Майя кучерская. Основные стилевые направления в литературе нового и новейшего времени

Майя Кучерская о Летней школе “Как писать о современной литературе” или “Надо же что-то делать”

Что Вам лично кажется самым интересным в изучении современной литературы?

Если мы говорим о художественной литературе, посвященной современности, то интересно сравнивать. Похоже? Не очень?

Знаете, в последнее время я все время встречаю художников на пленэре, за городом, и в московских парках. И всегда так любопытно взглянуть из-за плеча художника на будущую картину – что там? Как его пейзаж соотносится с реальным? Вот небо лиловое, предгрозовое – а у художника оно нежно-голубое, потому ли что он начал работу, когда было еще ясно или ему просто не хочется ему пускать в картину грозу? Та же история с литературой о современности, а значит, о нас с вами, о том, как машины ползут полузатопленные ливнем, как люди ловят покемонов, как реагируют на политические события – рассматривать это не в публицистическом или документальном тексте, не в блоге, а в художественном необыкновенно занятно.

Потому что художественный текст – результат рефлексии, это история, пропущенная сквозь воображение художника, и в итоге, это всегда не конкретная сценка, люди, отрезок недавнего прошлого, а обобщение, описание и объяснение универсальных законов.

Что в изучении современной литературы особенно сложно для тех, кто о ней пишет, думает?

Тут я ничего нового не скажу. Отсутствие дистанции, конечно. Критик, который оценивает только что приехавший из типографии, свежеотпечатанный роман, а часто еще и знает автора лично, встречал его на разных литературных тусовках – в непростом положении. Пастернак говорил, что книга есть кубический кусок горячей, дымящейся совести — и больше ничего. Не знаю, у Пастернака или Льва Толстого, наверное, так и было, мне нравится в этом образ дыма и жара. Книга только появившаяся действительно еще горяча, ее в руки не возьмешь, жжется. Тем более взвешенный анализ ее сложен. А уж объективное описание, на которое претендует филологическая наука, почти не возможно. Или все-таки возможно? До какой степени может быть независим и отрешен филолог, исследующий современную словесность? Или он и не должен быть в этом случае независим? Это как раз те вопросы, который мы и будем обсуждать в рамках летней школы.

Что Вы думаете о положении современной русской литературы? Погибает ли она, как мы слышим со всех сторон, или есть в ней еще “жизни силы”?

Думаю, вопрос тут надо ставить по-другому. В России слишком маленький рынок современной литературы. Два с половиной издательства, ее выпускающие, одно из них монополист – это… почти ничего! Для сравнения: в Европе, Германии, Италии, Испании, Франции, издателей, публикующих современных национальных авторов десятки, 50-60 на страну, в США – их под сто. А нас два. Три. Хорошо, пять. Производными этой чудовищной узости книжного рынка современной литературы является что? По сути смерть сразу нескольких необходимых для развития литературы институтов – критики, профессиональной редактуры, литературных коммивояжеров, литагентов. На площадочке с гулькин нос не может быть много сильных авторов, потому что для нормального функционирования литературы, авторов должно быть много, разных, средних, третьестепенных, шестистепенных. Только в такой ситуации многообразия, существования разнонаправленных литературных процессов, течений, направлений, групп и могут родиться образцовые тексты. Хотя и это – лишь одно из многих условий, конечно. Но я, кажется, отвлеклась от вашего вопроса. Если кратко – нет, современная русская литература пока не гибнет, несколько выдающихся авторов у нас есть, но мало!

Кто например? Какие современные авторы Вам нравятся – из русской и зарубежной литературы?

Славникова, Маканин, Шишкин, Водолазкин, Алешковский, избранное из Улицкой, Петрушевской, из зарубежной – Кутзее, Франзен, Рот, «Стоунер» Уильямса – книгу, которую должен прочитать каждый бакалавр и магистр-гуманитарий любой страны, решившийся стать университетским преподавателем.

Как появилась идея Летней школы?

Летняя школа родилась на вершине ощущения, что надо же что-то делать. Вводить современную литературу в круг размышлений будущих профессиональных филологов, искать пути ее изучения. Особенно на фоне разверзшейся вот уже несколько лет как немоты и глухоты гуманитарного сообщества по поводу современной литературы. Знаете, как раньше было? Да даже десять лет назад… Приходишь на праздничный ужин в честь вручения премии Букер, на котором собирается обычно все, кто с современной литературой профессионально связан – издатели, редакторы, культурные менеджеры от литературы, и все бурно обсуждают шорт-лист, шесть кандидатов в победители, их тексты, делают ставки. А нынче? Не обсуждают. Потому что почти никто их не читал! Никто ничего не читает даже в узком профессиональном сообществе. Современной литературы словно бы нет. А молодые филологи нередко и вовсе заражены странным высокомерием по отношению к современной словесности, наивно полагая, что Михаил Херасков лучше Сергея Гандлевского только потому, что жил двести лет назад.

Какие цели Вы ставите перед школой?

Среди прочего – вот и попытаемся с этим выскомерием бороться. Заодно обсудить возможные стратегии изучения современной литературы. Разобраться, у кого есть шанс стать классиком из современников и от чего это вообще зависит. Да и просто создать на два-три дня среду общения, погрузить участников в живую и, надеюсь, профессиональную дискуссию.

Как Вы выбирали романы, о которых пойдет речь?

Отвечу просто. Оба романа, и «Лавр» Водолазкина, и «Предчувствие конца» Барнса – нелинейные, не плоские, оба прекрасно написаны, хитроумно выстроены и не так легко поддаются интерпретации, а значит, и обсуждать их будет интересно. Предвижу споры, и замечательно.

Человек не вещь, чтобы его бросать

Ее “Современный патерик” в свое время рассказал о непростой жизни церкви 90-х. Ее “Константин Павлович” в серии ЖЗЛ выдержал второе переиздание. О новых и старых книгах Майя Кучерская поговорила с “РГ”.

Майя, говоря о герое своего романа в ЖЗЛ, вы четко акцентировали “сквозную линию” судьбы Константина, его нежелание быть частью официоза. Как выражалось в нем это “я – человек частный”?

Майя Кучерская: Когда читаешь жизнеописания людей, принадлежавших к царскому роду, понимаешь степень их несвободы. Есть обывательское представление, что они в шелка одевались, в золоте купались. Ничего подобного! На каждом шагу ты всем должен. И Константина (а он был искренним человеком) ужасно раздражали рамки, ритуалы, лицемерие, которого при Русском дворе, как при любом, было достаточно. Еще одна грань – отстаивание права не только на частную, но и на свободную жизнь. Люблю кого хочу, делаю что хочу. Но, пока жив был его непредсказуемый и нервный папенька, Константин трепетал, не смел. В отличие от Александра, о предстоящем покушении на императора он, кажется, не знал. И после гибели Павла, хотя отношения Константина и Александра оставались очень теплыми, Константин не забывал должок. Александр воспрепятствовать ему ни в чем не мог – получил бы в ответ: “А ты папу убил”. Типичный русский мальчик Константин.

Майя, вы производите впечатление такой филологической девушки. Вы себя таковой считаете? Публика – наверняка.

Майя Кучерская: Это она зря. Хотя в юности мне и правда очень хотелось заниматься филологией, и больше ничего. Но академической карьеры, несмотря на все диссертации, у меня не сложилось. В итоге я всем довольна: филология занимает изрядную часть жизни, но не главную.

Мы с вами про филологию. А, говорят, треть населения вообще не читает книг. Как вы объясните, зачем надо читать?

Майя Кучерская: “Зачем” читают учебники, познавательную литературу, из чтения изящной словесности извлечь прямую пользу невозможно. Поэтому остается любить ее бескорыстно. Вот Лев Николаевич Толстой. В каждой его строке дышит такая красота и такая правда, даже когда он врет. Вот поэзия Тютчева, Мандельштама. Научиться жить у литературных героев невозможно, хотя пройти их путем, часто не очень праведным, небесполезно.

Эти “неправильные” пути вы тоже прокладывали для читателей. Влюбиться в чужого мужа (“Тетя Мотя”), в монаха и духовника (“Бог дождя”). Говорят, за это в вас много кидали камней.

Майя Кучерская: Это ведь и до сих пор продолжается. Мои проклинатели не поняли элементарного даже из области христианской любви. Я им глубоко сочувствую. Чаще ругаются женщины одинокие, с несложившейся судьбой.

Когда-то вы взялись писать “повесть о пошлости”. Не вышло?

Майя Кучерская: За время пути собачка. выросла! Повесть превратилась в роман “Тетя Мотя”. Мне действительно хотелось уловить неуловимое, паутину пошлости в отношениях, даже любовных, и паука-пошляка – героя по фамилии Ланин. Но. роман получился не только об этом.

Вас волнует женственность. Тетя Мотя – в работе и книгах, ни грамма сексуальности. И вдруг расцветает красотой и страстью. Но открыл в ней это не муж Коля, а женатый любовник Ланин. А она все равно возвращается к мужу. Так про что роман: про то, как женщине любить через силу?

Майя Кучерская: Об истинной женственности так мало сказано в мировой литературе! Даже в Евангелии про это немного. Все патриархальные модели, когда женщина была только мать и только жена, давно разрушены. Мне интересно понять, что происходит с женщиной. Как в изменившихся обстоятельствах ей сохранить женственность, раскрыться в своем призвании. Но вот написала целый роман, а так и не знаю, что это – женственность, женщина. Но уж точно не так называемая кошка. Женственность связана с женским изводом любви. Не знаю, насколько моя героиня стала женственной, но она понимает, что такое любовь. И раскрывается, благоухая обожанием и жертвенностью.

Добрая треть романа написана от лица мужа Коли, сисадмина из провинции, парня, который “не парится”, любит девчонок и компьютерные игры. Думаете, вы этих Коль знаете, можете влезть им в головы?

Майя Кучерская: Конечно, я их не знаю! Это была попытка рассказать об ином сознании, о “не своём” человеке. Хотелось вернуть голос человеку заведомо не говорящему, бессловесному. Это был занятный эксперимент. Получилось или нет? Понятия не имею! Пусть сами Коли скажут.

А что они говорят?

Майя Кучерская: Коли таких книжек не читают, им это не нужно! Все отклики получила от таких же, как я. Единственное, что могу с какой-то долей уверенности сказать: такой Коля вряд ли пойдет в Православную церковь. И если будет искать духовный путь, обратится скорее к Востоку, к дао.

Ваша героиня и Коля друг другу совершенно не подходят. У вас у самой в жизни не так?

Майя Кучерская: Я живу в теплице. Мой муж – филолог, кандидат наук, устным словом владеет превосходно, вполне говорлив. В близком кругу таких тоже нет. Но это же сконструированная ситуация. Мне хотелось заострить тему неравного брака. Любой брак – неравный. Любой – мезальянс. Любые он и она, даже если созданы друг для друга, две ничем не похожие вселенные. Разное воспитание, корни, представления обо всем. Тропинки друг к другу приходится искать, независимо от того, кто перед тобой: сисадмин или филолог-однокурсник. С этим сталкиваются все, кто решил стать мужем и женой. Даже если они друг друга очень любят. Даже если из одного круга. Семейная жизнь, как любой творческий процесс, тяжела.

Хорошо, но можно было, например, убедиться, что этот муж – не он? А он, единственный, там, за углом?

Майя Кучерская: Понимаю вопрос. Особенно активно его задавали мои европейские знакомые, читавшие “Тетю Мотю” по-русски. Как это возможно, спрашивали? Почему она не разведется на следующий же день? Ну ошиблась, бывает. Разведись. Отвечаю, дорогие европеянки: Мотя – русская женщина. Наследница огромного культурного, социального, религиозного женского капитала. В ее сердце клеймо долготерпеливой русской бабы. Вроде бы нет оснований терпеть этого невыносимого мужика. Но она терпит. В основе этого долготерпения христианские ценности.

Спрятанные очень глубоко: героиня ваша далека от Церкви.

Майя Кучерская: Да, они глубоко. Иногда они даже не осознаются. И все-таки оказываются основой жизни. Жена должна быть одного мужа жена, а муж – одной жены муж! Я понимаю, что это идеал, но это так красиво, так глубоко, это восхождение на эту высокую, недоступную вершину. Увы, человек слаб. И редко когда готов идти так далеко. Что тут скажешь. Действительно столько счастливых вторых да и третьих браков. И как хорошо, когда люди все-таки находят свое счастье. Мне только не нравится, когда они идут к нему, топча другого. Редко ведь расстаются по взаимному согласию, чаще кто-то уходит, бросает. Меня это убивает. Бросают вещи, а человек не вещь!

Но почему человек должен тратить свою единственную жизнь на ошибку, пускай свою же?

Майя Кучерская: Я совсем не хочу превращаться в строгую бабушку, которая сидит и морализаторствует. И все-таки отвечу. А ответственность? За поступки нельзя не отвечать. Убил – сиди в тюрьме. Вышла вот за этого замуж, а где у тебя были глаза? Но именно в этих отношениях, в заключении браков, столько самообмана, непонимания своих возможностей и своих пределов, самонадеянности тупой. Желания быть, как все. И очень мало любви вот к этому человеку, твоему избраннику. Если бы было больше любви, возможно, семьи и не распадались бы никогда.

Каковы основные направления в художественной культуре Нового времени?

Художественная культура Нового времени насчитывает множество различных направлений и стилей, причем каждый век имеет свои ведущие художественные направления, национальные шко­лы и т.д.

XVII век породил два больших стиля — клас­сицизм и барокко. Стиль барокко[7] получил пре­имущественное распространение в католических странах, где пошатнулись позиции официальной церкви после Реформации и где зрелищность, пом­пезность, порой утрированная экспрессивность, характерные для названного стиля, стали приман­кой, служащей цели возврата паствы в лоно като­лической церкви. Чародеи римского барокко — зодчийБарромини, архитектор и скульпторБернини создали множество церквей, скульптурных ал­тарей (Собор Св. Петра, церковь Сан-Иво, алтарь «Экстаз Св. Терезы» и др.), благодаря которым католическая столица обрела свой барочный вид. Помимо культовой архитектуры стиль барокко воплотился в парковых и дворцовых ансамблях, декоративной живописи и скульптуре, парадном портрете, натюрморте и пейзаже, а также в музы­ке. Эффекты грандиозного и ослепляющего, свой­ственные барокко, использовались для восславления могущества, пышности и блеска абсолютист­ского государства. Но он был созвучен и буржуа­зии. Этот стиль остро выразил кризис гуманизма, ощущение дисгармоничности жизни. Он открывал мир в состоянии становления, а в таком состоянии был тогда мир буржуазии. Буржуа ищет стабиль­ности и порядка, а синонимом устойчивости выс­тупает для него достаток, богатство. Отвечающий устремлениям различных социальных слоев, стиль барокко соединил в себе несоединимое: монумен­тальность, фантастичность, иррациональность — с трезвостью и рассудочностью, истинно бюргер­ской деловитостью. В стиле барокко творили, в частности, такие гиганты, какПитер Пауль Ру­бенс и Иоганн Себастьян Бах.

Другой влиятельнейший стиль рассматривае­мой эпохи — классицизм[8].Абсолютистским госу­дарствам не могла не импонировать идея велича­вого порядка, строгой соподчиненности, внушитель­ного единства. Претендующее на «разумность» государство стремилось к тому, чтобы в нем виде­ли объединяющее, героически возвышенное нача­ло. Классицизм выражал стремление к разумно­му, гармоничному строю жизни, стабильности и порядку. Его привлекательной стороной выступал нравственный пафос, гражданская направлен­ность. Ориентируясь на античные образцы, он фактически базировался на рационализме Декар­та. Широкое распространение этот стиль получил в абсолютистской Франции и ряде других стран. Он оставил такие вехи на пути художественного развития человечества, как трагедииКорнеля, Расина, комедииМольера, поэзияЛафонтена, Буало, музыкаЛюлли, картиныПуссена, Лоррена, наконец, парковый и архитектурный ансамбль Версаля.

В XVII веке после раскопок античных городов (Помпея) и публикации «Истории искусства древ­них» Винкельмана классицизм переживает второе рождение. Образно говоря, соотношение между эти­ми двумя формами классицизма будет примерно такое же, как между парком Версаля и английс­ким парком, т.е. из истории античности на свет из­влекаются совершенно иные идеалы. Идеалом ста­новится классическая простота, минимум деталей, прямота линий, симметричность форм и т.д. Реша­ющую роль в возврате к классицизму сыграли его нравственный и гражданский пафос, бескомпро­миссность и патриотизм, созвучный интересам тре­тьего сословия в преддверии революции. Ведущий мастер французской живописи предреволюционной и революционной эпохи— Ж. -Л. Давид.Он пер­вым соединил культ античности с идеалами Про­свещения и политической борьбой. Этот синтез дал культуре новый стиль — революционный класси­цизм.Классицизм в скульптуре связан с именами Фальконе, Гудона, в музыке — с творчествомГай­дна, Моцарта, Бетховена, Глюка.

Во времена Империи классицизм вырождает­ся в имперский стиль — стиль ампир, который прежде всего проявился в архитектуре и декора­тивно-прикладном искусстве. Для него характер­но широкое применение ордерной системы, позо­лоты на темно-синем или красном фоне в сочета­нии с белым мрамором. Это массивный, величе­ственный стиль, широко использующий восточные мотивы (например: египетские) как бы в подтвер­ждение связи наполеоновской империи с древней­шими империями Востока (орнамент, элементы «звериного» стиля и др.).

Помимо классицизма в XVIII веке сложился такой стиль, какрококо[9].Этот стиль доминиро­вал в первые десятилетия. О нем часто говорят как о вырождающемся барокко, как о стиле изыс­канном и весьма легковесном. В рококо причуд­ливо соединяются гедонизм, прихотливость, пре­небрежение естественным ради эстетства, экзоти­ки, — и блестящая художественная культура. Ро­коко — выражение тенденции к отрицанию усто­явшихся, ставших бесплодными форм и противо­поставление им новых, пусть не бесспорных, но весьма своеобразных подходов. Стремление к ос­вобождению от официоза классицизма выливает­ся в пристрастие к сельским идиллиям и пастора­лям, игривым галантным сценам; пышности, ве­личию и патетике противопоставляются камерные, интимные, связанные с бытом формы искусства, экстерьеру — интерьер, где, кроме красоты, важ­ным становится и требование удобства; классицистской симметрии — сложная асимметричность.

Рококо находит яркое проявление в прикладном искусстве — мебели, посуде, бронзе, фарфоре. Ощущение праздника в интерьере создавали мно­гочисленные зеркала, обильная лепнина, позоло­та, шелк обоев, вычурная, но и удобная мебель, статуэтки, живописные полотна преимущественно любовного содержания. Наиболее выдающиеся представители последнего:А. Ватто, Ф. Буше, Ж. Фрагонер и др.

В конце XVIII – XIX вв. в европейской художе­ственной культуре сложился сентиментализм. Он так же, как и рококо, выражал протест против сухости и высокопарности классицизма, во в от­личие от рококо не был аристократическим сти­лем. Он противостоял и холодной аристократичес­кой галантности и бездушному утилитаризму бур­жуа, идеализируя естественно-патриархальную жизнь «маленького человека», проявляя подчеркну­тое внимание к его чувствам и переживаниям. Сен­тиментально-дидактическое творчество француз­ского художника Ж. Греза было близко сентимен­тализму в литературе Ж. -Ж. Руссо. Выдающийся английский художник Т. Гейнсборо был близок по своему мировосприятию к сентиментализму Стерна в литературе, хотя в лучших своих произведениях он преодолевает рамки этого стиля, создает слож­ные и глубокие реалистические произведения.

Реализм в Новое время переживает несколь­ко взлетов. Развитие реализма в целом сопровож­дает становление капиталистического способа про­изводства, и это не случайно: все более острыми становятся социальные противоречия, все более пронизывающим влияние чистогана на быт и нра­вы общества, на духовное развитие человека, и зеркалом этих процессов выступает реалистическое искусство. В XVII в. реалистическое искусст­во развивалось в протестантской Голландии. Груп­повые и индивидуальные портретыФ. Халса, пей­зажиЯ. Рейсдала, натюрмортыП. Класса, В. Хеда,картины бытового жанраТерборха, Стена пере­дают поэтическую красоту в обыденном, возвы­шают и одухотворяют мир материальных вещей, Вершиной голландского реализма явилось твор­чествоРембрандта, который мог превратить лю­бое полотно в философское обобщение, в героический образ эпохи и общества, в многогранную характеристику человеческой личности.

В XVIII в. сложился и развивалсяреализм Просвещения.Видным художником английского Просвещения былУ. Хогарт, который своими са­тирическими полотнами предвосхищал критичес­кий реализм XIX века. Реалистическая живопись Ж. Шардена без излишнего морализирования от­ражала уют буржуазного быта, прославляла доб­ропорядочность и трудолюбие выходцев из третьего сословия.

Критический реализм XIX века был наслед­ником лучших традиций предшествующих этапов развития реалистического искусства. Для него характерно точное изображение «типических ха­рактеров» в «типических обстоятельствах», «жизнь сердца, души и разума в нормальном состоянии» (Мопассан). Европейский реализм выводил на ис­торическую арену искусства людей дала, мир пред­принимательства и бизнеса, нового героя — бур­жуа. Прежде всего это нашло выражение в соци­альном романе (Золя, Диккенс, Теакерей, Баль­зак и др.). Блестящие образцы реализма дало изобразительное искусство: пейзажиТ. Руссо, графи­каО. Домье, «крестьянская живопись»Ж. Милле,рабочая темаМенцеля, многожанровое творчество Г. Курбе.(О других направлениях в художествен­ной культуре XIX в. см. разделы «Романтизм как тип культуры» и «Основные направления в куль­туре декаданса»).

Источники:

http://philology.hse.ru/news/186818453.html
http://rg.ru/2013/05/31/kucherskaya.html
http://studopedia.ru/8_17817_kakovi-osnovnie-napravleniya-v-hudozhestvennoy-kulture-novogo-vremeni.html