Интересные факты из жизни освальда шпенглера. Шпенглер о россии и российской культуре
Освальд Шпенглер
Освальд Шпенглер как идеолог консервативной революции
Освальд Арнольд Готтфрид Шпенглер (1880-1936) – выдающийся немецкий философ, представитель «философии жизни», культуролог, один из создателей цивилизационного подхода, который был также политическим философом и ведущим идеологом движения консервативной революции в Германии. Шпенглер перешел на консервативно-революционные позиции после 1918 г., однако его политические сочинения являются актуальными парафразами его главного труда «Закат Европы» (1918). Наиболее значительными политическими трудами Шпенглера, оказавшими влияние на становление идей консервативной революции, являются, прежде всего, «Пруссачество и социализм» (1919), с которого, как заметил сам автор, «берет свое начало национальное движение», «Новое здание немецкой империи» (1924) и «Годы решений» (1933). Имеет место попытка считать Шпенглера идеологом нацистского государства, что несправедливо. Шпенглер не только отказался сотрудничать с режимом, но и публично критиковал его, за что его книги запрещались.
В своей философии культуры он подверг резкой критике европоцентристский взгляд на историю как универсальный линейный прогресс. Вместо него он предложил плюральную и циклическую модель, согласно которой самостоятельные локальные культуры, жизненный период которых представляет собой цикл, подобный живым организмам. Не существует никакой единой мировой культуры и универсальной истории, но есть различные культуры, со своей историей и судьбой. Каждая культура самобытна и уникальна, обладает своей системой ценностей и знаний. Шпенглер пишет: «У «человечества» нет… никакой идеи, никакого плана (…) Вместо безрадостной картины линеарной всемирной истории… я вижу настоящий спектакль множества мощных культур, с первозданной силой расцветающих из лона материнского ландшафта, к которому каждая из них строго привязана всем ходом своего существования, чеканящих на своем материале – человечестве – собственную форму и имеющих каждая собственную идею, собственные страсти, собственную жизнь, волнения, чувствования, собственную смерть».[1]
Речь идет о восьми культурах, из которых на исторической арене находится лишь западная (фаустовская), приближающаяся к своей смерти. Также он прогнозировал появление грядущей культуры – русско-сибирской. Будучи сторонником органицистского подхода, Шпенглер рассматривал культуру как живой организм, имеющий душу (аполлоновскую, фаустовскую, или магическую), жизнь которого длится 1200-1500 лет и включает следующие этапы: детство, юность, возмужание, расцвет, старость и умирание. Последней стадией жизни культуры является ее вырождение в цивилизацию.
Признаками прихода цивилизации являются победа механического над органическим, искусственного над естественным, внешнего над внутренним, города над деревней, интеллекта над душой, космополитизма над патриотизмом, науки над религией. В политической сфере цивилизация означает переход от сословного порядка к массовому индивидуалистическому обществу, к либерализму, парламентской демократии и партийной системе. Все это характерно для умирающего Запада.
Западной цивилизации Шпенглер противопоставлял «пруссаческий дух», который лежит в основе немецкой культуры. Политическое творчество Шпенглера стало реакцией на сложившуюся ситуацию после Первой мировой войны. Веймарская республика с буржуазной демократией («внутренняя Англия») для него была предательством традиций немецкой государственности.
Что касается феномена государства, то для Шпенглера оно является естественной формой существования народа, так же как семья является формой существования рода. Если семья – историческое поле женщины, то государство – поприще мужчины. «Мать с ребенком, прижатым к груди, является величайшим символом космической жизни. … Мужчина с оружием в руках – это другой великий символ воли к длительности…».[2] Государство должно сохранять свою «форму», что может быть обеспечено наличием сильного дворянского сословия, единственного из сословий, которое может заботиться о целом, а не о своих частных интересах. Для сохранения себя дворянство должно получать необходимую муштровку посредством войн. Вообще, сущностью государства является война, его история – это история войн. Война – естественное занятие народов, лишь слабые народы не способны воевать. Для обоснования ценности государства не нужно определять всякие идеалистические задачи, типа свободы и общей пользы. Главным для существования государства является внутренний авторитет, который должен поддерживаться верой в его могущество.
Вся политическая философия Шпенглера основана на критике либерализма и демократии. Последние являются элементами стадии цивилизации. Суть либерализма заключается в индивидуализме (все сами по себе) и отчуждении государства от общества (государство само по себе). Либерализм утверждается следующим образом. По мере разложения культуры и становления цивилизации формируют две силы – одна, консервативная, стремится сохранить традиции, другая, либеральная, представленная буржуазией, стремится разрушить эти традиции. Исток либерализма Шпенглер видит в стремлении к свободе, что является признаком разложения органического общества.
Когда цивилизация установлена, основой политики становится демократия и парламентаризм. Сам либерализм является порождением фаустовской культуры, особенно, английской политической истории (демократия же, есть порождение французской истории) и абсолютно чужды Германии («либо бессмыслица, либо измена»). Либерализм в принципе пагубен для всех народов (в Англии же, привыкли к его яду, т.к. не воспринимают его всерьез). Партийная система приходит на смену власти фракций – «групп, в которых играют роль родственные связи домов, честь, верность, союзы, обладающие почти мистической задушевностью».[3] Партия является врагом органического сословного строя, поскольку опирается на эгалитаризм, поэтому все партии в принципе являются либеральными.
Либерализм для Шпенглера неотрывен и от крайних левых движений. Он начинается якобинством, а заканчивается большевизмом с его мировой революцией, т.к. либеральное уничтожение культуры и традиций неизбежно приведут к «восстанию масс». Парламентаризм и демократия есть лишь анархическая промежуточная стадия («легализованная анархия»), т.к. присущая им плутократия (демократия лишь фасад, за которым стоят интересы узких капиталистических групп) в конечном итоге приводит к их уничтожению, после чего приходит диктатура, цезаризм, опирающийся на грубую физическую силу. Здесь партии вытесняются свитой Цезаря.
Цезаризм может быть различным. Предпосылкой подлинного цезаризма («цезаризм будущего») является недовольство традиционной элиты хаосом демократии. Такой цезаризм будет представлять собой синтез социализма и традиционных докапиталистических ценностей. Другой цезаризм имеет склонность к массовости и популизму, «социальному» тщеславию, он заражен демократизмом и партийностью. Именно за подобные черты Шпенглер критиковал нацистский режим. Нацистскую идеологию он считал упрощением и профанацией важных идей (в частности, он высмеивал расизм и антисемитизм), а Гитлера считал недостойным лидером, плебейской фигурой, неспособной править Германией. Такой цезаризм является лишь переходной стадией на пути к цезаризму будущего, который «опирается на небольшое сильное меньшинство», который «не будет переубеждать, а победит с помощью оружия», и который «борется только за власть, за империю и против любой партии».[4]
Капитализм и социализм
Шпенглер предложил свою интерпретацию капитализма и социализма. Социализм (точнее, «прусский социализм») им ассоциируется с Германией, а капитализм – с Англией. Корнем этих феноменов является специфическое понимание принципа собственности. Собственность как власть (представление, характерное для военной знати) приводит к завоеваниям, политике и праву, а собственность как добыча (представление, характерное для купеческой знати) – к экономике, торговле и деньгам. Шпенглер возводит «прусский стиль» к рыцарству, а английский стиль к викингам. Для первого характерны почтение к рангу, восприятие жизни как службы, самовыражение в своем труде, подчинение личного общему, вплоть до самопожертвования. Для второго свойственны: стремление к индивидуальной свободе, успеху, богатству, конкуренция во имя своих личных интересов.
В отличие от старых консерваторов, Шпенглер не призывал к восстановлению порядка прошлых времен, но предлагал преобразование немецкого государства в соответствии с современными условиями ради могущества Германии. При этом он старался избегать крайностей консерватизма ушедшего с исторической арены дворянства и радикализма низших слоев. Новое социалистическое государство не может основываться на старой изжившей себя аристократии, необходимо создать новую «фракцию», новое правящее меньшинство – новую элиту на основе аристократических идеалов: «…лучшая часть немецкого рабочего класса объединяется с лучшими носителями старопрусского государственного инстинкта в обоюдной решимости основать строго социалистическое государство… они спаяны единым чувством долга, сознанием великой задачи, волей к повиновению, чтобы повелевать, готовностью умереть, чтобы победить… чтобы утвердить то, что мы есть».[5]
Существенным отличием революционного консерватизма Шпенглера от традиционного консерватизма является отсутствие опоры на религию, в чем проявилось его ницшеанство (в соответствии с которым «Бог умер»). Государство должно быть основано на чистой «воле к власти» и не нуждается в божественной легитимации. Вообще, согласно Шпенглеру, политики будущего будут стремиться лишь к власти, не останавливаясь перед религиозными и моральными запретами и экономическими издержками.
Сутью нового государства должен стать «истинный социализм», или «прусский социализм». В его основе лежит «прусский инстинкт», который заключается в принципе – власть принадлежит суверенному целому, а отдельная личность ему служит, занимая свое место. Этот социализм является нелиберальным, антидемократическим, автократическим, он есть «система воли к власти», имеющая империалистическую цель. Социалистическое прусское государство – это «чиновничье государство», где нет частных лиц, т.к. каждый как член единого организма служит целому. Промышленность и вся экономика должны быть подчинены государству.
Прусский социализм Шпенглер отличал от «этического социализма», который является выражением нигилизма, будучи основан на социальной критике и реформаторстве. Формами такого социализма были стоицизм и буддизм. Европейский этический социализм возник в середине XIX в. и особенно разрабатывался марбургской школой неокантианства, которые полагали его основателем И. Канта. Социальная критика была направлена против традиций, монархии, аристократии и религии.
Шпенглер также выделяет рабочий социализм, который, как и рыночный капитализм, является развитием мыслящего деньгами «типа торговца», характерного для Англии. Даже марксизм он считал, в сущности, английской теорией, т.к. его модель двух классов выведена из жизни торгашей: «Здесь существуют только «буржуа» и «пролетарий», субъект и объект предприятия, грабитель и ограбленный, совершенно в духе викингов».[6] Шпенглер призывает освободить немецкий социализм от Маркса и противопоставляет классику социализма прусского короля Фридриха Вильгельма I: «Фридрих-Вильгельм I, а не Маркс был первым сознательным социалистом».
[1] Шпенглер О. Закат Европы. Т. 2. – М., 1998. С. 151.
[2] Шпенглер О. Закат Европы. Т. 2. – М., 1998. С. 379.
[4] Шпенглер О. Годы решений // Шпенглер О. Политические произведения. – М., 2009. С. 188, 189.
Спорт
Дело врача
Пять любопытных фактов из истории Кубка Шпенглера
Борец с туберкулезом, создавший турнир, отдушина для «Спартака» и СКА, эра кахаэловского владычества, неуклюжий капитан минского «Динамо» и легенды швейцарского хоккея в названиях групп — пять самых интересных фактов из истории Кубка Шпенглера.
26 декабря в швейцарском Давосе стартует старейший клубный хоккейный турнир Европы, участие в котором на этот раз примет московский ЦСКА. Кубок Шпенглера имеет столь давнюю историю, что описать ее в одном материале почти невозможно. Даже в сравнении с более чем столетним Кубком Стэнли «давосский старец» не кажется юным и неопытным, чего не скажешь о других евротурнирах.
Расписание Кубка Шпенглера 2014 (время — мск)
26 декабря
18.00 «Женева-Серветт» — «Рочестер»
23.15 Сборная Канады — «Витковице»
27 декабря
18.00 ЦСКА — проигравший первого матча
23.15 «Давос» — проигравший второго матча
28 декабря
18.00 Победитель первого матча — ЦСКА
23.15 Победитель второго матча — «Давос»
29 декабря
18.00 Четвертьфинал 1
23.15 Четвертьфинал 2
30 декабря
18.00 Полуфинал 1
23.15 Полуфинал 2
31 декабря
15.00 Финал
К тому же «Шпенглер Кап» состоит из обрядов и традиций. Он неизменно проходит в швейцарском Давосе, всегда — в промежуток между Рождеством и Новым годом. Традиционно в нем принимают участие хозяин соревнований — ХК «Давос», усиленный лучшими игроками чемпионата Швейцарии, и сборная Канады, составленная из канадских игроков, выступающих в европейских клубах.
Остальных участников приглашают организаторы, причем, как правило, без каких-либо логических привязок. В последние годы турнир проходит в обновленном формате с шестью командами, разбитыми на две группы: соответственно, «Торриани» и «Каттини».
«Газета.Ru» представляет пять самых занимательных фактов из истории Кубка Шпенглера.
Название турниру дал, разумеется, не философ и автор «Заката Европы» Освальд Шпенглер, а его менее известный однофамилец — медик Карл Шпенглер, получивший признание на ниве борьбы с туберкулезом.
Врач, не понаслышке знавший об ужасах Первой мировой, проникся симпатией к только что пришедшей из-за океана игре и решил с ее помощью примирить недавно воевавшие страны. В 1923 году на площадке в Давосе сошлись спортсмены из Англии, Франции, Швейцарии и, конечно, Германии, исключенной из ИИХФ и лишившейся возможности выступать на официальных турнирах, а первым обладателем трофея стала команда Оксфордского университета.
Любимый турнир «Спартака» и СКА
Список победителей Кубка Шпенглера очень обширен. Здесь есть как давно забытые клубы вроде парижского АСББ, миланского «Диаволи Россонери» или немецкого «Берлинер Шлитшуклуба», так и ныне здравствующие «Спарта», «Дукла», «Цюрих» и «Ферьестад».
Самой титулованной командой на этом турнире по понятным причинам является «Давос», принимавший участие во всех розыгрышах и выигравший 15 раз при несчетном количестве вторых мест (в 60–70-х у него была серия из 11 серебряных медалей подряд).
Чуть реже главный трофей поднимала сборная Канады, тоже давно ставшая традиционным участником «Шпенглер Кап». Семь побед на счету команды «ЛТЦ Прага» (нынешняя «Славия»).
Подробнее:
Сергей Федоров и еще шесть знаменитых возвращений хоккеистов на лед
Среди российских клубов чаще всего трофей доставался «Спартаку» (5 раз) и питерскому СКА (4), причем последний брал его и в советский, и в кахаэловский период своего существования.
В разное время кубок выигрывали московские «Локомотив», «Крылья Советов», «Динамо» и ЦСКА, а также магнитогорский «Металлург».
Давос под пятой КХЛ
С начала 90-х, когда свой единственный трофей завоевали столичные армейцы, российские команды полтора десятка не подходили к «светильнику» (именно с ним, как правило, сравнивают Кубок Шпенглера) даже близко. Лишь в 2005 году неприятную тенденцию удалось нарушить «Магнитке», а с образованием КХЛ коллективы новой лиги стали постоянными участниками решающих матчей турнира.
Пять раз подряд команды из нашей лиги попадали в финал и трижды подряд побеждали. Причем сложилась любопытная тенденция: в заключительной встрече российские клубы всегда играли со сборной Канады, а кахаэловским «иностранцам» (минскому и рижскому «Динамо») противостоял «Давос».
Лишь в прошлом сезоне из общей череды неожиданно выбился «Салават Юлаев», проваливший групповой раунд и вылетевший в четвертьфинале.
Пожалуй, самым неординарным выступлением в истории «Шпенглер Кап» стоит признать триумф минского «Динамо» в 2009 году. Команда под руководством Александра Андриевского уступила в первом матче хозяевам из «Давоса», но впоследствии одержала четыре победы кряду, в том числе и в финале — над все тем же швейцарским коллективом.
Однако увезти «светильник» домой минчане не сумели. Уже в раздевалке, празднуя удачное окончание турнира, капитан команды — финский форвард Вилле Пелтонен «размочил» хрустальный трофей пивом из банки, а тот выскочил у него из рук и разбился.
Подробнее:
Стал известен окончательный состав участников Кубка Шпенглера 2013
К счастью, командам-победителям вручают не оригинал, а копии приза, и позже организаторы изготовили еще один вариант, который все же нашел своих героев.
С 2010 года Кубок Шпенглера проводится в новом формате. Если раньше пять коллективов в едином групповом турнире разыгрывали две путевки в финал, то теперь в предварительном раунде шесть команд разбиты на две группы, соответственно, «Каттини» и «Торриани».
За три года эти названия стали привычными даже в России, но мало кто знает, что группы названы в честь великих швейцарских хоккеистов 30–40-х годов — Биби Торриани и братьев Ханса и Фердинанда Каттини.
Их звено в свое время было одним из лучших в Европе и получило красивое прозвище Шторм Ни — от окончания фамилий («ни») и за невероятную стремительность в атаке. Троица дважды брала титул чемпионов Европы, в 1935 и 1939 годах, еще два раза они становились вице-чемпионами.
Однако самым главным успехом как Каттини с Торриани, так и всей сборной Швейцарии тех лет была олимпийская бронза-48, добытая на родной земле — в Санкт-Морице. «Крестоносцы» тогда устроили маленькую революцию, обыграв очень сильные команды США, Швеции и Великобритании и взойдя на пьедестал с 12 очками.
Другие новости, материалы и статистику можно посмотреть на странице КХЛ.
Шпенглер о культуре России
В третьей главе Шпенглер наконец-то переходит от «аналитической» к «прогностической» части работы. Но читатель, ожидающий футурологических построений или пророчеств в духе Нострадамуса, будет разочарован. В этой части работы автор обсуждает, главным образом, судьбы двух культур: арабской и русской. Правда, он вкладывает в эти понятия непривычный нам смысл. Так, арабскую культуру он выводит из персидской, вавилонской и восточно-христианской, пока она не находит свое завершение в исламе. Новые культуры, возникающие в обжитом ареале, не могут избавиться от культуры предшествующих цивилизаций и растворяются в них. Здесь явное противоречие с предыдущими рассуждениями, да и с нашими знаниями.
Китай, Индия, страны и народы Латинской Америки, Африки и Юго-Восточной Азии его не интересуют, так как, по его концепции, они уже прошли стадию цивилизации и влачат феллахское существование.
Рассматривая судьбу России и российской культуры, Шпенглер сначала проводит более или менее убедительные параллели с историей Западной Европы, но потом доказывает, что после реформ Петра I Россия потеряла свою магическую душу. «У Москвы никогда не было собственной души. Общество было западным по духу, а простой народ нес душу края в себе. Между двумя этими мирами не существовало никакого понимания, никакой связи, никакого прощения» [С. 199]. Для подтверждения этого тезиса он сравнивает мировоззрение и творчество Достоевского и Толстого. «Достоевский был крестьянин, а Толстой — человек из общества мировой столицы. Один никогда не мог внутренне освободиться от земли, а другой, несмотря на все свои отчаянные попытки, так этой земли и не нашел… Толстой — это Русь прошлая, а Достоевский — будущая. Толстой связан с Западом всем своим нутром. Он — великий выразитель петровского духа, несмотря даже на то, что он его отрицает».
Шпенглер видит прямую связь реформ Петра I, творчества Толстого и эксцессов большевистской революции. «Большевики не есть народ, ни даже его часть. Они низший слой «общества», чуждый, западный, как и оно, однако им не признанный и потому полный низменной ненависти. То, что придало этой революции ее размах, была не ненависть интеллигенции. То был народ, который без ненависти, лишь из стремления исцелиться от болезни, уничтожил западный мир руками его же подонков, а затем отправит следом и их самих — тою же дорогой. Христианство Толстого было недоразумением. Он говорил о Христе, а имел в виду Маркса. Христианство Достоевского принадлежит будущему тысячелетию» [С. 201]. Во-первых, это фактически не верно. Достоевский был в гораздо большей степени городским человеком и писателем, чем Толстой. Во-вторых, оба были скорее консерваторами и принадлежали к образованным сословиям. Наконец, художественная литература позволяет познакомиться с народом, но недостаточна для всеобъемлющих выводов.
Что роднит, по Шпенглеру, арабскую и русскую (в его понимании) культуры,- так это магическая душа, своеобразная разновидность благочестия,- безвольная покорность, исключающая всякую субъектность личности. Для такого рода тоталитаризма необходимо единство государства, церкви и общества. «Государство, церковь и нация образуют духовное единство, а именно становящуюся зримой в живущем ныне человечестве часть правоверного consensus’a» [С. 252].
Рассматривая большевистскую революцию в России как очистительный этап, который должен покончить с русским западничеством и русской интеллигенцией, а после свержения большевизма позволит приступить к воссозданию собственной культуры, он пишет: «Бросив взгляд в любую книгу по истории религии, мы узнаем, что «христианство» пережило две эпохи великого идейного движения: в 0 — 500 гг. на Востоке и в 1000 — 1500 гг. — на Западе. Третья, им «одновременная», наступит в первой половине следующего тысячелетия в русском мире» [С. 252].
Но коммунистический режим был свергнут не народом в его идейном искании, но городской интеллигенцией, партийной номенклатурой и разночинцами, стремившимися в упадочную Европу, а не в допетровскую Русь. Также сомнительно, судя по тенденции, что в русском мире назревает духовное возрождение. Более того, попытки его как-то стимулировать напоминают скорее пародию на формирование коммунистической идеологии и создание исторической общности «советский народ». Но поживем — увидим.
Религией Шпенглер называет духовное переживание, которое мобилизует человека и заставляет его действовать нерационально, принимать различные формы аскезы и даже идти на мученичество.
Знание русской литературы и, особенно, истории раскольничьих сект в их противостоянии государству и официальной церкви привели Шпенглера к выводу о противоположности западной фаустовской и русской магической души. «Человек Запада смотрит вверх, русский смотрит вдаль, на горизонт. Так что порыв того и другого в глубину следует различать в том отношении, что у первого это есть страсть порыва во все стороны в бесконечном пространстве, а у второго — самоотчуждение, пока «оно» в человеке не сливается с безграничной равниной» [С. 307]. Такая степень влияния ландшафта на культуру, религию и человеческое поведение представляется экстремистской.
Различия в мировосприятии Шпенглер переводит в область науки и технологии. «Нет сомнения в том, что наука здесь (на Западе — В. К.) с самого начала была не прислугой теологии, но служительницей технической воли к власти и лишь поэтому имела математическое и экспериментальное направление, являясь, по сути, практической механикой» [С. 313]. И далее: «Необходимо вполне свыкнуться с тем поразительным фактом, что идея тут же находить практическое применение всякому уяснению естественных взаимосвязей человеку как таковому нисколько не присуща за исключением человека фаустовского и тех, кто, как японцы, евреи и русские, пребывают сегодня под духовным очарованием фаустовской цивилизации» [там же].
Конфликт между культурой образованных горожан и народной приводит, по его мнению, к возникновению второй религиозности, т.е. возврату к «истокам», включая древние верования, которые меняют догматы официальной церкви. Это протест против рационализма и материализма и истоки нового фанатизма. «Однако то, что исходит от второй религиозности, — это не религиозное времяпровождение образованных и перекормленных литературой кругов и вообще даже не дух, но совершенно неприметная и возникающая сама собой наивная вера масс в некое мифическое устройство действительности, вера, для которой все доказательства начинают представляться игрой в слова, чем-то скудным и тоскливым, и в то же самое время — наивная потребность сердца покорно ответить мифу каким-то культом» [С. 324]. В этом он был, несомненно, прав, поскольку богоискательство, суеверия и конспирология распространяются в современной России (да и не только) как лесной пожар.
Таким образом, по Шпенглеру, в зрелой цивилизации должны возникать все новые культы. Более того, зрелые цивилизации распространяются на новые территории, что создает почву для конфликта межу коренными и пришлыми культурами. Пришлые устанавливают свои порядки, но это не институциональный, а культурный конфликт. «Современный европеец повсюду смотрит на чужие судьбы сквозь призму понятий «конституция», «парламент», «демократия», хотя применение таких представлений к другим культурам смехотворно и бессмысленно» [С. 334]. И далее: «В страшном сне не привидится, сколько всего уничтожила западноевропейская культура в областях, относящихся к сфере ее влияния, посредством реформ, проведенных в ее собственном стиле; и столь же разрушительно действует еврейство там, где за дело берется оно. Ощущение неизбежности этого взаимного недопонимания ведет к чудовищной, проникающей глубоко в кровь ненависти, укорененной в таких символических чертах, как раса, образ жизни, профессия, язык, и внутренне снедает, губит обе стороны, доводя дело до кровавых вспышек» [С. 335]. В качестве примеров крайней степени зверства Шпенглер указывает на восстание сипаев в Индии, боксерское восстание в Китае и большевистское неистовство евреев, латышей и других чуждых народов в России. Но дело не в столкновении культур и культов, а в мифологии вокруг них и ее использовании в политических целях.
P.S. Ссылки идут на второй том работы О. Шпенглера «Закат Европы. Очерки морфологии мировой истории».
(Пока оценок нет)
Источники:
http://pikabu.ru/tag/%CE%F1%E2%E0%EB%FC%E4%20%D8%EF%E5%ED%E3%EB%E5%F0/best
http://m.gazeta.ru/sport/2013/12/26/a_5820437.shtml
http://popecon.ru/otrivki/774-shpengler-o-kulture-rossii.html
