Искусство материнства: интервью с директором Музея русского импрессионизма Юлией Петровой. В Музее русского импрессионизма открылась выставки «Жены
Искусство материнства: интервью с директором Музея русского импрессионизма Юлией Петровой. В Музее русского импрессионизма открылась выставки «Жены
Музей русского импрессионизма продолжает знакомить посетителей с представителями художественного направления: 13 октября здесь открылась выставка, посвященная творчеству русского художника-импрессиониста Михаила Федоровича Шемякина – «Михаил Шемякин. Совсем другой художник». Мы поговорили с директором музея Юлией Петровой о месте русского импрессионизма в истории, о работе музея и планах на будущее.
Какое место в истории русского импрессионизма занимает творчество Михаила Шемякина?
Шемякин, если можно так выразиться, «тихий мастер». В скандальных акциях не участвовал, против власти не шел ни в художественном, ни в политическом плане – при любом режиме занимался живописью, преподавал. Для современников он был заметной фигурой, но по яркости темперамента и судьбы, конечно, многие его затмили.
«Натурщица», 1905 г., Михаил Шемякин
Каково, на Ваш взгляд, место русского импрессионизма в истории искусства в целом?
Думаю, не ошибусь, если скажу, что русский импрессионизм заслуживает большего внимания, чем имеет сейчас. Собственно, именно по этой причине Борис Минц (прим. The Wall – Бориц Минц, меценат, коллекционер) и задумался когда-то о создании нашего музея: авторы, которых мы показываем, слишком долго были в тени.
Расскажите о наиболее интересных и масштабных выставках музея.
К настоящему моменту в музее прошло пять временных выставок. Выставка Михаила Шемякина – шестая. Из предыдущих я с особенной теплотой вспоминаю экспозицию Елены Киселевой, художницы Серебряного века. Многие назвали этого автора нашим открытием, ведь до сих пор ее имя было известно только редким музейщикам и коллекционерам, хотя живопись у нее – воистину блестящая. Кстати, и по посещаемости эта выставка была самой успешной в нашей пока короткой истории.
Что стоит за подготовкой выставочного пространства? Насколько это длительный процесс?
Подготовка выставки может занимать от нескольких месяцев до нескольких лет. Прежде всего, в основе каждой хорошей выставки лежит большая научная работа. Недостаточно собрать в одном зале произведения того или иного художника, чтобы получилась выставка. Всегда необходимо глубокое исследование материала, как собственно живописного, так и сопроводительного, архивного. Именно в ходе этой работы открываются новые факты, предлагаются новые трактовки, а вслед за этим формируется концепция экспозиции. Помимо извечного вопроса «что хотел сказать художник?» всегда есть вопрос, что хочет выставкой сказать или показать куратор. Также над выставкой работают юристы, координаторы, которые обеспечивают логистику, экспозиционный архитектор, художники-осветители, авторы каталога и аудиогидов, дикторы и многие другие специалисты.
Что для Вас современный музей?
Я думаю, что современный музей должен, с одной стороны, унаследовать от «старой музейной школы» лучшее в плане научной, исследовательской работы, а с другой стороны, предложить новые подходы к экспонированию, новый язык для каталогов и экспликаций, новые форматы просветительской работы – так, чтобы приходить в музей было интересно и приятно как подкованному зрителю, так и человеку, который о выставке или конкретном художнике слышит впервые.
Как Вы думаете, чем вызван столь грандиозный интерес к изобразительному искусству сегодня?
У меня нет ощущения, что он грандиозен. Очереди на выставки великих были всегда – я хорошо помню их и десять, и пятнадцать лет назад, а старшие поколения легко вспомнят очереди советских лет. За рубежом запись на посещение музеев на несколько дней, а то и недель вперед – давняя практика. Но в целом, конечно, то, что у публики есть тяга к изобразительному искусству и возможность ходить на выставки – это следствие определенного качества жизни.
Поделитесь планами музея на будущее.
На 2018 год у нас запланирована яркая выставочная программа. Вначале покажем выставку «Жёны» — портреты жен русских мастеров от Репина до Пименова, здесь будут и Борис Григорьев, и Николай Фешин, и Игорь Грабарь, и Борис Кустодиев, и Михаил Нестеров – и всё выдающиеся работы, даже невозможно выделить лучшие. Летом обратимся к импрессионизму, но с неожиданной стороны: в фокусе окажутся импрессионистические фазы развития русских авангардистов. Возможно, не все знают, что буквально у каждого художника-авангардиста, будь то Михаил Ларионов, Казимир Малевич или другие, был пусть короткий, но очень важный импрессионистический период. Кузьма Петров-Водкин говорил: «На импрессионизме мы все ограмотились». Думаю, подобные вещи мало кто видел, хочется привлечь к ним внимание. И завершит год персональная выставка Давида Бурлюка, бунтаря первой трети XX века, художника чрезвычайно смелого. Надеюсь, что и выставка окажется смелой.
Автор: Дарья Зарубина
Фотографии предоставлены Музеем русского импрессионизма.
Искусство материнства: интервью с директором Музея русского импрессионизма Юлией Петровой
Давно сложилось мнение, что искусствовед никогда не найдет себе работу по специальности, а музейный работник – это женщина – синий чулок без личной жизни и особых амбиций, этакая серая мышка, витающая в облаках и влюбленная в мужчин, умерших несколько веков назад. Сегодня мы раз и навсегда развеем этот миф, познакомив вас с директором Музея русского импрессионизма и молодой мамой Юлией Петровой.
Следите за нами
в социальных сетях
Давайте начнем с самого начала: почему искусствоведение? Родители не отговаривали? Ведь все знают, что это прекрасное образование, которое крайне редко становится профессией.
Я увлеклась историей искусства в восьмом классе – довольно рано для выбора профессии. Родители не отговаривали, но сразу предупредили, что вряд ли смогут помочь с подготовкой к экзаменам или потом с поиском работы – они из другой сферы. Одна мамина подруга, помню, спрашивала, как я собираюсь кормить свою семью, но в юности у меня было твердое убеждение, что я могу пробить головой любую стену, а значит что-нибудь придумаю.
Где именно вы учились?
Я петербурженка и училась в Санкт-Петербургском университете на кафедре истории искусства. Поступать в аспирантуру поехала в Москву. Осталась. Училась, работала. Минувшим летом наконец защитила кандидатскую диссертацию.
Вашу встречу с Борисом Минцем можно считать судьбоносной и для вас, и для нашей современной культуры. Как вы познакомились?
Я работала в антикварной галерее, где господин Минц был одним из клиентов. Впоследствии, когда галерея закрыла одно из двух своих выставочных пространств и сократила часть штата, в том числе и меня, Борис Иосифович предложил мне остаться его консультантом.
Идея о создании частного музея была у Минца давно или вы некоторым образом причастны к ее появлению?
Идея полностью его, но я была одной из первых, кому он ее озвучил в конце 2011 года. Спросил поддержу ли. Начинание выглядело чрезвычайно смелым, но попробовать стоило. Я согласилась, конечно.
Какие из работ появились в коллекции Минца благодаря вам?
Мы обсуждаем каждую покупку, чаще я отговариваю от приобретения, чем настаиваю на нем. Но могу сказать, что по моей инициативе покупались в частности «Мокрые афиши» Юрия Пименова, «Заросший пруд» Николая Клодта, «Лес» Станислава Жуковского. Я обратила внимание коллекционера на художницу Валентину Диффинэ-Кристи и ряд других мастеров, пока не очень широко известных. Но это не столько моя заслуга, сколько моя работа.
Расскажите, пожалуйста, как строится работа с частными коллекциями, по какому принципу подбираются картины?
Для постоянной экспозиции музея мы подбираем импрессионистическую живопись. Поскольку понятие «русский импрессионизм» в истории искусства несколько размыто, то есть не существует фиксированного списка художников, которых следует безоговорочно причислять к импрессионистам, ориентируемся в первую очередь на стилистику каждой конкретной картины. Скажем, Борис Кустодиев, конечно, вошел в историю не как импрессионист. Но в нашем музее выставлена именно импрессионистическая его работа. Кстати, через увлечение импрессионизмом прошли практически все живописцы начала XX века, даже у наших знаменитых авангардистов – Малевича, Ларионова – есть импрессионистические полотна исключительной красоты.
У Бориса была коллекция с четкой направленностью? Именно русский импрессионизм, картины определенного периода или русская классика в его коллекции тоже присутствует?
Каждый коллекционер, начиная собирать, покупает вначале то, что нравится ему самому. О четких хронологических, тематических или стилистических рамках обыкновенно на первых порах никто не задумывается. Потом постепенно коллекция приобретает свое лицо, в этот момент становится ясно, что в ней есть те или иные лишние предметы и, наоборот, определенные лакуны, выбирается вектор дальнейшего развития. Когда господин Минц пригласил меня работать над проектом музея, мы быстро поняли, что выставлять будем только часть собрания. У него есть прекрасные экземпляры графики объединения «Мир искусства», есть и современные художники, например, Илья Кабаков или Валерий Кошляков – но для музея была выбрана тема именно русского импрессионизма, и ничто иное в музейную экспозицию не попало.
Что именно входит в обязанности директора музея?
Я объединяю функции администратора и главного куратора или, если хотите, художественного руководителя. Вторая составляющая для меня как искусствоведа гораздо увлекательнее, но и первая необходима. В работе руководителя есть свой интерес: там свои законы и закономерности, переплетаются экономика, психология, социология, менеджмент, маркетинг… Мне пришлось разбираться практически с нуля, и до сих пор я учусь.
Как примерно выглядит основной музейный состав? Кто в него входит и за что отвечает в команде?
Для того количества мероприятий и проектов, которые мы проводим, у нас небольшой коллектив – порядка 25 человек, включая финансово-юридический блок, IT, водителя, офис-менеджера. В российских музеях традиционно работают в основном женщины и мы не исключение. Коллектив молодой, и, хотя подчас где-то не хватает опыта, это здорово – активные, неуставшие, небезразличные, с горящими глазами и ежедневными новыми идеями, как сделать лучше.
Помимо искусствоведов, которые занимаются выставками и каталогами, есть сотрудники, отвечающие за проходящие в музее лекции, концерты, творческие встречи, занятия живописью для детей и взрослых. Есть PR-отдел, менеджер по маркетингу. Отдельный сотрудник занимается инклюзивными программами: в прошлом году, например, мы запустили в музее экскурсии на русском жестовом языке для глухих и слабослышащих, то есть тех людей, для кого жестовый язык родной. В этом году адаптируем музей для посетителей с нарушениями зрения – уже готовы тактильные макеты картин, фактуры, запахи и звуки, которые помогут незрячему человеку составить представление о картине. Для художественного музея это смелая задача, ведь живопись апеллирует именно к зрению.
Рождение ребенка и рождение музея примерно совпали. Как Вам удалось совместить эти 2 процесса? Вы уходили в декрет? Надолго?
Вообще не уходила. На последней рабочей встрече до родов была в 39 недель беременности – к счастью, беременность у меня протекала легко. После родов на первую встречу пошла, когда малышке не было еще трех недель. Но это был 2013 год, до открытия музея оставалось еще время, и расписание тогда, конечно, было не такое сумасшедшее как в 2015-2016 годах. Поэтому в основном я работала из дома.
Помню, в какой-то момент у меня был четкий график: пока муж на работе, у ребенка три дневных сна – один сон я тратила на хозяйство, второй, самый длинный – на работу, третий – на себя. Плюс, работала вечерами, когда муж возвращался домой. Параллельно понемногу занималась диссертацией, в основном по выходным. О таких вещах, как поспать днем самой или посмотреть сериал, я никогда не думала. Давайте назовем это «требовательность к себе».
Вы – работающая мама, ваша карьера/работа отнимает у вас практически все время. Угрызений совести по отношению к дочери не бывает?
Я не думаю, что ребенку нужно всё мое время без остатка. Даже, напротив, убеждена, что у мамы должно быть личное время и своя жизнь. Чем насыщеннее жизнь родителей, тем интереснее они для своего ребенка, тем больше могут ему дать в конечном итоге.
Конечно, Аленка очень радуется, когда мама и папа возвращаются с работы. Но и отпускает нас легко – у нее детский сад, друзья, свои дела.
У вас есть четкий график – время, когда вы только с семьей? Как вообще строится ваше расписание?
Последние полгода перед открытием музея было очень тяжело, и моей семье в том числе. Я работала буквально день и ночь: последние письма мы с коллегами писали друг другу в час ночи, а на следующий день первые приходили уже в семь утра. Мой муж тогда не верил, что график когда-то станет другим. Но все выровнялось, и сейчас, возвращаясь с работы, я даже не включаю компьютер.
Стараюсь строить свое расписание так, чтобы каждый день садиться на пол и играть с дочкой и в это время принадлежать только ей. Не работаю по выходным без крайней необходимости – это время для семьи. В выходные дома не сидим, заранее планируем что-то интересное, будь то поход в театр или поездка загород, каток или прыжки на батутах.
Для меня нет хуже выходного, чем погрязнуть в хозяйственных хлопотах. Если в какой-то месяц выпадает много командировок, и у мужа есть возможность, они с Аленой сопровождают меня в деловых поездках, и тогда я, как и дома, днем – директор музея, а вечером – мама.
А вы сами выросли в какой семье? Родители тоже много работали?
Я никогда не видела своего отца лежащим на диване, и это надолго стало критерием оценки и других, и себя. Сама себе не позволяю лежать, если хорошо себя чувствую. Мама у меня учитель алгебры и геометрии в школе – а значит вечерами проверки тетрадей, заполнение журналов, подготовка к урокам – и это казалось в порядке вещей.
Кто вам помогает с ребенком?
Муж и свекровь. Хотя мне кажется неверным говорить, что они мне помогают. «Помогают» – это когда один всё делает, а другие у него иногда на подхвате. Мы же просто живем все вместе и растим дочку вместе. Аленка с бабушкой и стихи учит, и рисует, и загадки отгадывает, и по хозяйству ей помогает – то они пирожки пекут, то цветы сажают. И я, конечно, могу быть абсолютно уверена, что если я в музее, а ребенок дома, то он вкусно накормлен, ухожен, обласкан родным человеком. Меня и саму бабушка растила, пока родители были на работе, так что о няне мы никогда не думали.
Знаю, что вскоре вы должны поехать отдыхать. Куда собираетесь? Вы из тех, кто предпочитает пляжный, спокойный отдых, или вам не сидится на одном месте?
Нам пляжный отдых противопоказан. И я, и муж активные, и от безделья начинаем только раздражаться. Муж меня поставил на горные лыжи, хотя я долго считала, что не смогу. Еще во время моей беременности научил меня нырять с маской – море в этот момент вообще обрело новый смысл, оказалось, что под водой столько удивительного! Теперь выбор морского отдыха всегда оборачивается дилеммой: нужен пляж, чтобы дочка могла купаться, но нужны и скалы, чтобы мы могли нырять.
Аленка уже катается на лыжах, любит ездить в лес, ночевать в палатке. Летом начала осваивать верховую езду. Думаю, скоро и маску с трубкой наденет, глядя на нас. Она вообще очень спортивная.
Алена знает, что ее мама – директор?
Знает, что мама работает в музее, а роли ей пока не очень понятны. Я сама на этом внимания не заостряю. Смешно, что в прошлом году меня «раскрыла» одна из мам в детском саду – говорит, увидела интервью с фотографией. Но вроде бы никому не выдала (смеется).
В Музее русского импрессионизма открылась выставка Юрия Анненкова
Девяносто лет, потому что после 1930 года, то есть вскоре после высылки Льва Троцкого из СССР, имя Юрия Павловича Анненкова (1889-1974), “сатириконца”, карикатуриста и художника массового театрализованного действа “Взятие Зимнего дворца” на Дворцовой площади в 1920 году, автора хрестоматийных иллюстраций к “Мойдодыру” Чуковского и поэме Блока “Двенадцать”, художника главной картины в советском павильоне на Венецианской биеннале в 1924 году и претендента на “Оскар” в 1954 году в номинации “Лучший дизайн костюмов” за работу во фильме Макса Офюльса “Мадам де…”, особенно не упоминалось в СССР. Его первая персональная выставка в новой России, к 125-летию художника, состоялась только в 2014 году в Литературном музее. А в прошлом году камерную экспозицию, посвященную Анненкову, сделал Дом русского зарубежья.
Почему первую выставку Юрия Павловича сделал именно Литературный музей (за что ему респект!), в общем, понятно. Из всего громадного наследия Анненкова, живописного, графического, театрального, кинематографического, более менее доступной на его Родине оставалась именно книжная графика. Нет, разумеется, в Третьяковской галерее и Русском музее есть его работы (в частности, знаменитый портрет театрального фотографа, художника Мирона Шерлинга, выполненный с парижским кубистическим шиком). Но они особенно не тиражировались. Другое дело “Мойдодыр”… И, кстати, Корней Иванович Чуковский, который был соседом дома родителей Анненкова в Куоккале, сделал многое, чтобы имя и рисунки Юрия Анненкова появились вновь в советской печати. Хотя бы уже в “вегетарианские времена”. И хотя бы к детским книжкам.
Кроме того, Анненков блистательно владел пером. И написанный им “Дневник моих встреч” дополняет жанр графических портретов литературными собратьями. Его “Повесть о пустяках” (1934), опубликованная на русском в Берлине под псевдонимом Б.Темирязев, была так хороша, что некоторые, как, например, Михаил Осоргин, грешили на Евгения Замятина, приписывая ему авторство. Но Замятин тут был ни при чем. В переводе на французский повесть Анненкова вышла под названием “Революция за дверью”. И этот заголовок дал имя нынешней выставке Юрия Анненкова в Музее русского импрессионизма.
От предыдущих она отличается масштабом и разнообразием представленного материала. Впервые в Москве можно увидеть не только ранние вещи (например, портрет отца художника Павла Семеновича Анненкова, дворянина, народовольца, потомка биографа и издателя Пушкина, а также внука декабриста Ивана Анненкова), но поздние парижские работы, включая абстракную живопись. Из Центра Жоржа Помпиду на выставку привезли три работы – колоритную бретонскую “Старуху”, “Вид на Пантеон из Люксембургского сада” и гуашь “Натюрморт с рыбами”. Все три написаны в в 1925 году, вскоре после приезда художника из Советской России во Францию. Вообще, французский период творчества Анненкова, который много дольше российского, выделен в отдельный раздел.
Таинственные пейзажи Булонского леса, ночной Венеции с черными окнами палаццо, смотрящими на Гран Канал, тот же Пантеон, вроде бы утопающий в зелени сада, здесь, кажется, ничем не напоминают Анненкова более раннего, советской жизни. Мистическая размытость городских видов, где природа и история, встречаясь с архитектурой, способствуют странным “провалам” во времени, заставляют вспомнить то ли декорации символистской драмы, то ли и вовсе пассеизм мирискусников.
Кажется, что этот французский Жорж Анненков не имеет ничего общего с тем озорным мастером, который в 1919 году для спектакля в Эрмитажном театре по антиалкогольной пьесе Льва Толстого “Первый винокур…”, нарисовал костюм старой ведьмы, спародировав пряную экзотику фокинской постановки “Шехерезады”. Костюм ведьмы с подбитым глазом явно передразнивает эротику балетного костюма Шахерезады. От ожерелья на шее до цветных орнаментов – а ля “татуировок” – на ногах, введенных в моду Львом Бакстом, – все отсылает к блокбастеру “Русских сезонов” Дягилева. Анненкову начала века явно ближе футуристы и кубисты, нежели символисты. Футуристическая книжка “1/4 девятого” (1918) – еще одно тому доказательство.
В целом, острота видения и рисунка, тяготеющего к шаржу, у Анненкова отчасти от его опыта карикатуриста, автора “Сатирикона”, отчасти – от работы в театре. Насколько игровая подвижная стихия театра близка художнику, можно почувствовать даже известном рисунке “За самоваром” (1914) из “Чукоккалы”. Репин, зажатый и засушенный со своими кисточками, как лист гербария, меж страниц солидного юбилейного тома, едва виден. Чуковский с блохой на носу, оглядывается на режиссера Николая Евреинова, который артистически жонглирует хрустальным бокалом. А сам автор рисунка осторожно выглядывает из-под стола.
Эта острая, почти гротесковая характерность сохраняется даже в знаменитых графических портретах, сделанных Анненковым в 1920-е годы. “Буревестник революции” Максим Горький нарисован с закрытыми глазами на фоне красного знамени, с одной стороны, и… изящной статуэтки Будды – с другой. Писатель был страстным коллекционером восточного искусства. В других случаях гротеск достигает трагического накала, как в портрете Алексея Ремизова. Мучительное сократовское напряжение мыслителя не могут “снизить” ни неотвязная муха на лбу, ни заплатка на жениной кофте с цветочек, в которую закутан писатель. Наоборот, неуместность, нелепость бытовых деталей лишь подчеркивают апокалиптическую повседневность революционных дней.
Впрочем, сам Анненков в какой-то момент оказался чуть ли не главным портретистом революции. Он не только написал парадный портрет председателя Реввоенсовета и создателя Красной Армии Льва Троцкого, который украсил советский павильон в Венеции 1924 года, не только создал портреты его соратников, он еще и иллюстрировал… Приказ Реввоенсовета № 279, изданный Троцким к пятилетнему юбилею Красной Армии. Собственно, это, наверное, первый в мире иллюстрированный военный приказ. К тому же, именно тогда, в 1923 году, день 23 февраля был объявлен “великим праздником всех трудящихся России”, а партийным органам предписывалось придать ему “характер широкого массового праздника”. В этом приказе Троцкий объяснял выбор этой даты для праздника – “23 февраля 1918 г., под напором врагов, рабочее и крестьянское правительство провозгласило необходимость создания вооруженной силы”. Приказ, подписанный шестью военачальниками Красной Армии, был издан невероятным тиражом в 5000 экземпляров.
Тогда, в 1923-м, никто бы не поверил, что в 2018 году единственный, чудом уцелевший экземпляр этого Приказа № 279 с сохранившимися подписями расстрелянных военачальников будет продан на аукционе за 1 750 000 (!) рублей. Да, почти за два миллиона. На выставке можно увидеть экземпляр этого Приказа из коллекции М.Сеславинского, но он – с зачеркнутыми подписями.
Надо ли говорить, что огромный живописный парадный портрет первого председателя РВС кисти Анненкова канул в лету? Следы его теряются в эпохе большого террора. Но вот скульптурный портрет Льва Давидовича, сделанный по работе Анненкова скульптором Игнатьевым (РАБИС) в 1924-м, выжил в Ташкенте. В 1960-х его предлагали для покупки государственным музеям в качестве бюста… Свердлова. Музейщики, видимо, узнавая оригинал, испуганно уклонялись от заманчивого предложения. Сегодня этот деревянный бюст прибыл на выставку из частной коллекции. Причем он сохранил обе подписи – оригинальную, 1924 года, на основании, и позднюю – сбоку на постаменте.
При всем богатстве и разнообразии материала, который группируется не только по странам, где работал художник (Россия, Франция), но и по жанрам (портреты, книжные иллюстрации, театральные работы), выставка очень крепко сделана (куратор Анастасия Винокурова). Она вся – об эпохе перемен, о той “революции за дверью”, что врывается в работы и жизнь художника. И – на экран. Тут можно увидеть кадры массового действа “Взятие Зимнего дворца”, поставленного в 1920-м году Н. Евреиновым, А.Кугелем, Н.Петровым прямо на Дворцовой площади. Анненков был художником и декоратором этого грандиозного спектакля, участниками которого стали шесть тысяч человек, в том числе красноармейцы, моряки, рабочие… С этого спектакля, как и с постановок Мейерхольда, начинается новая эпоха и театра, и общества, для которого “орнамент масс” важнее одинокого голоса человека. Юрий Анненков, как и Николай Евреинов оказался тем художником, который перешагнул из одной эпохи в другую и …обратно.
Источники:
http://thewallmagazine.ru/interview-juliya-petrova/
http://dochkimateri.com/sections/profiles/5586-iskusstvo-materinstva-intervyu-s-direktorom-muzeya-russkogo-impressionizma-yuliej-petrovoj
http://rg.ru/2020/02/13/reg-cfo/v-muzee-russkogo-impressionizma-otkrylas-vystavka-iuriia-annenkova.html
