Энн бронте – незнакомка из уайлдфелл-холла. Незнакомка из Уайлдфелл-Холла (Энн Бронте) О книге «Незнакомка из Уайлдфелл-Холла» Бронте Энн

Энн бронте – незнакомка из уайлдфелл-холла. Незнакомка из Уайлдфелл-Холла (Энн Бронте) О книге «Незнакомка из Уайлдфелл-Холла» Бронте Энн

• ЖАНРЫ
• АВТОРЫ
• КНИГИ 589 979
• СЕРИИ
• ПОЛЬЗОВАТЕЛИ 548 668

Незнакомка из Уайлдфелл-Холла

Дж. Холфорду, эсквайру.

Когда мы виделись в последний раз, я с величайшим интересом слушал твой рассказ о наиболее примечательных событиях твоей юности, о днях, предшествовавших нашему знакомству. Потом ты пожелал в свою очередь услышать мою повесть, но я в ту минуту не хотел предаваться воспоминаниям и уклонился под не слишком убедительным предлогом, будто ничего примечательного в моей молодости не произошло. Однако мои неуклюжие извинения ты не принял, и, хотя тотчас переменил разговор, заметить, как глубоко ты обижен, было нетрудно — на твое лицо словно легло темное облако, которое не рассеялось даже при нашем прощании, а возможно, омрачает и доселе. Ведь все твои письма с тех пор отличает меланхоличная и суховатая сдержанность, которая больно бы меня ранила, подтверди моя совесть, что я ее заслужил.

Не стыдно ли тебе, старина — в твоем-то возрасте, после стольких лет горячей дружбы, когда я уже дал тебе столько доказательств своей искренности, своего доверия и нисколько не принимал к сердцу твою молчаливость и некоторую замкнутость? А в них-то, видимо, и вся суть. По природе ты не склонен открывать душу другим, и с твоей точки зрения, разумеется, в тот достопамятный день ты во имя дружбы совершил истинный подвиг (уже, вероятно, поклявшись, больше никогда ничего подобного себе не позволять), а потому был вправе ожидать, что за столь великую милость я тотчас без малейших колебаний отплачу тебе такой же исповедью.

Впрочем, я взялся за перо не для того, чтобы упрекать тебя, оправдываться или просить прощения за прошлые обиды, но для того, чтобы искупить их, если ты позволишь.

За окном моросит докучливый дождь, семейство мое уехало в гости, а я сижу один в библиотеке, перебираю пожелтелые письма и некоторые другие старые бумаги, вспоминаю былые дни — и чувствую, что теперь совершенно готов развлечь тебя повествованием о давних переменах. Сняв поджарившиеся стопы свои с каминной решетки, я придвинул кресло к письменному столу и, докончив эти строки, обращенные к моему суровому старому другу, намерен кратко — нет-нет, не кратко, но с величайшей полнотой! — ознакомить его со всеми подробностями самого важного события в моей жизни (то есть до моего знакомства с Джеком Холфордом). А после этого обвиняй меня в неблагодарности и недружеской скрытности, если у тебя достанет духа!

Я знаю, ты любишь длинные истории и не менее моей покойной бабушки придирчив к точности самых пустячных обстоятельств и любых мелочей, а потому не жди пощады: я буду соизмерять размеры этой повести лишь с собственным терпением и досугом.

Среди упомянутых мною бумаг покоится старый выцветший мой дневник, который послужит тебе ручательством, что, воспроизводя давние происшествия, я полагаюсь не только на свою память, какой бы цепкой она ни была, и ничуть не намерен злоупотреблять твоим доверием к моей добросовестности. Итак, я сразу же приступаю к первой главе, ибо глав этих будет еще много.

Ты должен вернуться со мной к осенним дням 1827 года.

Мой отец, как тебе известно, был владельцем фермы в …шире и, хотя по рождению джентльмен, посвятил себя земледелию. Покорствуя его настойчивому желанию, я стал его преемником на этом поприще, хотя и не слишком охотно, ибо честолюбие призывало меня к более высоким свершениям, а самоуверенность нашептывала, что, не прислушиваясь к его голосу, я зарываю свой талант в землю и прячу свой светильник под спудом. Матушка тоже всячески убеждала меня, что я способен подняться очень высоко. Однако отец, свято веривший, что честолюбие — наиболее прямой путь к гибели, а перемены ни к чему хорошему не приводят, не желал ничего слушать о том, как я мог бы сделать более счастливым свой жребий или жребий других смертных. Все это вздор, говорил он и с последним вздохом заклинал меня следовать по доброму старому обычаю его путем, как он следовал путем своего отца, не ставить себе целей выше, чем честно прожить жизнь, не косясь ни вправо, ни влево, и оставить родовую землю моим детям по меньшей мере в том же цветущем состоянии, в каком он передает ее мне.

«Ну что же! — решил я. — Честный и трудолюбивый земледелец принадлежит к наиболее полезным членам общества, и я, употребив свои таланты на содержание моей фермы в образцовом порядке и общее улучшение способов ведения сельского хозяйства, тем самым принесу пользу не только моим чадам и домочадцам, но в какой-то степени и всему человечеству, а следовательно, не растрачу жизнь попусту!»

Примерно такими мыслями я утешался, возвращаясь домой с поля в очень пасмурный, холодный и сырой вечер на исходе октября. Однако теплые отблески огня, игравшие на стеклах окна нашей гостиной, ободрили и устыдили меня куда больше всех философских выводов и решений, к каким я понуждал себя. Не забудь, ведь я тогда был очень молод — и в свои двадцать пять лет еще далеко не обрел нынешнего моего умения владеть собой, пусть оно и теперь не так уж велико.

Однако, прежде чем вступить в приют блаженства, я должен был сменить облепленные глиной сапоги на чистые башмаки, сюртук из грубого сукна на более презентабельный, и вообще привести себя в благопристойный вид — матушка, несмотря на всю свою доброту, кое в чем была неумолимо строга.

Поднимаясь к себе в спальню, я столкнулся на лестнице с бойкой миловидной девятнадцатилетней девушкой, в меру пухленькой, круглолицей, с румяными щеками, пышными глянцевыми локонами и веселыми карими глазками. Мне незачем объяснять тебе, что то была моя сестрица Роза. Я знаю, что она и теперь, став почтенной матроной, сохраняет приятность облика, а в твоих глазах, полагаю, остается такой же прелестной, как в счастливые дни, когда ты впервые узрел ее. Но в ту минуту я пребывал в полном неведении, что несколько лет спустя она отдаст свою руку и сердце пока еще совершенно мне незнакомому человеку, хотя ему и суждено стать мне другом даже более близким, чем она сама и чем невоспитанный семнадцатилетний увалень, чуть не сбивший меня с ног, когда я спускался, и покаранный звонким подзатыльником, который, впрочем, не нанес ни малейшего ущерба его мыслительным способностям, ибо мозг его защищала не только особо толстая черепная кость, но еще и шапка коротких рыжих кудрей — впрочем, матушка предпочитала называть их золотисто-каштановыми.

Эта почтенная дама сидела в гостиной у камина в своем кресле и вязала — обычное ее занятие, когда она отдыхала от других хлопот. Ожидая нас, она собственноручно выгребла золу из камина и растопила его. Служанка как раз внесла поднос с чайником, а Роза достала сахарницу и чайницу из темного дубового шкафчика, который блестел в уютном свете камина, точно был сделан из полированного черного дерева.

— А, вот и они оба! — воскликнула матушка, оборачиваясь к нам, но ее гибкие пальцы и сверкающие спицы ни на миг не прервали свое движение. — Закройте-ка дверь и присаживайтесь к огню. Уж наверное вы голодны как волки. Но пока Роза заварит чай, расскажите мне, чем вы сегодня занимались. Я люблю знать про своих детей все.

— Ну, я объезжал серого жеребчика — он очень норовистый, отдавал распоряжения, как распахать стерню — у работника без меня недостало ума самому сообразить, что надо сделать, и намечал, где следует выкопать канавы, чтобы осушить заболоченный луг.

— Узнаю своего трудолюбивого сына! Фергес, а ты что поделывал?

И он во всех подробностях поведал о перипетиях этого благородного развлечения, воздав должное и барсуку и собакам. Матушка делала вид, будто слушает его с глубочайшим интересом, и смотрела на его оживленную физиономию с материнской гордостью, хотя, на мой взгляд, особых причин для гордости тут не было.

— Пора бы тебе взяться за ум, Фергес, — заметил я, едва он на секунду умолк, переводя дух.

Энн Бронте – Незнакомка из Уайлдфелл-Холла

Энн Бронте – Незнакомка из Уайлдфелл-Холла краткое содержание

Незнакомка из Уайлдфелл-Холла читать онлайн бесплатно

Незнакомка из Уайлдфелл-Холла

Дж. Холфорду, эсквайру.

Когда мы виделись в последний раз, я с величайшим интересом слушал твой рассказ о наиболее примечательных событиях твоей юности, о днях, предшествовавших нашему знакомству. Потом ты пожелал в свою очередь услышать мою повесть, но я в ту минуту не хотел предаваться воспоминаниям и уклонился под не слишком убедительным предлогом, будто ничего примечательного в моей молодости не произошло. Однако мои неуклюжие извинения ты не принял, и, хотя тотчас переменил разговор, заметить, как глубоко ты обижен, было нетрудно — на твое лицо словно легло темное облако, которое не рассеялось даже при нашем прощании, а возможно, омрачает и доселе. Ведь все твои письма с тех пор отличает меланхоличная и суховатая сдержанность, которая больно бы меня ранила, подтверди моя совесть, что я ее заслужил.

Не стыдно ли тебе, старина — в твоем-то возрасте, после стольких лет горячей дружбы, когда я уже дал тебе столько доказательств своей искренности, своего доверия и нисколько не принимал к сердцу твою молчаливость и некоторую замкнутость? А в них-то, видимо, и вся суть. По природе ты не склонен открывать душу другим, и с твоей точки зрения, разумеется, в тот достопамятный день ты во имя дружбы совершил истинный подвиг (уже, вероятно, поклявшись, больше никогда ничего подобного себе не позволять), а потому был вправе ожидать, что за столь великую милость я тотчас без малейших колебаний отплачу тебе такой же исповедью.

Впрочем, я взялся за перо не для того, чтобы упрекать тебя, оправдываться или просить прощения за прошлые обиды, но для того, чтобы искупить их, если ты позволишь.

За окном моросит докучливый дождь, семейство мое уехало в гости, а я сижу один в библиотеке, перебираю пожелтелые письма и некоторые другие старые бумаги, вспоминаю былые дни — и чувствую, что теперь совершенно готов развлечь тебя повествованием о давних временах. Сняв поджарившиеся стопы свои с каминной решетки, я придвинул кресло к письменному столу и, докончив эти строки, обращенные к моему суровому старому другу, намерен кратко — нет-нет, не кратко, но с величайшей полнотой! — ознакомить его со всеми подробностями самого важного события в моей жизни (то есть до моего знакомства с Джеком Холфордом). А после этого обвиняй меня в неблагодарности и недружеской скрытности, если у тебя достанет духа!

Я знаю, ты любишь длинные истории и не менее моей покойной бабушки придирчив к точности самых пустячных обстоятельств и любых мелочей, а потому не жди пощады: я буду соизмерять размеры этой повести лишь с собственным терпением и досугом.

Среди упомянутых мною бумаг покоится старый выцветший мой дневник, который послужит тебе ручательством, что, воспроизводя давние происшествия, я полагаюсь не только на свою память, какой бы цепкой она ни была, и ничуть не намерен злоупотреблять твоим доверием к моей добросовестности. Итак, я сразу же приступаю к первой главе, ибо глав этих будет еще много.

Ты должен вернуться со мной к осенним дням 1827 года.

Мой отец, как тебе известно, был владельцем фермы в …шире и, хотя по рождению джентльмен, посвятил себя земледелию. Покорствуя его настойчивому желанию, я стал его преемником на этом поприще, хотя и не слишком охотно, ибо честолюбие призывало меня к более высоким свершениям, а самоуверенность нашептывала, что, не прислушиваясь к его голосу, я зарываю свой талант в землю и прячу свой светильник под спудом. Матушка тоже всячески убеждала меня, что я способен подняться очень высоко. Однако отец, свято веривший, что честолюбие — наиболее прямой путь к гибели, а перемены ни к чему хорошему не приводят, не желал ничего слушать о том, как я мог бы сделать более счастливым свой жребий или жребий других смертных. Все это вздор, говорил он и с последним вздохом заклинал меня следовать по доброму старому обычаю его путем, как он следовал путем своего отца, не ставить себе целей выше, чем честно прожить жизнь, не косясь ни вправо, ни влево, и оставить родовую землю моим детям по меньшей мере в том же цветущем состоянии, в каком он передает ее мне.

«Ну что же! — решил я. — Честный и трудолюбивый земледелец принадлежит к наиболее полезным членам общества, и я, употребив свои таланты на содержание моей фермы в образцовом порядке и общее улучшение способов ведения сельского хозяйства, тем самым принесу пользу не только моим чадам и домочадцам, но в какой-то степени и всему человечеству, а следовательно, не растрачу жизнь попусту!»

Примерно такими мыслями я утешался, возвращаясь домой с поля в очень пасмурный, холодный и сырой вечер на исходе октября. Однако теплые отблески огня, игравшие на стеклах окна нашей гостиной, ободрили и устыдили меня куда больше всех философских выводов и решений, к каким я понуждал себя. Не забудь, ведь я тогда был очень молод — и в свои двадцать пять лет еще далеко не обрел нынешнего моего умения владеть собой, пусть оно и теперь не так уж велико.

Однако, прежде чем вступить в приют блаженства, я должен был сменить облепленные глиной сапоги на чистые башмаки, сюртук из грубого сукна на более презентабельный, и вообще привести себя в благопристойный вид — матушка, несмотря на всю свою доброту, кое в чем была неумолимо строга.

Поднимаясь к себе в спальню, я столкнулся на лестнице с бойкой миловидной девятнадцатилетней девушкой, в меру пухленькой, круглолицей, с румяными щеками, пышными глянцевыми локонами и веселыми карими глазками. Мне незачем объяснять тебе, что то была моя сестрица Роза. Я знаю, что она и теперь, став почтенной матроной, сохраняет приятность облика, а в твоих глазах, полагаю, остается такой же прелестной, как в счастливые дни, когда ты впервые узрел ее. Но в ту минуту я пребывал в полном неведении, что несколько лет спустя она отдаст свою руку и сердце пока еще совершенно мне незнакомому человеку, хотя ему и суждено стать мне другом даже более близким, чем она сама и чем невоспитанный семнадцатилетний увалень, чуть не сбивший меня с ног, когда я спускался, и покаранный звонким подзатыльником, который, впрочем, не нанес ни малейшего ущерба его мыслительным способностям, ибо мозг его защищала не только особо толстая черепная кость, но еще и шапка коротких рыжих кудрей — впрочем, матушка предпочитала называть их золотисто-каштановыми.

Эта почтенная дама сидела в гостиной у камина в своем кресле и вязала — обычное ее занятие, когда она отдыхала от других хлопот. Ожидая нас, она собственноручно выгребла золу из камина и растопила его. Служанка как раз внесла поднос с чайником, а Роза достала сахарницу и чайницу из темного дубового шкафчика, который блестел в уютном свете камина, точно был сделан из полированного черного дерева.

— А, вот и они оба! — воскликнула матушка, оборачиваясь к нам, но ее гибкие пальцы и сверкающие спицы ни на миг не прервали свое движение. — Закройте-ка дверь и присаживайтесь к огню. Уж наверное вы голодны как волки. Но пока Роза заварит чай, расскажите мне, чем вы сегодня занимались. Я люблю знать про своих детей все.

— Ну, я объезжал серого жеребчика — он очень норовистый, отдавал распоряжения, как распахать стерню — у работника без меня недостало ума самому сообразить, что надо сделать, и намечал, где следует выкопать канавы, чтобы осушить заболоченный луг.

— Узнаю своего трудолюбивого сына! Фергес, а ты что поделывал?

И он во всех подробностях поведал о перипетиях этого благородного развлечения, воздав должное и барсуку и собакам. Матушка делала вид, будто слушает его с глубочайшим интересом, и смотрела на его оживленную физиономию с материнской гордостью, хотя, на мой взгляд, особых причин для гордости тут не было.

— Пора бы тебе взяться за ум, Фергес, — заметил я, едва он на секунду умолк, переводя дух.

— А что ты прикажешь мне делать? — возразил он. — Маменька не позволяет мне стать моряком и в армию тоже не пускает. А ни на что другое я не согласен, и раз так, буду бить баклуши и допекать вас, пока вы на что угодно не согласитесь, лишь бы от меня избавиться.

Наша родительница нежно погладила крутые завитки его волос. Он заворчал на нее и надулся, но тут Роза в третий раз позвала нас к столу, и мы наконец ее услышали.

— Пейте чай, — заявила она, — а я тем временем расскажу, что сегодня делала я. Ходила в гости к Уилсонам, и, Гилберт, какая жалость, что ты не пошел со мной! Там ведь была Элиза Миллуорд.

— Да ничего. Я больше ни словечка про нее не скажу — вот тебе! Только она такая миленькая, такая веселая, когда в хорошем настроении, и, по-моему, она просто…

— Т-с, деточка! Твой брат ни о чем таком и не думает! — прошептала матушка, предостерегающе подняв палец.

Незнакомка из Уайлдфелл-Холла

Очень кратко

В своих письмах другу главный герой рассказывает о своей встрече с будущей женой, которая приезжает в его края с целью скрыться вместе с сыном от своего жестокого первого мужа.

Часть первая

В первой части эпистолярного романа, рассказанной виде писем главного героя, Гилберта Маркхема, своему другу Джеку Холфорду, рассказывается о прибытии в давно пустующий особняк Уайлдфелл-Холл загадочной женщины, облачённой в траур. Её появление вызывает нешуточный интерес у обитателей близлежащей деревни, они по очереди отправляются к ней в гости, но, к своему сожалению, незнакомка, представляющаяся миссис Грэхем, оказывает им весьма холодный приём. Им удаётся узнать лишь то, что она вдова, и компанию ей составляет служанка. Вскоре Гилберт встречает миссис Грэхем на воскресной службе. Он находит женщину красивой, но её манеру держаться — отталкивающей.

Спустя два дня, охотясь неподалёку от Уайлдфелл-Холла, Гилберт спасает мальчика лет пяти, который, увидев его пса и решив с ним познакомиться, попытался перелезть через ограду особняка, но зацепился за ветку дерева и повис на ней. На крики сына вскоре выбегает перепуганная миссис Грэхем, она холодно благодарит Гилберта и не скрывает своего недоверия к нему.

Спустя ещё пару дней миссис Грэхем приходит вместе с сыном на званый ужин к Маркхемам. Её взгляды на воспитание сына и нежелание давать ребёнку даже капли спиртного поражают гостей. Между миссис Грэхем и Гилбертом завязывается спор на тему воспитания детей, который ещё больше портит их отношения. Но маленький Артур, сын миссис Грэхем, который наоборот, проникается доверием к Гилберту, вынуждает их примириться.

Несмотря на то, что взгляды миссис Грэхем вызывают возмущение в деревне, поток визитёров к ней не прекращается. Придя однажды к ней домой вместе с сестрой Розой, Гилберт узнаёт о том, что миссис Грэхем зарабатывает на жизнь продажей картин. Только вот вид Уайлдфелл-Холла она подписывает выдуманным названием Фернли-Мэнора, да и инициалы на картине ставит не свои. От кого же она скрывается?

Со временем Гилберт понимает, что таинственная миссис Грэхем вызывает у него всё больший интерес. Он перестаёт ухаживать за Элизой Миллуорд, которая дотоле была ему мила, и переключает своё внимание на прекрасную обитательницу Уайлдфелл-Холла. В отместку Элиза вместе со своей подругой Джейн Уилсон начинает распространять скандальные слухи о миссис Грэхем. Ненависть Джейн тоже не беспочвенна — хозяин Уайлдфелл-Холла, мистер Лоуренс, к которому она неравнодушна, слишком много внимания уделяет миссис Грэхем.

Тем не менее, Хелен (имя миссис Грэхем Гилберт узнаёт только после продолжительного знакомства с ней) решительно отвергает все его ухаживания. Грязные сплетни о миссис Грэхем вскоре превращаются в травлю. Гилберт решительно отказывается верить любым слухам и, желая защитить её от наветов, признаётся Хелен в своих чувствах и предлагает выйти за него. Она отказывается, но обещает раскрыть ему тайну своего прошлого, если они встретятся на следующий день на вересковой пустоши. Тем не менее, Гилберт решает не оставлять её в подавленном состоянии — он возвращается к Уайлдфелл-Холлу, и тут, к своему несчастью, видит Хелен гуляющей по саду с мистером Лоренсом. В ходе разговора, часть которого он услышал, становится понятно, что они дороги друг другу. Гилберт решает, что грязные слухи оказались правдой, и они действительно любовники.

Спустя несколько дней, Гилберт встречает Лоренса во время поездки в соседний город и, обменявшись с ним колкостями, ударяет его хлыстом, от чего тот падает с лошади. От Хелен же он старается держаться подальше, даже попытки маленького Артура примирить их не приносят результата. Вскоре Гилберт замечает, что его поведение приносит Хелен страдания и всё же отправляется в Уайлдфелл-Холл. Выслушав причину его отчуждения миссис Грэхем даёт ему свой дневник, который должен, по её словам, дать Гилберту понять, что его выводы неверны.

Часть вторая

Следующая часть романа состоит из дневниковых записей, рассказанных от лица Хелен, и начинается с того, что она, юная восемнадцатилетняя девушка, возвращается из своей первой поездки в Лондон. Все её впечатления от поездки затмевает зарождающееся чувство к Артуру Хантингдону, красивому и обаятельному, но безнравственному молодому человеку. Несмотря на попытки тёти вразумить её, Хелен уверена, что сможет исправить Артура в лучшую сторону, если выйдет за него замуж.

Мистер Хантингдон разделяет чувства Хелен, но его ухаживания грубы и эгоистичны. Он без спроса берёт папку с рисунками Хелен, где, к своему удовольствию, находит нарисованный влюблённой девушкой его портрет, а когда та обижается на подобное поведение и начинает с ним холодно общаться, Артур начинает показательно флиртовать с Аннабеллой Уилмот, которая к нему неравнодушна. Несмотря на это, чувства Хелен к нему не угасают, и она отвечает на его предложение согласием.

После свадьбы Артур не меняется, он продолжает дразнить свою жену — на сей раз рассказами о своих похождениях с женщинами. Всё это приводит к ссоре, но молодые супруги вскоре мирятся и вместе уезжают в Лондон. Спустя некоторое время Артур вынуждает Хелен уехать домой одну, так как у него в городе есть важные дела, которые её только утомят. Возвращается он лишь спустя три с половиной месяца, и Хелен по его виду понимает, что занят был он в Лондоне не делами, а развлечениями.

Вскоре у Хелен рождается ребёнок, которого в честь отца называют тоже Артуром. Хантингдон-старший не разделяет любви жены к сыну, наоборот, внимание матери к ребёнку вызывает у него приступы ревности.

Поездки Артура в Лондон становятся ежегодными, Хелен он с собой туда не берёт. Примирить его с жизнью дома, с женой, могут лишь гости. В дневнике Хелен много внимания уделяет отдельным друзьям Артура — лорду Лоуборо, Ральфу Хаттерсли и Уолтеру Харгрейву. Все они играют важные роли в семейной жизни Хелен.

Чувства Артура к жене постепенно угасают, и это не может не заметить тайно влюблённый в Хелен Уолтер Харгрейв. Тем не менее, Хелен решительно отвергает все его ухаживания. Разбавить горечь семейной жизни ей помогают упорные надежды на лучшее и дружба с Милисент Харгрейв, несчастной женой Ральфа Хаттерсли, такого же гуляки, как и Артур.

Не проходит и трёх лет после свадьбы, как Хелен узнаёт, что Артур изменяет ей с Аннабеллой Уилмот, женой меланхоличного и терпеливого лорда Лоуборо, давнего друга Артура. В отличие от Хантингдона, ему удалось побороть в себе дурные пристрастия к алкоголю, опиуму и азартным играм. Увы, построить счастливую семейную жизнь, о которой он так мечтал, это ему не помогло.

Как только Хелен узнаёт об измене, она требует от Артура отпустить её с сыном жить отдельно, но Артур решительно отказывается, не желая портить свою репутацию. Жизнь Хелен становится ещё более невыносимой, когда она понимает, что её сын гораздо больше привязан к своему отцу, который потакает всем его капризам, чем к ней. Когда Хантингдон-старший начинает учить своего маленького сына пить и сквернословить, Хелен принимает решение бежать. Она планирует зарабатывать на жизнь рисованием и продажей картин, но Артур узнаёт о её планах и сжигает все её принадлежности для живописи.

Лорд Лоуборо узнаёт об измене жены только спустя два года и, несмотря на душевные муки, разводится с ней. От неё у него остаётся двое детей — родной сын и дочь, отцом которой, вероятнее всего, является Хантингдон. Тем не менее, лорд растит её как родную. Артур же в скором времени находит себе новую любовницу — мисс Майерс, которую нанимает гувернанткой своему маленькому сыну.

Положение Хелен кажется безнадёжным, но тут ей на помощь приходит её брат, Фредерик, готовый предоставить сестре убежище в Уайлдфелл-Холле, ныне пустующем особняке, в котором они родились и жили детьми.

Ранним осенним утром Хелен, вместе с сыном и верной служанкой Рейчел бежит из дома мужа и благополучно добирается до Уайлдфелл-Холла. В целях конспирации она решает пользоваться девичьей фамилией своей матери — Грэхем, вернуться же к своей — Лоренс, она не решается.

Часть третья

Повествование в третьей части романа, как и в первой, идёт от лица Гилберта, в письмах. Утром, закончив читать дневник, он отправляется в Уайлдфелл-Холл. При встрече Хелен просит Гилберта оставить её, потому что она, как ему известно, несвободна, и они не могут быть вместе.

Через два месяца после прощания с Гилбертом Хелен уезжает из Уайлдфелл-Холла обратно к мужу, и причина тому — его болезнь. Её попытки помочь оказываются тщетны — Артур сводит себя в могилу лишь тем, что наперекор указаниям врача продолжает употреблять спиртное.

Проходит год. Элиза Миллуорд, так и не простившая обиды, однажды радостно сообщает Гилберту, что его милая Хелен вот-вот выйдет замуж и не за кого-нибудь, а за многократно отвергнутого ею Уолтера Харгрейва. Гилберт немедленно отправляется на место предполагаемого венчания, но там узнаёт, что в реальности дела обстоят несколько иначе — Фредерик Лоренс женится на другой представительнице семейства Харгрейвов, Эстер.

Судьба сестры Эстер и подруги Хелен, Милисент, тоже складывается счастливо — не желая повторять судьбу своего друга Хантингдона, её муж решает прекратить пьянки и кутежи и посвятить себя семье, которая всегда ему была дорога. В своих письмах Гилберт упоминает и лорда Лоуборо, который всё же находит себе верную жену и хорошую мать его детям от Аннабеллы.

Поняв, что его чувства к Хелен за более, чем годовую разлуку не ослабли, Гилберт решает навестить её, но по дороге к поместью Хелен он узнаёт, что теперь её материальное положение много выше, чем его. Его мучают сомнения, согласится ли она выйти замуж за простого фермера, и он решает, что ему лучше вернуться назад.

Тем не менее, после случайной встречи на дороге, Хелен с нескрываемой радостью приглашает Гилберта к себе в поместье и даёт ему понять, что для неё разница в социальном положении ничто по сравнению с союзом искренне любящих родственных душ и сердец. Влюблённые вскоре женятся и живут, по заверениям самого Гилберта, очень счастливо.

Источники:

http://www.litmir.me/br/?b=118024&p=1
http://nice-books.ru/books/proza/klassicheskaja-proza/138320-enn-bronte-neznakomka-iz-uaildfell-holla.html
http://briefly.ru/enn_bronte/neznakomka_iz_uayldfell_kholla/