Кен кизи – над кукушкиным гнездом. «Пролетая над гнездом кукушки»… История, перевернувшая нас

Кен кизи – над кукушкиным гнездом. «Пролетая над гнездом кукушки»… История, перевернувшая нас

Пролетая над гнездом кукушки

Вику Ловеллу, который говорил мне, что драконов не существует, а потом завел меня прямо в их логово

«. Кто-то летит на запад, кто-то летит на восток, а кто-то летит над кукушкиным гнездом.»

Черные ребята в белых костюмах занимались в холле сексом и, прежде чем я успел поймать их на этом, быстренько убрали шваброй все следы.

Они терли пол, когда я вышел из общей спальни: трое в скверном расположении духа, ненавидящие всех и вся — время дня, место, где они находятся, людей, с которыми им приходится работать. Когда они в таком настроении, лучше не попадаться им на глаза. Крадусь по стенке — тихий, словно пыль на моих холщовых туфлях. Но у них специальное оборудование, чтобы засечь мой страх, и потому они оборачиваются, все трое разом, глаза блестят на черных физиономиях, как металлические трубки старого радио.

— Вот и Вождь. Отлично, Вождь Швабра. Иди-ка сюда, Вождь Швабра.

Всучили мне в руки швабру и показывают, где надо прибираться, и я иду туда. Кто-то из них шлепает меня метлой по заднице, чтобы поторапливался.

— Смотри, забегал. Такой длинный, что мог бы сожрать яблоко у меня с макушки, а таскается за мной, как ребенок.

Смеются, а потом слышу, как они шепчутся у меня за спиной, наклонившись друг к другу. Жужжание черной машины, жужжание, в котором звучат ненависть, смерть и прочие больничные секреты. Они не беспокоятся, высказывая вслух свои ненавистные секреты, когда я рядом, — думают, что я глухонемой. Другие тоже так думают. Я достаточно хитер, чтобы всех дурачить. То, что я наполовину индеец, помогает мне в этой грязной жизни быть хитрым, помогает все эти годы.

Я тру пол перед дверью в отделение, когда снаружи в замок вставляют ключ. По тому, как его поворачивают в скважине — мягко и быстро, словно человек только этим и занимался всю жизнь, я понимаю, что это — Большая Сестра. Она проскользнула в дверь — с ней в отделение прорвалось немного холода, — заперла ее за собой. Вижу, как ее пальцы оставляют туманный след на полированной стали. Ногти того же цвета, что и губы. Забавно, они такие оранжевые, словно кончик включенного паяльника.

У нее в руках плетеная сумка, какие продают горячим августом на шоссе индейцы племени ампкуа, похожая на ящик для инструментов, с пеньковой ручкой. Она у нее все эти годы, что я провел здесь. Узор редкий, и я могу видеть, что внутри: ни пудреницы, ни помады — ничего из обычного женского набора. В сумке тысяча всяких вещиц, которые она намеревается использовать сегодня в деле, исполняя свои обязанности: колесики и всякие приспособления, зубцы, отполированные до жуткого блеска, крохотные пилюли, которые отсвечивают, словно фарфоровые, иглы, часовые щипчики, мотки медной проволоки…

Проходит мимо меня, кивает. Я отхожу следом за шваброй к стене, улыбаюсь и стараюсь обмануть все ее оборудование — обмануть, насколько это возможно, не давая ей увидеть мои глаза. Если глаза закрыты, они не смогут о тебе много сказать.

В темноте слышу, как ее резиновые каблуки отстукивают по кафелю, и содержимое плетеной сумки позвякивает в такт шагам, когда она проходит по холлу мимо меня. Шаг у нее твердый. Когда я открываю глаза, она уже прошла через коридор и входит в стеклянное помещение сестринского поста, где просидит целый день за столом и, глядя в окно, будет следить за тем, что происходит прямо перед ней в дневной комнате на протяжении всех восьми часов. Эта мысль делает ее лицо довольным и умиротворенным.

А потом… она засекает черных парней. Они все еще стоят вместе, переговариваясь. Они не слышали, как она вошла в отделение. Теперь почувствовали, что она на них смотрит, но слишком поздно. Должны были раньше думать, а не собираться группой и болтать, когда она уже на посту — в отделении. Их головы дернулись в разные стороны, лица смущенные. Она пригнулась и крадется туда, где они всем скопом попали в ловушку, — в дальний конец коридора. Она слышит их разговор, приходит в ярость и начинает лупить черных ублюдков куда попало — в такой она ярости. Она раздувается, раздувается — белая форма вот-вот лопнет на спине — и выдвигает руки так, что может обхватить всю троицу раз пять-шесть. Она оглядывается, вращая громадную голову. Никто ее не видит, только старый Швабра Бромден, наполовину индеец, прячется за своей настоящей шваброй и слишком нем, чтобы позвать на помощь.

Так что она позволяет себе все, это правда, и ее крашеная улыбка изгибается, растягивается в открытую ухмылку. Она распухает все больше и больше, она огромная, словно трактор, такая огромная, что слышу запах ее внутреннего механизма, так, будто мотор работает с перегрузкой. Я задержал дыхание, сжался. Мой Бог, на этот раз они это сделают! На этот раз они позволят ненависти вырасти слишком большой и разорвут друг друга на куски, прежде чем поймут, что делают!

Но только она начала сгребать раздвижными руками черных ребят, а они стали вырываться, орудуя ручками швабр, из палат начинают выходить пациенты, чтобы выяснить, что тут за шум, и ей приходится принять прежний вид, прежде чем ее не поймали в образе ее тайного, но подлинного «я». Пока пациенты протирают глаза, пытаясь понять, из-за чего весь сыр-бор, перед ними — главная медсестра, улыбающаяся, спокойная и холодная, как всегда. Говорит черным ребятам, что не стоит собираться кучкой и болтать, ведь сегодня понедельник — первое утро рабочей недели и столько дел…

— …У нас множество назначений сегодня утром. Может быть, у вас серьезная причина стоять здесь всей компанией и разговаривать…

— Нет, мисс Рэтчед.

Она замолчала и кивает пациентам, которые собрались вокруг нее и смотрят покрасневшими и опухшими со сна глазами. Она кивает каждому. Точный, автоматический жест. Лицо у нее гладкое, выражение точно рассчитанное и точно сделанное, как у дорогой куклы: кожа словно эмаль телесного цвета, оттенки белого и сливочного, голубые детские глаза, маленький носик, крошечные розовые ноздри — все вместе работает на этот образ, кроме цвета губ, ногтей и размера груди. Где-то, должно быть, сделали ошибку, приделав эту большую, женственную грудь к тому, что в противном случае стало бы превосходной работой, и видно, как она этим огорчена.

Пациенты не понимают, что это Большая Сестра накинулась на черных ребят; тогда она вспоминает, что уже видела меня, и говорит:

— Поскольку сегодня понедельник, не начать ли нам эту неделю хорошим стартом и не вымыть ли нам сегодня утром первым мистера Бромдена, пока в умывальной не началось столпотворение. Посмотрим, сумеем ли мы избежать некоторых… э… беспорядков, которые он обычно устраивает, как вы думаете?

И прежде чем все успевают обернуться, чтобы посмотреть на меня, скрываюсь в кладовке для швабр, закрываю наглухо дверь и не дышу. Мыться до завтрака — это самое худшее. Когда тебе удается закинуть что-то в себя, ты становишься сильнее, да и просыпаешься наконец. И те ублюдки, которые работают на Комбинат, не так уж готовы напустить на тебя одну из своих машин вместо электрической бритвы. Но если ты бреешься до завтрака, как она хочет заставить меня сегодня утром — в шесть тридцать утра в комнате из белых стен и белых ванн, и длинные люминесцентные лампы на потолке устроены так, чтобы не оставить никакой тени, и лица вокруг тебя визжат и воют, пойманные в зеркала, — тогда никаких шансов уцелеть от их машин.

Я спрятался в кладовке и затаился. Мое сердце готово выскочить из груди, и я стараюсь не бояться, стараюсь держать свои мысли подальше отсюда — стараюсь вернуться назад и вспоминаю деревню, большую реку Колумбию, как однажды мы с папой охотились на птиц в кедровой роще у Дэлз…[1] Но всегда, когда пытаюсь уйти мыслями в прошлое и спрятаться там, страх на дрожащих ногах прокрадывается, прорывается сквозь воспоминания. Я чувствую, как самый младший из черных парней идет через холл, он идет по нюху, он чует мой страх. Он открывает ноздри, словно черные воронки, его безразмерная голова подпрыгивает на шее, когда он шмыгает носом, и он всасывает страх, разлившийся по всему отделению. Вот теперь он учуял меня, я слышу, как он фыркает. Он не знает, где я спрятался, но он чует запах и вышел на охоту. Я стараюсь стоять спокойно…

Дэлз — участок реки Колумбия в ущельях, одно из самых сложных мест для навигации и район, где были наиболее часты набеги индейцев. После сооружения плотины Бонневилла пороги скрылись под водой. (Примеч. ред.)

«Пролетая над гнездом кукушки»… История, перевернувшая нас

Не моргай. Не зевай, не моргай, Тетка удила цыплят, Гуси по небу летят. В целой стае три гуся. Летят в разные края, Кто из дому, кто в дом, Кто над кукушкиным гнездом. Гусь тебе кричит: води. Два-три, выходи.

Именно из этой нескладной детской считалочки и взял Кен Кизи строчку, ставшую названием его всемирно известного романа. Изданный в 1962 году, он сделался одним из лучших произведений битников, по этому роману был поставлен спектакль, а потом и снят фильм. Однако путь фильма к зрителю был долгим и сложным: легендарная ныне картина Милоша Формана появилась в прокате только в 1975 году. Итак, немного интересных фактов из истории фильма.

Сюжет

Сюжет «Пролетая над гнездом кукушки» хорошо известен: в психиатрическую клинику, где содержатся самые разные пациенты, поступает новичок — заключенный Рэндл Патрик Макмёрфи. Он должен пройти экспертизу — симулирует он безумие или нет, а потом вернуться в тюрьму или остаться в клинике. Свободолюбивый дух Макмёрфи не дает ему смириться с деспотическими порядками, царящими в клинике: он буквально возрождает к жизни одних пациентов и дарит чувство собственного достоинства другим. В итоге Макмёрфи делают лоботомию, превращающую его в безвольную человеческую оболочку, и Вождь, от лица которого ведется повествование, убивает его, тем самым освобождая окончательно.

Автор романа Кен Кизи был недоволен тем, что главный рассказчик романа — Вождь — в фильме оказался отодвинут на второй план. А на первый вышел Макмёрфи в блистательном исполнении Джека Николсона.

История создания фильма

В США старт фильму дают продюсеры, владеющие правами на постановку. Права на экранизацию романа принадлежали Кирку Дугласу, тому самому, который запомнился по роли Спартака. Он мечтал об этой картине, вел переговоры с Милошем Форманом, жившим тогда в Чехословакии, однако запустить производство не удалось. Студии боялись вкладывать деньги в фильм о психиатрической клинике, Форман жил в Восточной Европе и даже не смог получить по почте роман для ознакомления… Сдвинуть дело с мертвой точки смог только сын Кирка — Майкл Дуглас, который в 1975 году нашел деньги и заключил контракт с Форманом, переехавшим к тому времени в США.

Николсон

Успех фильма во многом зависел от того, кто будет исполнять главную роль — бунтаря Макмёрфи. Это сегодня Джек Николсон — признанная звезда первой величины, одно имя которого может сделать фильму кассу. В 1970-е он был, безусловно, известен, за его плечами уже были фильмы «Беспечный ездок» и «Пять легких пьес», но это картины скорее, артхаусные. А это полностью соответствовало задумке Формана: на главную роль он хотел получить актера известного (публика должна была заинтересоваться картиной), но не мегазвезду, чтобы не было ажиотажа. Кстати, Кирк Дуглас сам мечтал сыграть Макмёрфи, он исполнял эту роль в театре, но пока сценарий ждал своего часа, Кирк просто-напросто … состарился.

Интересно, что в процессе съемок позиции Николсона и Формана по отношению к сюжету и герою разошлись, и они перестали разговаривать друг с другом. Общение шло через операторов.

Кастинг

На остальные роли Форман хотел взять актеров, еще не «засветившихся» в кино. Сегодня многие из них — звезды первое величины, например, Денни ДеВито и Кристофер Ллойд. Всего кастинг прошли около 3000 человек.

Лечебница

Съемки проходили в настоящей психиатрической лечебнице, причем именно в том городе, который описан в романе Кизи (Сейлем, штат Орегон). Правда, снимали в пустующем корпусе. Руководство лечебницы не возражало против фильма: сработала «магия романа», который стал в Штатах настоящим бестселлером. Персонал клиники даже снимался в фильме, например, роль главного врача лечебницы сыграл… главный врач Дин Брукс.

Импровизация

«Форман больше всего заинтересован в том, чтобы заснять случайности», — сказал о нем один из актеров, игравших в фильме. Режиссер и правда очень ценил импровизацию на площадке. То просил придумывать реплики своих героев самостоятельно. То снимал и оставлял при монтаже живую реакцию актеров, а не «сыгранную» по режиссерской указке. Актеры чувствовали себя свободно и фантазировали, как бы их персонаж мог отреагировать в том или ином случае. Многие «чудачества» Макмёрфи были придуманы самим Николсоном на площадке. А Форман часто снимал актеров, когда они находились в образе, но не знали, что камера работает.

Сцена рыбалки

Одна из самых эмоциональных и напряженных сцен фильма — сцена рыбалки, на которую пациенты сбегают из клиники. Однако Форман не хотел ее снимать, опасаясь, что она будет выбиваться из общей канвы картины. Уговорил его продюсер Сол Зейнц, и, как показала история, это решение было правильным.

Большая пятерка

Блокбастер или арт-хаус , независимое кино или детище большой студии, мы всегда стремимся узнать, сколько же «Оскаров» получила картина. Так вот «Кукушка» стала вторым в истории американского кино фильмом, взявшим «большую пятерку» — «Оскары» во всех пяти самых главных номинациях: лучший фильм, лучшая режиссура, лучшая мужская роль, лучшая женская роль и лучший сценарий. До этого фильмом-рекордсменом был «Это случилось однажды ночью» в 1934 году. После «Кукушки» рекорд повторило «Молчание ягнят». На сегодня это все.

И последний необычный факт — фильм продержался в прокате… 11 лет! Да, еще в 1980-е он демонстрировался в кинотеатрах Швеции. И это совершенно объяснимо: ведь в картине сошлись вдохновение, мастерство и вера – в культовое кино.

15 фактов об экранизации «Пролетая над гнездом кукушки», которые вы могли не знать

Фильм Милоша Формана «Пролетая над гнездом кукушки», премьера которого состоялась ровно 40 лет назад, получил признание критиков и имел оглушительный кассовый успех. А еще он помог его авторам заставить «Оскарами» целую полку. Даже если вы и без того приходили в восхищение от сложной истории о жизни в психиатрической больнице 1960-х годов, есть несколько интересных фактов о съемках этого фильма, о которых вы, скорее всего, не знали.

1. Проект чуть не угробили… таможенники. Несмотря на весьма посредственный успех театральной постановки романа Кена Кизи 1963 года, главную роль в которой исполнял Кирк Дуглас, легенда Голливуда Дуглас проявил недюжинную решимость в реализации желания сделать еще и киноадаптацию книги. Дуглас связался с чешским режиссером Милошем Форманом и попытался увлечь его проектом, пообещав переслать ему экземпляр книги для чтения. Дуглас отправил роман по почте, но посылку конфисковали чехословацкие таможенники, и она так и не добралась до режиссера. Не зная о судьбе посылки, режиссер был возмущен тем, что Дуглас нарушил обещание. Сам же Дуглас в это время размышлял над тем, что со стороны Формана было не очень-то вежливо молчать по поводу полученной книги. Потребовалось целых 10 лет, чтобы разобраться в этой запутанной истории. Ситуация прояснилась только тогда, когда сын Кирка Майкл Дуглас решил сам заняться производством фильма и связался с Форманом еще раз.

2. Одна из студий хотела изменить концовку. Когда продюсеры искали студию, которая заинтересовалась бы производством фильма, «20th Century Fox» выразила свое согласие участвовать, но с большой оговоркой. «Fox» были готовы выступить дистрибьютором, если создатели фильма изменят концовку. Студии хотелось, чтобы МакМерфи остался в живых. Продюсеры Сол Заенц и Майкл Дуглас пораскинули мозгами и ответили отказом. Фильм в конечном итоге достался кинокомпании «United Artists».

3. Джек Николсон и Луиза Флетчер не были первыми претендентами на свои роли. Когда Кирк Дуглас в первый раз хотел перенести Над кукушкиным гнездом на большой экран, он думал, что сыграет роль Рэндла Патрика МакМерфи сам – так, как играл его на сцене. Когда спустя 10 лет съемки всё-таки начались, Дуглас был уже слишком стар для этой роли, но попытался повлиять на выбор режиссера Формана, предлагая вместо себя Джина Хэкмена, Марлона Брандо, и своего персонального любимца Берта Рейнольдса. Только потом создатели фильма сделали выбор в пользу Джека Николсона. На роль главной злодейки фильма, медсестры Милдред Рэтчед, рассматривались многие актрисы, например, Энн Бэнкрофт, Коллин Дьюхёрст, Джеральдин Пейдж и Анджела Лэнсбери. В итоге роль получила Луиза Флетчер.

4. Луиза Флетчер изменила режиссерское видение её персонажа. Изначально Форман считал, что медсестра Рэтчед сразу должна выглядеть как «олицетворение зла», однако эта характеристика плохо подходила игре Луизы Флетчер. Посмотрев пробы Флетчер, режиссер изменил свой взгляд на эту героиню: «Постепенно я начал осознавать, что куда интереснее будет показать зло, невидимое глазу. Она – лишь инструмент зла. Она даже не подозревает, что является злом, поскольку уверена, что на самом деле помогает людям». Новый взгляд на персонажа послужил причиной того, что именно Флетчер выбрали на эту роль.

5. Некоторые звезды фильма не были профессиональными актерами. После того, как было решено использовать в качестве места съемки государственную больницу штата Орегон, продюсерам пришло в голову попросить её директора доктора Дина Брукса сыграть доктора Джона Спиви, который должен был оценивать психическое состояние МакМерфи. Брукс согласился, и его роль в результате оказалась довольно большой, хотя она и стала его первой и последней актерской работой. Он также помог сделать так, чтобы многие из его пациентов сыграли роль массовки в фильме. Еще одним человеком без актерского прошлого был Мэл Ламберт, сыгравший начальника порта, протестовавшего против устроенной МакМерфи рыбалки. Более того, Ламберт, будучи уважаемым бизнесменом, имевшим хорошие отношения с местной индейской общиной, помог съемочной группе найти Уилла Сэмпсона. Этот гигант ростом в 6 футов 5 дюймов (195,6 см – прим. перев.), художник по роду занятий, впервые выступил в качестве актера и сыграл одну из главных ролей в фильме – Вождя Бромдена.

6. Во время съемок актеры жили в больничных палатах. Все актеры, которые играли пациентов, на самом деле жили в помещениях психиатрического отделения государственной больницы штата Орегон на протяжении всего периода съемок. Мужчины не только ночевали там, но и всё свободное время проводили на территории больницы, «пытаясь понять, что значит быть госпитализированным» (как выразился актер Винсент Скьявелли). Им также приходилось общаться с реальными психиатрическими пациентами.

7. Многие сцены были сняты без ведома актеров. Чтобы добиться большей реалистичности происходящего на экране, Форман лично проводил с актерами сеансы групповой терапии, на которых он помогал им достигнуть органичного развития психических недугов своих персонажей. Он часто начинал снимать актеров, не говоря им о том, что камеры включены. Итоговая монтажная версия фильма включает в себя кадры, на которых заметно раздраженная Флетчер реагирует на слова, брошенные ей Форманом.

8. Форман и Николсон разругались из-за сюжета фильма. Хотя это могут быть всего лишь слухи, многие источники сходятся в одном: большую часть съемок актер отказывался разговаривать с режиссером. Николсон не согласился с предложением Формана о том, чтобы пациенты больницы на момент прибытия МакМерфи были неуправляемой толпой людей. Вместо этого актер настоял, что такое отрицание власти медицинского персонала должно начаться только после того, как МакМерфи начнет вмешиваться в их жизнь и распорядок дня. Несмотря на то, что версия, которую мы видим в фильме, кажется ближе к идее Николсона, что может означать, что Форман в конечном итоге последовал его совету, Николсон тем не менее отказался общаться с режиссером после этого спора. Когда звезде и Форману нужно было что-то сказать друг другу, они использовали в качестве посредника оператора Билла Батлера.

9. Дэнни ДеВито в процессе съемок придумал себе воображаемого друга. Чтобы пережить эмоциональное напряжение и сложный съемочный процесс, который разлучал его с находящейся на расстоянии 3000 миль от него будущей супругой Реа Перлман, ДеВито пустил в ход необычный защитный механизм – придумал себе воображаемого друга и вел с ним долгие ночные беседы. Со временем его начало беспокоить, что такое поведение может свидетельствовать об ускользающем здравом уме, и ДеВито обратился за советом к доктору Бруксу. Тот заверил его, что оснований для беспокойства нет, пока актер может осознать, что его друг является вымышленным.

10. Съемочная группа беспокоилась о психическом здоровье одного из актеров. Развеивая опасения по поводу ДеВито, доктор Брукс в то же время разделял опасения съемочной группы по поводу Сидни Лэссика, который играл Чарли Чесвика. По ходу съемок Лэссик становился всё более непредсказуемым и эмоционально неустойчивым и почти не выходил из созданного им образа. В итоге всё закончилось его истерикой со слезами во время работы над финальной сценой между Николсоном и Сэмпсоном. Лэссика сочли слишком эмоциональным и при монтаже вырезали из сцены.

11. Флетчер снимала с себя одежду, чтобы подружиться со своими коллегами. Флетчер завидовала духу товарищества, возникшему между её коллегами-мужчинами, и старалась развеять любые ассоциации, которые порождала тирания её персонажа в кадре. Однажды вечером она зашла в переполненную больничную палату и сорвала с себя платье. Годы спустя актриса смеялась, так прокомментировав свои мысли в той ситуации: «Я покажу им, что я настоящая женщина, под всем этим, ну вы знаете».

12. Сцена рыбалки могла не войти в фильм. Изначально Форман был решительно против включения в фильм сцены, действие которой происходило за пределами больницы. Он боялся, что временное освобождение подорвет драматический накал концовки фильма. В конце концов Заенц убедил режиссера снять сцену рыбалки попозже. Это была последняя сцена из числа отснятых и единственная выбившаяся при съемке из хронологического порядка событий в картине. На что стоит обратить внимание в сцене рыбалки, так это на превосходное камео Анджелики Хьюстон. Актрису, которая на момент съемок встречалась с Николсоном, можно разглядеть в числе зрителей на причале в то время, как МакМерфи и его друзья-пациенты направляют украденную лодку к берегу. У неё роль без слов.

13. «Пролетая над гнездом кукушки» стал первым за 41 год фильмом, который выиграл «большую пятерку» наград Киноакадемии. Со времен фильма 1934 года «Это случилось однажды ночью» не было такого, чтобы один фильм взял «Оскар» одновременно за лучший фильм, лучшую режиссуру, лучшую главную мужскую роль, лучшую главную женскую роль и лучший сценарий. «Пролетая над гнездом кукушки» получил все эти призы, включая победы Николсон и Флетчер в актерских категориях. Рекорд никто не сможет повторить еще целых 16 лет после этого, пока на экраны не ворвется «Молчание ягнят».

14. Прокат фильма был одним из самых длинных в истории кино. «Пролетая над гнездом кукушки» с успехом показывали по всему миру, но только шведские зрители восхищались им особенно долго. «Гнездо кукушки» оставался завсегдатаем экранов местных кинотеатров до 1987 года – на протяжении 11 лет с момента его выхода.

15. Кизи отказался смотреть фильм (но случайно всё же увидел кусочек). Эта история порадует любого сторонника движения под условным названием «А книга всё равно лучше». Автор романа «Пролетая над гнездом кукушки» Кен Кизи невзлюбил фильм, как только узнал, что его создатели не стали использовать Вождя Бромдена в качестве рассказчика. Кизи наотрез отказался смотреть фильм, но один источник утверждает, что как-то вечером он всё-таки случайно наткнулся на него во время переключения телевизионных каналов. После того, как Кизи понял, что он смотрит, он быстро сменил канал. По словам писателя Чака Паланика (который сам благословил режиссера Дэвида Финчера на полное изменение сюжета киноадаптации его романа Бойцовский клуб ), Кизи однажды сказал ему в частной беседе, что материал его не так уж и волновал.

Автор: Майкл Арбайтер (Michael Arbeiter)

Источники:

http://www.litmir.me/br/?b=187139&p=1
http://lifestyle-journal.ru/cinema/proletaya-nad-gnezdom-kukushki.html
http://pikabu.ru/story/15_faktov_ob_yekranizatsii_proletaya_nad_gnezdom_kukushki_kotoryie_vyi_mogli_ne_znat_5863639