несколько иных условиях.

[1] Рябининские чтения ’95: Материалы международной научной конференции «Рябининские чтения-1995». Сборник научных докладов // Музей‐заповедник «Кижи». – Петрозаводск, 1997. С. 12.

[2] Николюкин А.Н. Региональная литература // Литературная энциклопедия терминов и понятий / Под ред. А.Н. Николюкина. – М., 2001. С. 864.

[3] Вентцель Т.В. Местный колорит // Литературный энциклопедический словарь / Под общ. ред. В.М. Кожевникова и П.А. Николаева. – М., 1987. С. 217.

[4] Лакшин В.Я. Костумбризм // Литературный энциклопедический словарь / Под общ. ред. В.М. Кожевникова и П.А. Николаева. – М., 1987. С. 169.

[5] Чехов А.П. Остров Сахалин (Из путевых записок). – Владивосток – Южно‐Сахалинск , 2010. С. 41.

Остров Сахалин» А.П.Чехова

«Остров Сахалин» (1890 – 1894) Антона Павловича Чехова является уникальным произведением в его творческом наследии, единственным в жанре документального очерка, но характерным для Чехова – писателя и гражданина.

Говоря о жанре «Острова Сахалин», мы не можем не сказать о работе Б.И. Есина «Чехов – журналист», который считает, что « «путевые записки» несут в себе все основные признаки очеркового жанра и вместе с тем личности незаурядного автора… Непосредственные путевые заметки (сведения о городах, станциях, погоде, состоянии дорог и ценах) перемежаются с отдельными зарисовками человеческих судеб, рассуждениями о природе края, его несметных богатствах, которые еще не может использовать человек, о труде и быте людей».

Это утверждение закономерно, поскольку именно этот жанр позволил Чехову сцепить в единое полотно разнородные по тематике части, меняющиеся в калейдоскопе событий, судеб, проблем, освещенных в книге.

Очерки, составляющие чеховское произведение, можно разделить на две группы: художественные и проблемные. Тематика произведения (вопросы нравственности и жизни сахалинцев, причины бегства с острова, болезни и смертности), система образов (каторжане, поселенцы, женщины, дети, местное население), рождение образов – символов (ревущее море, скелет кита, костры…), цветовой символики (серый, красный, черный…), развитие сюжета, обусловленного соединением художественного и публицистического начал – все направлено на реализацию авторской идеи, служит формированию концепции произведения – «Сахалин – ад». Движение сюжетного действия осуществляется при помощи соприкосновения и разъединения двух линий: линии путешественника, записывающего свои впечатления и линии, связанной с жизнеописанием сахалинцев, рассказом об их судьбах. Каждая из обозначенных линий в свою очередь доминирует либо в художественных очерках первой части, либо в проблемных очерках второй части. А.Ф. Захаркин, отмечает, что «лишь в редких случаях, да и то попутно, писатель зарисовывает отдельными штрихами портрет; он почти не прибегает к речевой характеристике, избегает психологического анализа».[25] Л. Барглас, исследуя творчество Чехова периода 90-х годов, говорит о том, что «в жанровом отношении очерки неоднородны: они включают и очерк – рассказ, и очерк-рассуждение, и собственно путевой очерк». [26] Такая же точка зрения на жанр данного произведения рассматривается в книге М.Л. Семановой . При этом ученые–литературоведы определяют очерк как форму, отличную от других малых форм эпического произведения «отсутствием единого, быстро разрешающегося конфликта и большой развитостью описательного изображения. Оба отличия зависят от особенностей проблематики очерка. Он затрагивает не столько проблемы становления характера личности в ее конфликтах с устоявшейся общественной средой, сколько проблемы гражданского и нравственного состояния «среды».[27] Изучая вопрос влияния трагического конфликта на различные формы поэтических элементов, Н. Н. Соболевская отмечает, что трагедийность у Чехова является жанрообразующим фактором, а композиционно обрамленное единство очерков «Остров Сахалин» и его трагический конфликт «следует рассматривать в неотрывной связи с вопросом циклизации его повествовательной прозы»,[28] который сказался также при подготовке первого прижизненного собрания сочинений Чехова в подборке произведений не по хронологии, а по общности внутреннего конфликта. Исследователь указывает, что «организующим центром этих своеобразных циклов является развивающая мысль художника». Это утверждение правомерно, поскольку жанровое своеобразие цикла очерков «Остров Сахалин» обусловлено проблематикой произведения, ее идейно – композиционной организацией. Подробно исследуя роль данного произведения в творческой биографии писателя, И.Н. Сухих предлагает «Остров Сахалин» «понять как особую форму, если угодно – жанр, который сегодня называют документальной прозой».[29] В книге «Сибирь и Сахалин в творчестве А. П. Чехова» А. Ф. Захаркин рассматривает проблематику этих «сибирско – сахалинских циклов» и считает, что «книга очерков «Остров Сахалин» соединяет научное исследование и художественное произведение… В отличие от рассказов и повестей очерки от начала до конца пронизаны авторским отношением к описываемому».

В последнее десятилетие актуальным становится вопрос о циклизации в литературе ХIХ века. Обращаясь к проблеме циклизации в творчестве Чехова Л.Е. Ляпина делает вывод о том, что Чехов разрушает традицию создавать «замкнутый» цикл и создает цикл с открытым финалом.[30]

Открытый финал и автор- исследователь новаторства Чехова, но несмотря на это, многие исследователи считают, что путевые очерки Антона Павловича вписываются в рамки традиционных. «Путешествия», – по мнению исследователя В. А. Сафронова, – представляют собой достаточно сложное целое, все входящие в них элементы расположены в определенной системе и последовательности, им присущи характерные особенности».[31] Исследователь считает такими особенностями, например, традиционное начало, краткий план событий очерка, выраженный в лаконичной форме, рассказы людей, встреченных во время странствий, органически вплетенные в сюжетную ткань, и образ автора, объединяющий очерки в цикл. Действительно, у Чехова традиционное для «путешествий» начало: «Пятого июля 1890 г. я прибыл на пароходе в г. Николаевск, один из самых восточных пунктов нашего отечества».

Затем автор раскрывает проблематику произведения, описывает то впечатление, которое он вынес из путешествия – «Сахалин – ад», что стало цементирующей идеей всего цикла. Очерки содержат рассказы о судьбах каторжан, которые встречаются автору в пути. Впечатление от окружающей действительности передается через речь писателя, его выводы. Таким образом, Чехов, следует литературной традиции своих предшественников.

Данью этой традиции является наличие образа дороги: это маршрут следования ученого-исследователя, дорога в вечное страдание каторжан, жизненные пути простых россиян, попавших на Сахалин кто по собственной воле, кто за проступки, а кто неизвестно за что, как сахалинские дети. Сложный и многоликий мотив дороги неотъемлем от образа путешественника и является важным средством, организующим время и пространство в «Острове Сахалине». Часто дорога, имеющая обозначение на карте, путешествуя по которой автор встречает конкретные селения, людей, проводя перепись, вдруг переходит в другое качество, уходит в бесконечность: «От Дубков до устья Найбы остается только 4 версты, на пространстве которых селиться уже нельзя, так как у устья заболочина, а по берегу моря песок и растительность песчано-морская: шиповник с очень крупными ягодами, волосянец и проч. Дорога продолжается до моря, но можно проехать и по реке, на аинской лодке… На этом берегу Найбучи слышно, как на постройке стучат топорами каторжные, а на том берегу, далеком, воображаемом, Америка… а кругом ни одной живой души, ни птицы, ни мухи, и кажется непонятным, для кого тут ревут волны…». Хронотоп «дороги» несет в себе функцию объединения разнородных сцен и образов в главную сюжетную линию, в нем, по мнению М. Бахтина, «раскрывается и показывается социально-историческое многообразие этой родной страны». В данном произведении именно по ходу следования автора – путешественника, в пути его следования «своеобразно сочетаются пространственные и временные ряды человеческих судеб и жизней, осложняясь и конкретизируясь социальными дистанциями, которые здесь преодолеваются. Это точка завязывания и место совершения событий». Таким образом, лейтмотивный, объединяющий образ дороги, как и тема природы, служат для связывания повествования в композиционное целое в главной сюжетной линии путешественника – исследователя.

Проблематика произведения Чехова, переплетение сюжетных линий, наличие объединяющих образов создают, в итоге, целостное полотно, где основная идея реализуется созданием параллели «ад – рай» и закрепляется антитезой «Сахалин» – «Родина, земля обетованная». Чехов пишет об этом: «Сахалинцы видят материковый берег довольно ясно; туманная полоса земли с красивыми горными пиками изо дня в день манит к себе и искушает ссыльного, обещая ему свободу и родину». Сахалинцы об Уссурийском крае и Амуре « …говорят как о земле обетованной, такой близкой: проплыть на пароходе три – четыре дня, а там – свобода, тепло, урожаи…». Сахалин – это чуждый для человека мир, отделенный географически от нормального мира, и «…тут уж не до исправления, и может быть разговор только о превращении арестанта в зверя, а тюрьмы – в зверинец». По мнению автора, Сахалин при всем желании начальства, усилий его жителей не может считаться местом нормального существования людей из-за внешних причин – сурового климата, невозможности организации сельскохозяйственной колонии, плохого материального положения сахалинцев, и внутренних – даже свободный человек по причине близости каторги развращается, у него теряются нравственные устои, он становится бесправным существом. Автор подводит читателя к единственной мысли: попавший на адский остров человек не имеет возможности вырваться из него, как из ада, а сам остров как большой лазарет, в который попадает всякий и выздороветь ему не физически, не морально нет никакой возможности.

Лирический итоговый аккорд основной сюжетной линии путешественника объединяется с художественным и публицистическим планами в характерной для Чехова теме гуманизма, проникнутой идеей личного подвижничества. Мыслящий читатель может сделать и другие выводы, ведь открытый финал книги этому способствует. Это чеховское открытие обескураживало современников, но давало столько пищи для размышления. Концепция «Сахалин – ад» вырастает из сахалинских реалий и их субъективного авторского отображения. Первые две главы «завязывают» клубок художественных линий: в самом начале, после описания пути следования, возникает собственно образ Острова, встречающего прибывших лесными пожарами («…как будто горит весь Сахалин»), в которых человеку не выжить. Так намечается фабульная рама, замыкающаяся в финале образами больных, умирающих людей. На протяжении всей книги автор обнажает сущность жизни каторжного острова. Каждая цифра, каждая судьба, каждое событие имеет «сверхличный» и «внедокументальный» смысл. Кажется, нет таких преступлений, таких способов унижения человека, какие не существовали бы на Сахалине.

«Остров Сахалин» – жестокая, страшная книга, хотя автор нигде не детализирует это, а мелькающее несколько раз на ее страницах слово «ад» получает реальное обоснование лишь после осознания прочитанного. «Я был… в аду», – скажет Чехов, вернувшись с острова. Изображенный Чеховым сахалинский ад не принимает фантастически расплывчатых, гиперболических очертаний, он виден при реальном свете дня. Чехов далек от мыслей о врожденной испорченности человеческой природы, фатальной неискоренимости зла, а также от того, чтобы однолинейно расставить акценты: страдающие каторжники и угнетатели – чиновники. В сахалинской книге торжествует принцип, характерный для его художественного мира: индивидуализация каждого отдельного случая. Автор видит сахалинскую действительность не с точки зрения какой-то предвзятой схемы, а в ее реальных очертаниях, в переплетении серьезного, ужасного и смешного, добра и зла. Даже в чудовищно искаженном мире каторжного острова у человека всегда остается возможность совершить пусть маленький, но поступок, даже здесь встречаются и доброта, и самоотверженность, и любовь.

В финальном очерке звучит горький вывод, подводящий черту под предпринятым Чеховым исследованием и раскрывающий чеховское понимание действительности: болезнь поразила все сахалинское общество, а, быть может и российское. Художник с глубоким удовлетворением завершил работу над книгой. 2 января 1894 года он писал: «Медицина не может теперь упрекать меня в измене: я отдал должную дань учености и тому, что старые писатели называли педантством. И я рад, что в моем беллетристическом гардеробе будет висеть и сей жесткий арестантский халат. Пусть висит!».

Книгу Чехова отличает богатство интонации: здесь и эпически – спокойный тон, и обычная чеховская недосказанность, и горький сарказм, и скрытая ирония, и мягкая шутка, и лирика.

В «Острове Сахалин» выявились разные стороны художественного дарования писателя, обнаружились различия в повествовательной манере путевых очерков и художественной прозы. В цикле очерков автор более открыт, он говорит «от себя», выступая одновременно в трех ипостасях: автора, повествователя и героя.

Используемый Чеховым принцип повествования А. П. Чудаков характеризует как «принцип изображения мира через конкретное воспринимающее сознание».[32] В «Острове Сахалин» таким конкретным воспринимающим сознанием стало собственно авторское сознание. Для того чтобы описать путешествие, необходимы острая наблюдательность, знание жизни, умение сравнивать, отбирать материал и чистые помыслы, вера, уважение к земле, по которой проходил путник, необходим талант быть человеком и писателем. Эту ответственность перед литературой и согражданами сознавал А. П. Чехов, собираясь на Сахалин. Не случайно, говоря об особенностях личности А. П. Чехова, К.Чуковский писал: «У него издавна вошло в привычку таить от большинства окружающих все, что относилось к его творческой личности, к его писательским исканиям и замыслам, и он предпочитал отшутиться, лишь бы не вводить посторонних в свой внутренний мир…» Но чаще всего здесь проявлялось то «святое недовольство» собою, которое свойственно «одним только русским талантам» , к которым, несомненно, относится А. П. Чехов.

На примере изложенного материала мы можем проследить формирование классического путевого очерка, его неразрывную связь, как с литературой, так и публицистикой. XX век несет серьезные перемены как в форме и содержании жанра, так и отношении к нему как авторов и читательской аудитории.

Рецензии на книгу « Остров Сахалин »

Антон Чехов

“Остров Сахалин”, вышедший в 1895 году, был сразу назван талантливой и капитальной книгой; это рассказ очевидца, и не только о каторжных работах, кандалах, карцерах, побегах, розгах и виселице, это, что главнее, взгляд думающего человека на каторгу в целом: она искривляет человека, она поражает, словно язва, узников, и тюремщиков, и население, живущее рядом с каторгой, и даже саму местность, где находится каторга. Сахалин существовал до Чехова и был обнаружен – с географической точки зрения – кем-то другим; но сегодня, когда заходит речь о Сахалине, нам кажется, что открыл его Антон Павлович Чехов.

Лучшая рецензия на книгу

Цитата: “Небо по целым неделям бывает сплошь покрыто свинцовыми облаками, и безотрадная погода, которая тянется изо дня в день, кажется жителям бесконечной. Такая погода располагает к угнетающим мыслям и унылому пьянству. Под ее влиянием многие холодные люди стали жестокими, а многие добряки и слабые духом, не видя по целым неделям и даже месяцам солнца, навсегда потеряли надежду на лучшую жизнь”

Впечатление: Книгу взяла слушать, так как в новогоднем вызове мне посоветовали книгу в жанре антиутопии с таким же названием, но уже “переписанную (Веркин) и во многих рецензиях есть отсылка на Чехова с его островом..
Книга в аудио формате 16 часов вышла, но очень не понравился диктор, очень много ошибок в произнесении, никакой интонации и нечетко передан дух “полевых записок”.

В качестве исторической сводки книга была интересна, так как это живой взгляд на каторгу в России, еще одно “дно”, но уже Чехова.

О чем книга: Это полевой дневник Чехова об Острове Сахалин, о каторге, ее устройстве, о быте, жизни, перепись, в общем все, что есть в жизни человека, но с определенной спецификой.

Читатьне читать: на любителя, для меня скорее нет

Цитата: “Небо по целым неделям бывает сплошь покрыто свинцовыми облаками, и безотрадная погода, которая тянется изо дня в день, кажется жителям бесконечной. Такая погода располагает к угнетающим мыслям и унылому пьянству. Под ее влиянием многие холодные люди стали жестокими, а многие добряки и слабые духом, не видя по целым неделям и даже месяцам солнца, навсегда потеряли надежду на лучшую жизнь”

Впечатление: Книгу взяла слушать, так как в новогоднем вызове мне посоветовали книгу в жанре антиутопии с таким же названием, но уже “переписанную (Веркин) и во многих рецензиях есть отсылка на Чехова с его островом..
Книга в аудио формате 16 часов вышла, но очень не понравился диктор, очень много ошибок в произнесении, никакой интонации и нечетко передан дух “полевых записок”.

480 стр.
Формат: 76×100/32 (115×180 мм)
Тираж: 5000 экз.
Переплет: Мягкая обложка

Кураторы

Поделитесь своим мнением об этой книге, напишите рецензию!

Рецензии читателей

«Остров Сахалин» – произведение не для слабонервных. Оно вгоняет в тоску и тревожит своими страшными описаниями. В нем рассказывается о людях, которые живут в невыносимых условиях. Даже не живут, а пытаются выжить. Основное население острова – это каторжные и ссыльные. Все они прибыли на Сахалин не по своей воле. После того, как заключенные отбывают свой срок, большинство остается жить здесь же, ибо нет уже сил и здоровья начинать жизнь заново. Автор описывает все лишь в негативном ключе. Поэтому, читать было тяжело. Безусловно должно быть что-то хорошее. Не бывает так, что все плохо, как не бывает так, что все хорошо.

В данной книге Антон Чехов для меня открылся с новой стороны. До этого, знал его как драматурга и прозаика. Здесь же, он предстает нам как исследователь. При этом, в книге хорошо раскрываются и человеческие качества писателя. Он удивительно добрый и сопереживающий. Когда исследование Чехова вышло в печать, многие ужаснулись, так как «каторжная Россия» для читающей публики была почти неизвестна. Впоследствии, благодаря ажиотажу вокруг книги, условия прибывания заключенных на Сахалине значительно облегчили, а значит труды писателя не прошли даром.

«Остров Сахалин» – произведение не для слабонервных. Оно вгоняет в тоску и тревожит своими страшными описаниями. В нем рассказывается о людях, которые живут в невыносимых условиях. Даже не живут, а пытаются выжить. Основное население острова – это каторжные и ссыльные. Все они прибыли на Сахалин не по своей воле. После того, как заключенные отбывают свой срок, большинство остается жить здесь же, ибо нет уже сил и здоровья начинать жизнь заново. Автор описывает все лишь в негативном ключе. Поэтому, читать было тяжело. Безусловно должно быть что-то хорошее. Не бывает так, что все плохо, как не бывает так, что все хорошо.

В данной книге Антон Чехов для меня открылся с новой стороны. До этого, знал его как драматурга и прозаика. Здесь же, он предстает нам как исследователь. При этом, в книге… Развернуть

Я немного не ожидала, что будет такое сухое повествование, избаловали меня современные путевые записки и книги путешествия. Впрочем, у Чехова была крайне серьезная миссия, с которой он справился замечательно. Очень яркие перед глазами вставали сцены, как диалогов, так и путешествий. Очень серьезный анализ ситуации был проведен автором, возмущает и обескураживает складывающаяся ситуация на Сахалине и неизменность русских нравов. Больше всего запомнились двойные стандарты, когда низы жалуются на несъедобную еду, а при проверках кормят чиновников совсем другим. В итоге вторые не понимают, на что жалуются первые. То же и с земледелием. Сами же врали, тащили самые огромные клубни и гигантские колосья чиновникам, потом помирали с голоду, потому что нет урожая там, и не может быть. Совершенная не способность устроится, учится чему-нибудь, все на отвали и тяп ляп, лишь бы было, лишь бы не трогали. Решения принимают люди, которые понятия не имеют, что вообще решают. С переписью населения Чехов очень хитро придумал, получил доступ в любой дом и к сотням человеческих историй. Очень важная книга, исторически важная. Но очень специфическая, и сложная для восприятия. Не все, как оказалось, я поняла на должном уровне, есть вещи, которые мне расшифровали на нашей встрече пермского книжного клуба.

Я немного не ожидала, что будет такое сухое повествование, избаловали меня современные путевые записки и книги путешествия. Впрочем, у Чехова была крайне серьезная миссия, с которой он справился замечательно. Очень яркие перед глазами вставали сцены, как диалогов, так и путешествий. Очень серьезный анализ ситуации был проведен автором, возмущает и обескураживает складывающаяся ситуация на Сахалине и неизменность русских нравов. Больше всего запомнились двойные стандарты, когда низы жалуются на несъедобную еду, а при проверках кормят чиновников совсем другим. В итоге вторые не понимают, на что жалуются первые. То же и с земледелием. Сами же врали, тащили самые огромные клубни и гигантские колосья чиновникам, потом помирали с голоду, потому что нет урожая там, и не может быть. Совершенная… Развернуть

Ну вот, кажется, я и достиг просветления, когда уже без угрызений совести бросаешь книжки на полпути, особенно такие, как эта. О нет, она не плоха, просто это не угарающий Чехов версии “Толстого и тонкого”, не издевающийся и одновременно жалеющий Чехов “Вишнёвого сада”, не грустный Чехов “Мой жизни” и т. д., а серьёзный, собранный, наблюдательный господин в пенсне А. П. Чехов, тот самый, что крестьянам порошки и пилюли прописывал.

Говорить, что “Остров Сахалин” написан не по-чеховски, всё равно что ругать учебник по сопромату за то, что он написан прозой: у них просто разные цели. То есть вы, наверное, уже поняли, что это очень полезное и постное чтиво, из которого можно узнать, какие на Сахалине в конце XIX века были поселения и сколько в каждом из них было мужских и женских душ, а также сколько хозяйств и по сколько десятин на душу приходилось, какова почва да на что пригодна, чем занимаются гиляки и как оные к женщинам относятся (спойлер: так же как Стриндберг), да средняя температура мест, да и ещё всякой очень полезной информации для тогдашнего исследователя. Как человек, большую часть жизни проживший на Сахалине, свидетельствую, что описанное в “Острове” не просто устарело, но сгнило в труху, предварительно покрывшись трёмя налётами плесени: японской, советской и 90-х годов истории, — и поэтому читать такое, всё равно что читать про греко-персидские войны и переживать за Фемистокла.

Интересная штука — время: сам по себе это труд полезный и без преувеличения титанический и написан безоговорочным классиком, однако обладающий в наше время только музейной ценностью.

Ну вот, кажется, я и достиг просветления, когда уже без угрызений совести бросаешь книжки на полпути, особенно такие, как эта. О нет, она не плоха, просто это не угарающий Чехов версии “Толстого и тонкого”, не издевающийся и одновременно жалеющий Чехов “Вишнёвого сада”, не грустный Чехов “Мой жизни” и т. д., а серьёзный, собранный, наблюдательный господин в пенсне А. П. Чехов, тот самый, что крестьянам порошки и пилюли прописывал.

Говорить, что “Остров Сахалин” написан не по-чеховски, всё равно что ругать учебник по сопромату за то, что он написан прозой: у них просто разные цели. То есть вы, наверное, уже поняли, что это очень полезное и постное чтиво, из которого можно узнать, какие на Сахалине в конце XIX века были поселения и сколько в каждом из них было мужских и женских душ, а… Развернуть

Источники:

http://chekhov-book-museum.ru/natsionalnaya-i-regionalnaya-literatura-osnovnyie-komponentyi-na-primere-knigi-ostrov-sahalin-a-p-chehova/
http://mydocx.ru/10-127077.html
http://www.livelib.ru/book/1000437093-ostrov-sahalin-anton-chehov